Истории иркутских охотоведов. 50 лет вместе. Том второй

Мама – Ермакова Муза Константиновна, майор в отставке, участница ВОВ и войны с Японией. После демобилизации до 1961 года работала мамой, а потом устроилась работать в органы ВД. До пенсии работала начальником спецчасти г. Нижнего Тагила.

Имею старшую сестру.

В 1962 году я поступил в среднюю школу, которую и окончил в 1972 году.

Подал документы на поступление в Иркутский СХИ, успешно сдал вступительные экзамены и был зачислен на факультет охотоведения в 3-ю группу.

На первом курсе подружился с Леонидом Карташовым. Стали закадычными друзьями, я бы даже сказал больше – стали побратимами. Практически весь период обучения были вместе, на свадьбах друг у друга – свидетелями.

Окончил ИСХИ в сентябре 1977 г.

Женился в сентябре 1976 года. В 1977 году родился сын, в 1979 году родилась дочь и в 1986 году родился второй сын. Имею троих внуков и три внучки.

После окончания сборов поехал не по направлению, а по договорённости с директором оленесовхоза «Чириндинский» в п. Чиринда, расположенный на Крайнем Севере Эвенкии, на должность главного охотоведа. Супруге была обещана должность главного бухгалтера. Однако принципиальная договорённость (квартира) не была выполнена, а у меня уже был ребёнок, потому через месяц я уволился и поехал уже по направлению в Омское охотуправление, в Тарский ГПХ на должность охотоведа. Но и там квартиру пообещали лет через 5–6, не раньше. Тогда я взял открепительный талон и поехал в Свердловское охотуправление. Там мне предложили должность заготовителя в Гаринском ГПХ с предоставлением жилого дома в п. Шабурово.

В ноябре вместе с женой и старшим сыном я прибыл на место назначения. Дом был отличный.

В мае 1978 г. меня перевели на должность охотоведа госпромхоза с предоставлением жилья в посёлке Гари, куда мы и переехали.

В марте 1979 г. меня перевели на должность охотинспектора Красноярской краевой охотинспекции с обещанием предоставить квартиру, как молодому специалисту.

В августе этого же года меня перевели на должность охотоведа по учёту и воспроизводству.

В начале 1980 года перевели на должность старшего охотоведа по учёту и воспроизводству.

В августе 1980 года предоставили двухкомнатную квартиру новой планировки в спальном районе г. Красноярска.

В конце этого года из-за конфликта с начальством уволился из охотуправления.

Устроился в Красноярское отделение ВНИИОЗа младшим научным сотрудником по экономике охотничьего хозяйства.

Впоследствии стал старшим научным сотрудником, далее заведующим отделения. После объединения Красноярского, Новосибирского и Иркутского отделений в Сибирское меня выбрали директором Сибирского отделения ВНИИОЗ.

Заключил договор аренды с правом выкупа всего отделения и выкупился. Долгий судебный процесс о законности договора и выкупа закончился в Высшем арбитражном суде РФ в январе 1992 года. Через два с небольшим месяца сотрудники отстранили меня от занимаемой должности с просьбой об увольнении по собственному желанию. Их просьбу я удовлетворил и в конце марта стал безработным.

За период работы в науке было издано около 40 научных публикаций.

Чтобы хоть как-то сохранить стаж и иметь возможность что-то заработать, в апреле вынужден был организовать собственное предприятие, которое и возглавил. Работал один, без зарплаты. Пытался найти хоть какую-то работу, чтобы заработать. Приятель предложил помочь растаможить груз из Финляндии. С радостью согласился, но оплата была обещана бартером, не деньгами. Работу выполнил, в обмен пришёл мой первый компьютер с 386 процессором. Всё это время жил на деньги жены.

Первый монетизированный результат своей работы получил лишь в сентябре 1992 года. Ну а потом бизнес затянул меня, заарканил.

В 2000 году возглавил по просьбе руководства банка «Зенит» умирающее звероводческое объединение ООО «Северная пушнина» с совокупным долгом около 10 миллионов долларов США с условием передачи мне в собственность этого предприятия после погашения долгов. Переехал в Санкт-Петербург. Работал как проклятый. За период работы увеличил объём выпускаемой продукции более чем в шесть раз, а именно с 60 тыс. забойного стада до 400 тысяч шкурок и через два с половиной года получил первую прибыль (один миллион 800 тысяч долларов США). За что и был уволен Банком, руководству которого показалось, что такое высокодоходное предприятие нужно самим, а работать за зарплату, какой бы она высокой ни была, я отказался.

Начались уголовные дела против меня. В общей сложности 7 уголовных дел о мошенничестве в особо крупных размерах (ст. 159 ч. 4), но по факту это была попытка банка рейдерским путём отобрать у меня имущество. Моими делами в течение четырёх лет занималась специальная группа городского СУ в составе пяти следователей по особо опасным преступлениям (видимо, других дел у СУ не было). Совокупный результат всех судов – штраф 50 тысяч рублей. Нервы, убытки, здоровье – подсчёту не подлежат. Одно лишь разбойное нападение на меня и вывоз в лес бандитами с целью подписания нужных им документов можете оценить сами. Но высшие силы не допустили вопиющего беззакония, хотя последствия того «правосудия» достают до сего времени.

ООО «Северная Пушнина» в конце концов обанкротилось. Чтобы прибыль получать – надо спать не в кровати, а в автомобиле во время переездов из хозяйства в хозяйство. Но это так, мысли вслух.

За весь период деятельности государство и лица от его имени разоряли меня четыре раза. Мелкие поборы и взятки не считаются.

В последний раз это сделала налоговая Санкт-Петербурга совместно с городским Следственным Комитетом. От этого разорения я до сих пор ещё полностью не восстановился ни по финансам, ни по перспективам.

Но попытки рейдерских захватов не прекращаются и в настоящее время. А в телевизоре вещают, что такой проблемы нет. Как вывод – нынешние наши суды – на порядок лучше западных, но и в подмётки не годятся советскому правосудию. Ибо для себя не определили, к какому конкретно берегу пристать.

Орденоносец РПЦ.

Ныне безработный пенсионер. Помогаю супруге управляться с хозяйством, а оно немаленькое. На здоровье сильно не жалуюсь. Счастлив. Горячий Камень не ищу. Не нужен он мне, ибо ничего в прошедшем периоде своей жизни изменять не желаю.

110 лыжных шагов

Моё приветствие, дорогие товарищи и друзья!

Как я вам и обещал в прошлом рассказе, начинаю своё повествование о том примечательном выстреле, что был мною сделан на 110 лыжных шагов.

Хочу заметить, выстрел – это мгновение. Ну, или несколько мгновений. И дело было так!

Лось. Патроны. Патронник. Мушка. Предохранитель. Курок.

Бац, и мимо! Второй курок. Бац, и снова мимо!

Именно так и происходит любой выстрел. Различие одно – попал или не попал в мишень. А вот предыстория каждого выстрела строго индивидуальна. Независимо от того, сколько выстрелов в день делает охотник.

В моём случае мишень спокойно, не спеша, развернулась и, не меняя темпа движения, ушла в лес. Лось скрылся из вида, а я остался стоять на болотине, с непониманием разглядывая своё ружьё. Собственно, ничего интересного. Да, да, именно так всё и было, но на этом история не закончилась.

А чтобы полностью понять результаты того и последующего дней, нужно детально рассмотреть предысторию произведённых тогда двух выстрелов в сто десять лыжных шагов, которую я и собираюсь вам поведать.

Началась она задолго, очень задолго до самого выстрела. Ещё в институте, в который я попал, как тогда полагал, совершенно случайно. Именно тогда, мы, студенты охотфака, кто в большей, кто в меньшей степени заразились болезнью – пулевой стрельбой. Кто-то ездил на стрельбы в тир и там проверял свои патроны, кто-то пристреливал ружьё в тайге. Лично я тоже заразился этой болезнью, но болел не сильно. Так, периодически, приступами, которые быстро проходили после проведённых нескольких выстрелов в мишень.

Но вот когда я, как молодой специалист, приехал в леспромхоз Свердловской области и у меня дважды пули ушли в молоко (рикошет), приступы пулевых стрельб плавно перешли в хроническое заболевание. Обидно, скажу я вам, когда после нескольких часов скрадывания выходишь на зверя, а потом, после выстрела, услышав тонкий свист – «пьюиииить», наблюдаешь убегающего зверя. Вот это дважды услышанное «пьюиииить» и сделало меня надолго хроником пулевого заболевания.

Я стал покупать все типы пуль, какие мог купить или достать, даже самодельные. Перечитал кучу литературы самой разнообразной, начиная с научных статей до газетных заметок. Советовался с асами охотничьего промысла и т. д., и т. п. Даже сам пулелейку сделал и пули выливал. Сразу скажу – дрянные пули я делал.

Отстреливал я их по мишеням десятками и весьма регулярно. Сравнивал и анализировал полученные результаты. Опытов было проведено немало, но удовлетворительного результата я так и не смог получить. Не было стабильности попадания. И тут ко мне в гости приехал мой старший брат, двоюродный. Увидел мои опыты в пулевой стрельбе и высказал предположение, что я не могу добиться стабильности в выстреле, так как заряжаю патроны «на глазок». Он был научным сотрудником Академии Наук. Учёный, одним словом. А для таких работников мерка пороха – понятие из группы «примерно – приблизительно» или «вокруг да около». Пообещал, что в следующий раз привезёт мне точные весы и сдержал своё слово, привёз лабораторные весы до четвёртого знака после запятой. И сказал: «Взвешивай не только порох, но и пыжи».

Брат оказался прав – в выстрелах появилась стабильность. В круг диаметром 50 см я стал попадать с пятидесяти метров со 100 процентной вероятностью. А вот на более дальние дистанции пули «уплывали», и результат становился случайным. Но в то время зверя на более дальней дистанции я не встречал, поэтому моя болезнь немного поутихла.

В 1979 году меня перевели на работу в Красноярское крайохотпромуправление. Новая работа, новые знакомые, новые места – всего не пересказать в одном абзаце, а если уж рассказывать – то хватит и на повесть. Мой же рассказ совсем о другом. Но то, что переезд с Урала в Центральную Сибирь сыграл определённую роль в этой истории – факт.

Так вот, в самом начале своей трудовой деятельности в новом коллективе я познакомился с одним очень интересным дедушкой, ровесником века – так он себя представлял: Федурановым Константином Александровичем. Знаменитый в крае был человек и не только там. Мореман, участник войны и бессменный главный бухгалтер Красноярского мостоотряда № 7. Он строил Дивногорскую ГЭС, строил в Красноярске Коммунальный мост, строил и важный объездной мост «Объект 777», или как его красноярцы называли – мост «Три семёрки». Много он добрых дел переделал, в том числе и в моей судьбе он сыграл одну из важнейших ролей, повлиявших на всю дальнейшую жизнь. Впрочем, это совсем другая история – история, достойная своего рассказа.

Так вот, в продолжение моего повествования, Константин Александрович стал приглашать меня с собой на охоту. Сам он уже не охотился, а вот дух охоты, костра, охотничьих баек за кружкой чая со сгущённым молоком и т. п. тянул его в тайгу. За Мостоотрядом были закреплены охотничьи угодья в Балахтинском районе на правом берегу Красноярского водохранилища по речке Шахабаиха. Добираться туда было сложно: сначала на машине, потом на лодке и до базы пешком километра два. База была шикарная. Егерь, тоже старик, но помоложе Александровича. Сами угодья вплотную примыкали с востока и с юга к Сисимскому заказнику.

Места красивейшие, малопосещаемые. Значительную часть своих охот, особенно в первые два года жизни в Красноярске, я проводил именно там, вместе с Константином Александровичем. Без него я там не бывал.

В одну из таких охот, ещё в первый год моего пребывания в городе на Енисее я вышел на стадо маралов. Голов восемь я насчитал, а сколько там было на самом деле – не знаю. Увидел я их метров за 150, стал скрадывать, но был мороз, и мне удалось подобраться к ближайшему зверю метров на 60–70, ещё чуть-чуть и стал бы стрелять, но звери меня учуяли и убежали. Ну а вечером, при пересказе, выслушал массу критики, совокупность которой сводилась к одному тезису – «Дурак, надо было стрелять!» Мои возражения, что выстрел был не гарантирован, смели на пол и растоптали, не задумываясь. Вот тогда мой старший товарищ и порекомендовал мне поговорить ещё с одним егерем, который постоянно проживал на левом берегу, где у мостоотряда была своя лодочная станция. На обратном пути мы заехали на эту станцию, и Александрович познакомил меня с этим егерем. К своему стыду, я не смогу сейчас вспомнить ни его имени, ни фамилии. Потому пусть он и в рассказе останется просто Егерем.

Познакомились, я рассказал о своих проблемах. Егерь внимательно выслушал, взял моё ружьё, патроны, что были у меня, и произвёл несколько прицельных выстрелов в тире, что был при лодочной станции. И сказал: «Маловато мощности, усиливай заряд». В тот день мы уже возвращались в город и надолго задержаться не смогли. Но я стал ездить к егерю специально в тир, на пристрелку, благо, что на левобережье добраться можно было и на автобусе. Главное – нужно было дозвониться по домашнему телефону до Егеря и договориться с ним о моём приезде. Он всегда встречал меня на автостанции в Балахте и привозил к себе на базу. Постепенно я узнал, что егерь и работал-то на станции исключительно из-за того, что при ней был тир. Он оказался не только хронически больным пулевой болезнью, он вообще был помешан на ружьях, их ремонте, коллекционировании, изготовлении и прочая, прочая, прочая. Его интересовало всё, что так или иначе связано с оружием. Любым. А к охоте оставался совершенно равнодушен. Но в моём случае он вылечил меня от пулевой болезни окончательно и бесповоротно, решив задачу дальности стрельбы. После проведённых очередных стрельб он выдавал мне советы, я их тщательно записывал, приезжал домой, заряжал патроны и в следующий раз снова ехал к егерю для их отстрела. В конце концов был достигнут устойчивый и стабильный результат. В серии из 10 выстрелов при стрельбе на 100 метров было 100-процентное попадание в мишень с удовлетворительной точностью. И как только результат был получен, у Егеря ко мне пропал всякий интерес. Меня-то он оружием не заразил.

Как раз к тому моменту, как мы завершили подбор зарядов для моего ружья, я вынужден был покинуть краевое охотуправление. Из-за конфликта с начальством. Выбора у меня особого не было, хотя работа мне нравилась, – либо я увольняюсь по собственному, либо меня увольняют по не собственному.