Человек. Образ и сущность 2017. Гуманитарные аспекты. № 3–4 (30–31): Угроза апокалипсиса и идея сверхчеловека

Keywords: Russia; identity; Neo-Eurasianism; spirituality; the image of the West; philosophy of history.

Received: 10.03.2017

Accepted: 27.04.2017

В период после краха советской системы в России отмечается спонтанный интерес к истории. Людей все больше занимают вопросы их генеалогии, истории конкретного региона. Эту тенденцию можно обозначить как стремление «назад к истокам». Если во времена М. Горбачёва интерес к истории сводился в основном к преступлениям сталинизма, то после 1991 г. все большее число публикаций посвящаются проблемам национальной идентичности россиян, национальным традициям, существовавшим до 1917 г. История России охватывает несколько периодов, отличающихся друг от друга. Какой же из них в большей степени подходит как парадигма национальной идентичности? Как показывали результаты социологического опроса, проведенного в 1990-е годы, в качестве наиболее влиятельного государственного деятеля 44% россиян назвали Петра Великого. Основатель советского государства В.И. Ленин получил 15%, продолжатель его учения И. Сталин – 6% [Bagger, 2007, p. 109–125].

Некоторые участники дискуссии, посвященной вопросу о национальной идентичности России, не согласны с тем, что в эпоху Петра Великого страна «встала с колен». Они считают, что осуществляемые в этот период европеизация России и секуляризация культурной жизни подорвали подлинные национальные традиции. Согласно этой позиции, российская идентичность берет начало в восточнославянском культурном сообществе, возникшем в Киевской Руси с принятием христианства в 988 г. Иными словами, согласно этой точке зрения, в основе национальной идентичности России лежит православие. Одним из характерных представителей подобной позиции выступал лауреат Нобелевской премии по литературе А. Солженицын. Он подверг резкой критике Соглашение о распаде Советского Союза, выступал против идеологии украинских националистов, которые отождествляют Киевскую Русь с первым украинским государством. Противники подобной идеологии вправе указать на то обстоятельство, что трудно рассматривать историю Киевской Руси в отрыве от истории Великого Новгорода.

Представители православной традиции широко обращаются к наследию славянофилов 1840-х годов, «панславистов» 1860-х годов и религиозных русских философов последующих десятилетий. Обращаясь к прошлому, они стремятся вновь раскрыть оригинальность русского сознания, опирающегося на православие. Все это указывает на особый характер и особую миссию России в мировой истории. Иными словами, сторонники православной традиции находятся в поиске «русской идеи». В период после краха советской системы целью национальной российской политики являлось создание нации граждан (россиян), а не этнической нации (русских). Согласно директивам этой политики, необходимо абстрагироваться от религиозных и культурных различий отдельных российских граждан. Основным условием их объединения должна выступать общность гражданских прав индивида. На базе этой общности должна вырабатываться лояльность по отношению к государственным институтам и социальным ценностям. Вместе с тем представители оппозиционных партий подчеркивают, что нация – это прежде всего душа, в основе которой лежит интеллектуальный принцип, сформулированный национальными лидерами на базе общего славного прошлого. Подобные идеи фактически опираются на концепцию известного французского мыслителя Э. Ренана (1823–1892).

Р. Марш [Marsh, 2007, p. 555–578] ставит вопрос о том, можно ли рассматривать Запад как российское «другое». Иными словами, является ли подобное противопоставление в период, когда Россия столь открыта по отношению к Западу, как ни в один другой промежуток истории, когда российские и западные историко-культурные ценности сближаются, неактуальным? Важным аспектом жизни каждой нации выступает ее самоопределение, которое включает в себя не только то, чем нация является, но и то, чем она не является. В настоящее время в России подобный процесс самоопределения протекает более интенсивно, чем на Западе. Такие вопросы, как «Россия – Запад или Восток?», «Является ли Россия частью Европы или Азии? Или и тем и другим?», «Каково отношение России к западной цивилизации?», «Чувствуют ли русские себя европейцами?» и т.п., обсуждались на протяжении многих столетий и обусловливали развитие политической и социальной мысли в России.

Любая попытка сравнения, как правило, опирается на осознанное или неосознанное признание идентичности. И когда россияне сравнивают или противопоставляют себя и Запад, они явно или неявно признают свое сходство с Западной Европой или США. В международных и культурных отношениях на протяжении различных периодов истории русские проявляли внутреннее чувство более высокого или более низкого порядка по сравнению с Западом. В своей работе Р. Марш пытается исследовать «образ Запада» в представлении российских писателей и культурных деятелей. Термин «образ» включает в себя такие понятия, как «убеждения», «отношение», «стереотипы». Для современных российских писателей и мыслителей образ Запада подразумевает представления о западной культуре, реальные или воображаемые. Эти представления помогают понять или вновь открыть свою собственную страну, которая всегда сохраняется в фокусе внимания субъекта. При этом Р. Марш опирается на такие идеи, как мысль М. Фуко о том, что дискурс – это предмет, за который и вокруг которого происходит борьба, а также положение словенского философа С. Жижека, согласно которому факты никогда не говорят сами за себя, а всегда вынуждены говорить благодаря системе дискурсивных средств [Marsh, 2007, p. 555–578].

Как и представители русской классической литературы, современные русские писатели формулируют идею «русского Запада» («изобретенного Запада»), выступающую дополнением западного образа Восточной Европы («изобретенного Востока»). Представление русских писателей, даже тех, кто долгое время путешествовал по Западной Европе, как, например, Д. Фонвизин, А. Герцен, И. Тургенев или Ф. Достоевский, было столь же стереотипным, как и образ России в произведениях западноевропейских литераторов. Если последние нередко подчеркивали такие стороны русской жизни, как неистовство, трагизм и апокалиптичность, то первые, даже те из них, которые восхищались западноевропейской политической организацией и западными технологиями, делали в своих произведениях акцент на таких чертах западного общества, как рационализм, холодность, эгоизм и бездушный материализм. Подобные взгляды демонстрировали и русские писатели ХIХ в., и представители эпохи изоляционизма и холодной войны, и современные российские авторы. В то же время как каждое следующее поколение на Западе вновь открывает для себя Россию, так и россияне в изменившихся условиях находят что-то новое в европейской культуре.