Морские досуги №5

Нет, что-то есть.

Но почему так мокро?

Да это же дождь!

А что это передо мной? На столе? И стол какой-то другой. Металлический и обшарпанный. И сижу я чёрт-те на чём. Но сперва…сперва… Чёрт с ним, с дождём!

Я навожу резкость. С трудом, но навожу.

Чёрт!

Вот почему мне так плохо.

Это бутылка, и даже не одна.

Одна коньячная, из-под дешёвого коньяка, а вторая из-под водки.

И в обеих даже что-то есть. Немного, но есть.

Так!..

Нужно вспомнить. Нужно обязательно вспомнить.

Я хватаю коньячную бутылку за горлышко и одним глотком вытягиваю жидкость… фу-у-у, какая гадость… чуть не стошнило… прилично же здесь ещё осталось…а-а, чччёрттт, обожгло как! И горло, и язык! Сейчас, сейчас, провалится…нет, нет! хочет назад…не пущу!есть!есть! провалилось!

Но какая же всё-таки гадость!

Помню, как мы шутили с ним: «И как же эту гадость коммунисты-то пьють!»

Нет, пока не могу вспомнить.

Зато стало понятно, где я.

Нет.

Не на кладбище.

Дождь, слава Богу, наконец-то прекратился.

Или я его не чувствую.

Весь мокрый, чёрт.

Я сижу на скамейке в парке.

А передо мной столик. Поставленный ещё в незапамятные времена. Времена, когда скамейки в парках не были загажены и изломаны, а люди присаживались за столики для того, чтобы просто тихо и хороню посидеть. Просто так. Чтобы было удобно и хороню.

Чтобы тихо звенела гитара, и шипело вино в простых стеклянных стаканах (а не в мерзких пластиковых, таких, как тот, что валяется сейчас под стол ом)… Когда парки украшали балюстрадами, колоннадами и статуями. Девушки с веслом. Или пионера с трубой. Наивными, порой некрасивыми, но удивительно милыми.

И никто не отбивал им головы и не расписывал похабщиной.

А если это вдруг (вдруг) когда-нибудь и случалось, всё быстро восстанавливали.

И быстро появлялась милиция.

Не та, что сейчас, с дубинками, автоматами, собаками и бронежилетами.

А другая, строгая, даже суровая, но справедливая и отходчивая.

Порой даже без (даже без!) оружия и дубинок, но(!) даже в количестве одного(!!!) человека.

И, главное, такую милицию слушались.

Практически все.

И боялись (вот чудаки были люди – как можно бояться одного безоружного, даже без дубинки и наручников, пожилого и пузатого милиционера? Может, из-за усов?)

Но, нужно признаться, боялись и уважали не только за страх.

А ещё и за совесть.

Наверное, потому, что у людей в то время было гораздо больше совести, чем сейчас.

Я ещё помню то время. Я его застал. Не очень долго, но застал.

Чудесное, надо сказать, было время!

Хотя и не во всём. Даже далеко не во всём.

А теперь от этого времени почти не осталось ни статуй, ни балюстрад, ни колоннад, ни беседок… А если где и остались, то, как правило, изломанные и расписанные похабщиной. Есть много других, новых, и даже не менее, а более красивые (иногда), чем те, но… но… что-то не то! Чёрт его знает, почему!

Да вот ещё этот столик.

А!

Теперь кое-что прояснилось.

Мы с ним любили посидеть за этим столиком, иногда с друзьями, иногда с гитарой, иногда полчаса, иногда всю ночь. Недалеко находится его дом, а столик располагается глубоко в зарослях, и о нём мало кто знал, даже не все аборигены и милиция, и мы сидели. Лилось в стаканы вино, иногда марочное, а иногда дешёвое, но дьявольски вкусное и хорошее, а иногда и водка (водка, блин!), звенела гитара, горел на столе огарок свечки, и…и…чёрт, как же было хорошо!

А теперь остался лишь один этот столик.

Ещё один глоток коньячной бурды. Фу, какая гадость! Но уже полегче.

Так… ладно.

Но как же я сюда пришёл? Нет, ну, конечно же понятно, ногами.

И даже понятно, зачем.