– Всё. Я свет гашу.
– Ну полчасика ещё! – попросил кто-то.
– Ша! – сказал Артур, а в полураскрытое окно донёсся приглушённый собачий лай. – Ну вот! Придётся спать на голодный… Ладно, до завтра.
– Придёте завтра, дядь Коль? – спросил Дроздов.
Вот в эту минуту случилось то, что я (ещё не осознавая этого) стал делать частью своей жизни. Мне захотелось научиться вот так рассказывать, чтобы кому-нибудь стало интересно.
Но для первого СТИХОТВОРЕНИЯ надо было, чтобы ещё через два года великий Пушкин заворожил меня онегинской строфой – с читанных уже не раз, но услышанных только тогда строк! Я помню до сих пор этот день.
Мама тогда купила мне к Новому году по дешёвке на Даниловском рынке ободранные, с едва загнутыми носками и аккуратно прикрывавшей трещину жестяной заплаткой, лыжи. Продавал их возвращавшийся из госпиталя прихрамывающий красноармеец, которому не хватало денег на билет, чтобы добраться до дома. Для меня тогда это был царский подарок!
Были зимние каникулы, и я, стоя у стола, торопился сжевать оставленную ушедшей на работу мамой картофельную котлету, чтобы, схватив лыжи, бежать во двор – покататься.
На столе мама перед уходом оставила мне томик Пушкина: Ольга Николаевна, учительница литературы, просила ребят на каникулах почитать понравившиеся отрывки, чтобы потом изучать великий роман в стихах в школе.
Продолжая жевать, я раскрыл в общем-то знакомый мне по отрывкам пятый том, и…
Гонимы вешними лучами,
С окрестных гор уже снега
Сбежали мутными ручьями
На потоплённые луга.
И вот это, слитно, как весенний поток, звучащее «На потоплённые…» стало вдруг как неостановимая струя звенящей воды.
Лыжи в этот день не состоялись. Всплыли в памяти дяди-Колины слова, которые я тут же стал делать жалкие попытки положить на ритм и звучание (прости меня, Господи!) Пушкина.
…Вдруг Григорий
Снял тормоз, ринулся вперёд,
Перескочил через стремнину,
Остановил свою машину
И оглянулся…
Нет! Не так надо. А как?..
Для подсказки – как надо – понадобилось ещё два года.
Сложилось так, что эти годы были одновременно радостными и тяжкими. Весна сорок пятого принесла победу над фашизмом, искупившую все тягости предшествующих лет. Но ушедшего добровольцем в свои семнадцать и погибшего на прорыве блокады под Ленинградом старшего брата было не вернуть, и в сияющий и не повесеннему холодный День Победы лицо у мамы улыбалось, а глаза смотрели вдаль, словно там можно было его увидеть.
Я был на два года моложе своих одноклассников (мама отвела меня в школу раньше, чтобы не оставлять в суровое время одного в квартире). Но держаться надо было как ровеснику. И вообще – надо было держаться, как все мальчишки со дворов войны. Да и девчонки, между прочим, тоже.
Первые послевоенные годы во всём были годами преодоления.
Наверное, поэтому на меня особенно сильное впечатление произвёл изданный в 1946 году роман Каверина «Два капитана» с его девизом: «Бороться и искать, найти и не сдаваться».
И появилось первое СТИХОТВОРЕНИЕ, которое, пожалуй, уже можно было так назвать. Немного наивное, так ведь оно и было первым.
Когда поражение в жизни
ты первое потерпел,
Имел ты твёрдый характер,
коль не заплакать сумел,
Коль смог сказать непокорно,
уверенно смог сказать:
Пусть небо в тучах,
Пусть небо в тучах.
Упорно
Бороться и побеждать,
Бороться и побеждать!
С девизом этим по жизни
не так-то легко пройти,
Луч радости редко брызнет,
преграды стоят на пути.
Устанешь – и нету воли,
нет силы дальше шагать,
Но – пусть небо в тучах,
Пусть небо в тучах!
Упорно
Бороться и побеждать,
Бороться и побеждать!
Пусть схватка тебя обессилит,
Пусть рушатся планы твои,
Пусть смяты могучие крылья
Мечты, вдохновенья, любви!
Пусть небо грозит угробить
И жизнь искорёжить, смять,
Пусть небо в тучах,
Пусть небо в тучах!
Встань, чтобы
Бороться и побеждать,
Бороться и побеждать,
Бороться и побеждать!
А из стихов последних лет? Сейчас загляну в черновики. Может, вот это?
Не о пощаде смиренно прошу
И не о том, чтоб избегнуть могилы,
Выдержать мир, о котором пишу,
Господи, дай мне силы!
Не отвернуться,
не сдаться,
не сгнить,
Стены родные в беде не оставить,
Всё написать – ничего не забыть.
Дай мне волю и память!
Не заслониться от ветра судьбы,