Оценить:
 Рейтинг: 0

Все правители Москвы. 1917–2017

Год написания книги
2016
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 11 >>
На страницу:
5 из 11
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

В обстановке чувствовалось напряжение. Какую линию будут вести представители цензовых? Понимают ли они, что надо развивать самоуправление, укреплять единство общества для защиты революции? Кишкин, предвидя такой поворот разговора, советуется с друзьями. Заручившись их поддержкой, он выступает на заседании и произносит горячую, полную пафоса речь.

«Он говорил, что до сих пор был убежденным конституционалистом – в стране монархии. Эта монархия, по его глубокому убеждению, исчерпана до самого дна, она изжила себя, она не свергнута силой, она пала от внутренней гнилости всего аппарата. Это определяет нашу позицию – позицию людей, принимающих республику не потому, что в этой форме заключены все блага, а потому, что российская монархия оказалась неспособной к развитию, к демократической эволюции. И потому – «я отныне республиканец, буду отстаивать эту форму в моей партии и буду честно служить новой здоровой демократической республике», – писала потом Е.Д. Кускова. – Речь была принята с исключительным энтузиазмом. Кишкин весь дрожал от напряжения и волнения. Его окружили, жали ему руки. Лозунгом республики он спаял собрание».

Выборы прошли гладко, дружно, с большим подъемом. Решили избрать два органа: законодательный и исполнительный. Председателем первого был избран кооператор С.Н. Прокопович. Его кандидатуру предложили и поддержали рабочие кооперативы и профессиональные союзы. Председателем второго, комиссаром города Москвы был единогласно избран Н.М. Кишкин. Он и занял место правителя Москвы в Белом доме – бывшей резиденции генерал-губернатора.

До чрезвычайности быстро создал он гибкий административный аппарат: «Ник. Мих. был прекрасным техническим администратором. Его слушались, он умел «навести дисциплину», и вся его импозантная, красивая фигура внушала «уважение к власти». Москва перешла к своим повседневным очередным делам – без хулиганства и без анархии», – вспоминала Е.Д. Кускова.

В Городской думе на Вознесенской площади был избран Исполнительный комитет новой организации из 15 человек. Вскоре при исполкоме стали действовать несколько крупных комиссий (по надзору за промышленными предприятиями, по железнодорожному узлу и пр.). Одновременно в Думе организовался и Совет рабочих депутатов. «Таким образом, Городская дума стала цитаделью Московской революции», – не без гордости говорил Николай Михайлович.

После избрания Председателем Исполкома КОО Н.М. Кишкин стал, в сущности, главой правительства Москвы. Но, отнюдь не «комиссаром города Москвы», как утверждает Е.Д. Кускова. Причем, руководителем он был в силу обстоятельств не признанным официально. Дело в том, что в ночь на 2 марта согласно телеграфному предложению председателя Государственной думы М.В. Родзянко московский городской голова М.В. Челноков принял на себя обязанности Комиссара по Москве и московского Главноуполномоченного по продовольствию. Однако, после образования Временного правительства, роли высших руководителей в Москве определились иначе. Кишкин был 6 марта утвержден Временным правительством в качестве его комиссара «для Москвы», ему была предоставлена вся полнота власти в ней. Таким образом, он фактически унаследовал функции градоначальника. М.В. Челноков стал по-прежнему считаться городским головой, коим оставался до конца марта 1917 года.

Ветер свободы, весна революции!

С 1 марта заработало бюро помощи освобожденным из Бутырок и Таганки политическим заключенным. Они прибывали на Воскресенскую площадь в арестантских куртках и шапках со своими тощими узелками. Когда их число перевалило за триста, их стали размещать по лазаретам, общежитиям и частным квартирам, снабжая одеждой, деньгами и продовольствием. Но все это было только началом невиданной круговерти, в центре которой оказался Н.М. Кишкин. В работу, беспримерную по накалу страстей и партийных борений, Кишкин бросился со всем пылом. Пока не осознавая, наверное, сколько же на возглавляемый им Исполком КОО свалилось тяжелых забот, он обращался 2 марта 1917 года к москвичам, поставив во главу угла один вопрос. Но зато самый актуальный, самый взрывоопасный:

«Граждане!

Свободной России рухнувший старый строй оставил в наследие развал во всем, а прежде всего, в продовольственном деле.

Необходимы дружные организованные усилия всего населения – только все вместе мы можем сладить с этой бедой.

Граждане! Вы знаете, что война требует ограничения.

Завоевание свободы требует также готовности к лишениям общим, совместным.

Хлеба и провианта только тогда хватит на всех, когда мы все организованно и разумно будем ограничивать свои потребности.

Комитетом приняты все меры к обеспечению доставления продовольствия.

Мы должны воззвать, все же, ко всем гражданам Москвы с призывом терпеливо относиться ко всем лишениям настоящего тяжелого времени.

Карточная система на хлеб должна быть сохранена.

Прежние карточки старой власти сохраняют свою силу».

Николай Михайлович мужественно принял груз прошлого на свои плечи. С несколькими помощниками он срочно разрабатывает основные «продуктовые» темы. Первый результат – 26 пунктов приказа председателя Исполкома КОО Н.М. Кишкина «О распределении и продаже населению хлеба и муки». В заключительных строках явно непопулярные цифры: суточный паек москвича – 1 фунт хлеба или 3/4 фунта муки (в октябре 1917 года будет вдвое меньше). Аршинными буквами в московских газетах пропечатаны подписанные Кишкиным таксы на пшеничную и ржаную муку, на мясо и хлеб. Этот прейскурант необходим всем, поскольку недобросовестные торговцы уже начали поднимать цены.

Упорно продолжается собирание влиятельных общественных сил, выделяющихся численностью, прочностью связей с населением. Желающие быть «при деле», идут в КОО валом. Но принимают далеко не всех. Отложен прием Московского медицинского общества, Московского комитета глухонемых, Общества духовных певцов, ряда промышленных Обществ, Союза кустарных артелей, Московского славянского комитета – всего на май 1917 года – 171 абитуриента.

Кишкин считает Исполком КОО «революционной организацией, которая из хаоса переходит в организационную форму». Поэтому он стремится быстрее наладить взаимодействие новоиспеченного московского правительства с центральной властью в северной столице. Помогает визит министра юстиции А.Ф. Керенского. 7 марта тот сидит рядом с Н.М. Кишкиным на чрезвычайном собрании Московской городской думы. Пафосная речь министра нравится Кишкину и аудитории. Тот приехал «поклониться Москве и в ее лице всему русскому народу» и заявить, что «все силы и жизнь нашу мы отдадим на то, чтобы власть, временно врученную нам народом, бережно донести и вручить единому полновластному верховному органу народной власти – Учредительному собранию. Просим поддержки и помощи!».

Переговоры с Керенским обнадеживают. Петроград готов помочь. Но чем и когда – неясно…

Тем временем заботы захлестывают новое московское правительство. Его чрезвычайно волнует с первых дней революции проблема, как не допустить какого-нибудь случайного кровопролития. Однако Кишкин сразу заявляет, что от вчерашней полиции помощи ждать не надо: «Старый полицейский аппарат никак не может быть оставлен и должен быть моментально распущен».

Переход к милиции очень занимает Кишкина. Город разбивается на 48 «милиционерных участков». На начальника милиции А.М. Никитина возлагается строгое обеспечение порядка, задержание пьяных, грабителей, поджигателей, погромщиков. Для сохранения мирного уклада жизни нужен новый гражданский правопорядок. Московская власть в лице Кишкина обращается к жителям с просьбой выбирать своих представителей – помощников участковых милицейских комиссаров. Требуется новое территориальное деление. Но на первых порах ничего лучшего не придумывают, как поделить город на районы, состоящие из территорий одного или двух бывших полицейских участков.

Комитет московских общественных организаций в первые месяцы революции собирался в среднем раз в три дня. Общие собрания, кипевшие так часто новыми вопросами и радикальными предложениями, «заряжали» Кишкина невиданной энергией. В центре революционного столкновения он стремится отыскать ту дорогу, на которой его новый статус будет достойным пропуском в будущее и на которой его никто не упрекнет в том, что он человек вчерашнего дня. Левые социалисты пока ведут себя осмотрительно, они склонны сотрудничать с новым правительством, далеки от демагогической критики всех и вся, призывов грабить награбленное, антивоенной оголтелости, не требуют категорически «замирения с германцем». Тем не менее, под боком у КОО завелся шустрый проказник – Совет рабочих депутатов, уже заявляющий о претензиях на власть, а для разминки, захвативший ряд просторных помещений в генерал-губернаторском доме на Тверской улице. Кишкин со своими помощниками вынужден довольствоваться флигелем в Большом Чернышевском переулке (сейчас Вознесенский – переименованная улица Станкевича), где раньше ютилась какая-то канцелярия. Но, тем не менее, он, как борец за общественный прогресс и свободу народа старается быть на высоте задач новой эпохи, прислушивается ко всем, кто хочет перестраивать старый мир. В числе важных решений КОО – заявления о недопустимости оставления монархической власти в России до Учредительного собрания, о равенстве перед законом всех граждан без различия национальности и вероисповедания. Как глава исполнительной власти, Кишкин подписывает ежедневно немало документов. Основные – в виде приказов, а также обращений к населению – печатаются в газетах.

Относительно мирное течение революции побуждает Кишкина обратить свое руководящее внимание и на культуру. 13 марта он приказывает всем правительственным учреждениям Москвы, имеющим старинные портреты лиц, принадлежащих к дому Романовых, направить их в Исторический музей, «где они будут обследованы с точки зрения художественной ценности». Впрочем, это отнюдь не максималистское пожелание. Кишкин попутно обращает внимание владельцев, что «некоторые из произведений искусства могут представлять значительный художественный интерес и поэтому с ними надо обращаться бережно». Любопытно, что свою лепту туда вносит и М.В. Челноков, ведущий переговоры с собственниками владений, подлежащих отчуждению для постройки «Дворца Революции», затраты на сооружение которого высчитаны в объеме 55 миллионов рублей. Еще одна ипостась российской истории в это время проявляется подлинно революционным способом. Заработала комиссия по разбору архивов «политических дел». В ее распоряжении – уцелевшие папки и картотеки вчерашних органов охранки и сыска. Началось установление по ним тех, кто при старом строе занимался осведомительной деятельностью и провокаторством (то есть, стукачей и агентов). Работают добровольцы, в числе которых писатель-арбатец Михаил Осоргин, историк Василий Сторожев и другие. Президент Исторического музея князь Николай Щербатов предоставил возможность спешно собирать в читальном зале музея архивные дела.

Корчась в родовых муках революции, мечась по митингам и очередям, Россия пыталась сорганизоваться, узнать самое себя. Повсюду стремились освоить новый общественный опыт, фразеологию, избежать анархии и потери управления. Какими путями идти?

Москва с ее революционным многоцветьем и эйфорией была теперь не таким городом, как раньше. Очевидно, свои новые трудности были и у ее соседей. Н.М. Кишкин предлагает собрать в Москве экстренное совещание представителей губерний Центральной России. На него прибывают десятки авторитетных деятелей.

Под председательством Кишкина совещание открылось в комиссариате градоначальства 28 марта 1917 года. Приветствие Николая Михайловича прозвучало приподнято. Он сказал, что рад многочисленным гостям свободной Москвы – свободным гражданам, которым предстоит устраивать новую русскую жизнь. «Мы не ошиблись, полагая, что Москва является тем центром, к которому тяготеют все ближние губернии», – говорил Кишкин.

Подробно рассказав об организации власти в Москве, Кишкин подчеркивал: «Все наше управление здесь исходит от Исполнительного комитета и меня, как председателя Исполкома и комиссара Временного правительства». Кишкин отнюдь не хвастался, не выпячивал самолюбиво свою роль. Ему искренне хотелось облегчить жизнь тем, кто в хаосе перемен хотел понять, как решать злободневные задачи, в какой форме и каким потенциалом. Вот таким был комиссар Москвы в марте 1917 года! Кишкин втолковывает коллегам из провинции важные вещи: как налаживать правильные взаимоотношения с правительством, как торопиться с милицией. Он считает актуальным провести демократические выборы в городские и земские управления.

Своих немногочисленных сотрудников Кишкин наставляет: „новый орган исполнительной власти целиком отвечает за обширное городское хозяйство, продовольственное дело, поддержание порядка в городе, смену старых должностных лиц». Ничего удивительного. Надеяться не на кого! Хотя, вскоре Московский совет рабочих депутатов и накачает политические бицепсы, взяться за земные муниципальные заботы его активисты не захотят. Куда как проще заявлять, что они не возражают против того, чтобы всей прорвой дел по жизнеобеспечению Москвы занимался Кишкин с его исполкомом КОО. А учиться-то надо было. Впрочем, и работать тоже. Иначе не погрязла бы Москва потом в диком скопище нечистот и мусора.

Отменив прежний строй, негоже было пользоваться его законами. И Кишкин стремится побыстрее заменить в Москве прежние правовые установления.

Идущие косяком первые начальственные бумаги, подписанные Кишкиным и рядом новых должностных лиц, вызвали некоторое волнение в Москве, а, может быть, и непонимание. Кишкин прибегает к самому честному способу убеждения – он опять напрямую обращается к москвичам.

«Не надо забывать, граждане, что новая власть существует всего 2 недели, что в первые дни она должна была исключительно заниматься неотложными задачами возможно полной ликвидации старого строя и его слуг, – писал Н.М. Кишкин. – Теперь эта задача до некоторой степени выполнена, но стоит еще более сложная и более важная задача создания новых учреждений, отвечающих интересам и запросам всего народа на месте прежних разрушенных чиновнических органов власти. На осуществление этой задачи требуется время. Нельзя в полмесяца создать заново то, что в обычное время строится веками и десятками лет.

Граждане! Вы произвели величайшую в мире революцию. Это Вы, весь русский народ, низложили английского монарха Европы и открыли России широкую дорогу к лучшему светлому будущему. Это Ваша заслуга, что Россия стала в ряду самых цивилизованных стран мира. И все это Вы совершили, проявив изумительную дисциплину, благородство и выдержку.

Призываю Вас и в дальнейшем к САМООБЛАДАНИЮ! Временно, на короткое время, ограничив свои потребности, дайте Правительству возможность создать условия лучшего существования для Вас и помогите ему в организации новых учреждений.

Комиссар по г. Москве Н. Кишкин».

Разногласия и претензии не позволяли обрести нормальную власть в городе. Современники пишут о «муке власти без власти». Уговаривать и убеждать было месяц от месяца сложнее. С некоторыми людьми общий язык найти было чрезвычайно трудно. Кишкин откровенно говорил друзьям, что, когда ему надо сговариваться с Советом рабочих депутатов, он предпочитает говорить с убежденным большевиком Смидовичем, чем с «кооператором» Л.М. Хинчуком, бегающие глаза которого действовали ему на нервы. И это говорил специалист по нервным болезням!..

Двоевластие, постоянные трения с Советом рабочих депутатов усиливали анархические тенденции в разных сферах жизни города. Угрожающе росла дороговизна. Хлебная монополия, установленная Временным правительством, не давала результатов. Перебои в снабжении становились системой. Кишкин стремился твердо стоять на защите государственных интересов, удерживать хотя бы некоторые точки опоры, которые позволили бы противостоять стихии с тем, чтобы стал возможен здоровый созидательный процесс. Кишкин явно демонстрировал суровость, предписывая владельцам булочных и пекарен выпекать хлеб из всей отпускаемой им муки, не придерживая ее и не перепродавая. Он, было попытался упорядочить продажу обуви, но это вызвало протесты. Поскольку число митингов и собраний росло, Н.М. Кишкин подписывает правила отвода помещений для этих целей. Вроде бы и ничего особенного в этом документе нет. Но ведь он был первый в новой России! Для желающих жаловаться письменно Кишкин в специальном документе указывал адреса: прокуратуры, судебных следователей, мировых судей, а также участковых комиссаров.

Одной из ключевых проблем с первых послефевральских дней стало бесперебойное пополнение городского бюджета. Кишкин напоминает: пока ни один из налогов не отменен, и москвичам их надо неукоснительно платить. Призывы Кишкина спешно нести в Казначейство налоги, сборы и недоимки скоро стали привычной частью московских будней.

В середине марта Кишкин выехал в Петроград, где был принят председателем правительства Г.Е. Львовым, а также тремя его заместителями («товарищами» по официальной терминологии) Урусовым, Леонтьевым и Щепкиным. Он сделал подробный доклад о положении в Москве, о взаимоотношениях между Исполкомом КОО и Советом рабочих депутатов. На решение высшего руководства Кишкин вынес проект переустройства системы благотворительных учреждений, созданных в Москве великой княгиней Елизаветой Федоровной. Эти учреждения были разделены в проекте на две группы. Первую, занимающуюся помощью увечным воинам, было предложено присоединить к Земскому и Городскому союзам. Вторая – перекраивалась для оказания более эффективной помощи солдатским семьям и должна была работать «в контакте с городским самоуправлением». Во время визита Кишкина в северную столицу велись консультации о подготовке к выборам в Учредительное собрание. Московский гость сделал удивительно неожиданное предложение: а не открыть ли Учредительное собрание в Первопрестольной столице? То-то будет праздник…

Как русский человек, Николай Михайлович хорошо знал, как склонны его соотечественники отмечать праздники обильными и не очень возлияниями. Умерить традиционные аппетиты земляков в пору наступившей вольницы, было особенно актуально. Любители добывать спиртное всякими неправедными путями особенно старались в это время развернуть самостоятельное изготовление «всякого рода опьяняющих напитков и жидкостей», как элегантно именует Н.М. Кишкин набор веселящего зелья в своем новом специальном приказе. Регламентировать торговлю спиртным он старался цивилизованным образом, и потому, этот документ получился весьма подробным. Спирт, водочные изделия, коньяк, виноградное вино, портер могли приобретаться с разрешения Врачебного управления. Выдача спирта в аптеках ограничивалась 200 граммами, коньяка, рома и французской водки – до 1/4 бутылки. Что касается такой экзотики, как денатурат, политура и спиртовой лак, то отпуск их был возможен только по официальному разрешению. Кишкин лично взялся за перестройку Врачебного управления и разработал для него «Временные правила», в которых антиалкогольная тема была прописана с большим знанием дела. Сам Н.М. Кишкин, между прочим, алкоголь практически не употреблял.

Объединив все продовольственные органы, Москва с первых дней революции стала жестко контролировать все провиантское дело. Но положение неуклонно усложнялось. Подвоз продовольствия шел со скрипом. И Николай Михайлович вынужден обрушивать на головы сограждан неприятные известия. Впервые в Москве начинают продавать по карточкам куличи. Невеселая картина вырисовывается из приказа Кишкина о торговле на Страстной и Пасхальной неделе – кругом одни ограничения…

Градус недовольства разными торговцами, новыми чиновниками, стражами порядка поднимался в обществе. Кишкин учреждает комиссию «по расследованию незакономерных действий должностных и начальственных лиц г. Москвы». Вряд ли кому из них понравился призыв городского комиссара сообщать о злоупотреблениях любых мошенников в следственную комиссию (анонимность гарантировалась).

Отовсюду поступали жалобы на произвольное повышение владельцами квартирной платы. Кишкин пытается облегчить участь арендаторов и умножает число врагов в собственной среде, ведь его знакомые – это почти сплошь, домовладельцы.

Не за горами были выборы в Учредительное собрание и в Московскую городскую думу. Все больше времени уделяет им Кишкин, активно участвующий в важных совещаниях в кадетском клубе в Брюсовом переулке (дом 19), дающий советы по содержанию плакатов и листовок, выступающий перед лекторами, разъезжающими по России. Он верит, что народное волеизъявление все расставит по местам и справедливая власть, опирающаяся на закон, восторжествует. В самой Москве предвыборная атмосфера, тем не менее, весьма непроста. Любое недовольство властью на руку тем партиям и группам, которые и не думают работать на благотворные перемены. Бывает, что к вечеру разваливается то, о чем твердо договорились утром. То, что пользовалось авторитетом вчера, нынче утрачивает привлекательность навсегда.

Вынужденный без продыха барахтаться в местном болоте двоевластия, Кишкин отчетливо понимает, как такая вязкая и высасывающая все силы обстановка затрудняет действия центральной власти. 24 апреля на заседании КОО он говорил, что «существующее двоевластие совершенно выбивает из седла Временное правительство», поскольку оно власти не имеет, а «быть во Временном правительстве и питаться миражем власти никакого смысла нет».

Оказывается, во время его встреч в Петрограде с властьпредержащими, он напрямую ставил вопрос от имени Москвы: не считает ли Временное правительство возможным преобразоваться в коллективное (т. е. коалиционное) правительство? Что отвечали на это его визави – неизвестно, но такое правительство – первая коалиция с социалистами – появится в начале мая, а в третье коалиционное правительство в сентябре войдет и сам Николай Михайлович…

Ветры анархии вплетаются в революционную московскую весну. Тревожность обстановки чувствуется по сообщениям об убийствах и кражах, об арестах преступников, об облаве на Хитровом рынке, где изъято «громадное количество разного оружия и солдатского платья».

В связи с обострением продовольственного и квартирного кризиса Кишкин в специальном объявлении советует иногородним воздержаться от переселения в Москву, поскольку здесь приезжие граждане умножат число тех, кому не достается хлебного пайка.
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 11 >>
На страницу:
5 из 11