С тобою сердцем говорю. Выпуск 1

В тот вечер они столкнулись на запруженной отдыхающими улочке Лутры почти нос к носу. Он позже сказал, что у неё на лице не дрогнул ни один мускул. А у него дрогнул, он даже споткнулся и сразу же отвёл глаза. Елена же успела разглядеть его внучек – двух прелестных девчонок с загорелыми мордашками. Старшая с одной толстой косой, младшая – с двумя косичками торчком, как у Пеппи Длинныйчулок. А жену его она не рассмотрела. Только тяжёлый узел волос на затылке и безразмерное, скрывающее фигуру платье. Жена так и осталась для неё абстрактным существом, перед которым Елена испытывала формальное чувство вины. Потому что по большому счёту этой женщине ничего не грозило. Александр и Елена разлетятся по разным городам, не обменявшись телефонами. И живут они вовсе не напротив друг друга, не через пролив Геллеспонт, а на расстоянии пятисот километров: она в Екатеринбурге, а он в Тобольске, за Уралом.

С утра до вечера Александр-Леандр просиживает программистом в банке. Елена пытается его представить в тёмном костюме с галстуком или в пуловере с белоснежными уголками сорочки в вырезе горловины. Но не получается. Он есть только здесь и сейчас: плечи и грудь в капельках моря, мокрые волосы, горячие руки.

С каждым разом Александр сокращает время пребывания в сероводородной ванне, чтобы подольше побыть с ней вместе. И ни одна живая душа не догадывается, что происходит за большим камнем в ста шагах от пещеры. Он живёт одним днём, радуется каждой общей минуте. А она, как будто прыгнув с парашютом, одновременно пребывает в райской невесомости и ожидает столкновения с землёй.

Перед отъездом они всё же обменялись телефонами, но оба знали, что звонить друг другу не будут. Елена оставалась в Лутре на день дольше Александра. Она, как всегда, улетала из Греции с любовью, но на этот раз не только к Греции. В самолёте её место оказалось у иллюминатора, и ей посчастливилось увидеть сверху полуостров Халкидики, как на крупной карте, только настоящий, из гор, испепелённой зелени и песка. И хорошо были видны три «пальца»: Афон, Ситония и Кассандра, где только что закончилось её эротическое приключение.

Спустившись с небес на землю, Елена приняла расставание с Александром как данность, смирилась с ним. Своей греческой тайной она поделилась только с одной подругой, та усмехнулась: «Видишь, и после пятидесяти есть жизнь». А дочери Елена ни в чём не призналась, памятуя, что та однажды потешалась над пожилыми супругами, которые вели себя как тайные любовники.

Александр с исчезновением Елены смириться не мог. И прежде редко соблазнявшийся своей женой, он перестал с ней спать совсем, и ему казалось, что та даже вздохнула с облегчением. Сказала как-то: «Идеал брака в нашем возрасте – старосветские помещики или древнегреческие Филемон и Бавкида».

Александр не возражал. Он взял Гоголя и с удовольствием перечитал про Афанасия Ивановича и Пульхерию Ивановну. Подобно этим славным старикам, его жена самозабвенно увлекалась земледелием и домашними заготовками. Сам Александр отбывал на даче повинность, доставляя жену туда и обратно и выполняя трудоёмкие работы. Нашёл в сети он также миф о благочестивых Филемоне и Бавкиде, которым боги даровали счастливую смерть: они одновременно покрылись корой и листвой, превратившись в дуб и липу. Эта история была ему больше по душе, но и для неё не пришёл пока срок. Его друг заявлял, что готов отказаться от секса как способа освоения мира, а Александр готов не был. Он чувствовал себя дедом, только когда занимался со своими внучками. А в остальное время он жаждал увидеть Елену, коснуться её, слиться с ней.

Или хотя бы услышать её голос.

Через неделю он ей позвонил. И они стали ежедневно обмениваться эсэмэсками и списываться в Whatsapp, а в обеденный перерыв, когда он выходил на полчаса из своего банка, разговаривали по мобильному, и тогда им казалось, что они просто расстались ненадолго, уйдя каждый на свою работу, а вечером воссоединятся дома. В телефонном справочнике Александра Елена значилась под именем Геро.

В следующий раз они увиделись в ноябре в Москве, куда его отправили в командировку. Елена взяла три дня в счёт отпуска и полетела туда же. Он не успевал приехать за ней в аэропорт, и они договорились встретиться в метро на Павелецкой. Когда она увидела его осеннего, в куртке и кепке, он показался ей незнакомцем, совсем чужим. Но стоило им соприкоснуться, как всё вернулось, встало на свои места.

В метро напротив них сидели юные влюблённые – они вошли и сразу же сцепили руки, сплели пальцы. И не могли удержаться, чтобы не потереться щеками и носами и не лизнуть друг друга. Елена и Александр тоже сцепили руки и сплели пальцы. Они ехали в гостиницу на краю Москвы.

Когда они вышли наружу, было темно. Бесснежно и темно. Дорога вела их через лабиринт высоток, потом вдоль огороженного парка. Чёрные обугленные тротуары, обуглившиеся стволы деревьев, под ними пепельные листья. И на газонах полумёртвая зелёная трава. У них в Екатеринбурге и Тобольске всё уже притупила снежная анестезия. Тут нечем было заглушить тонкую, как шёлковая нить, боль.

Остановились они хоть и в одной гостинице, но в разных номерах, потому что Александр приехал по делам не один, а с коллегой, жившим за стенкой. Номер Елены был на другом этаже, и после двенадцати он тайком поднимался к ней и оставался до утра. Три ночи они провели вместе.

Потом Александр приезжал в Екатеринбург в феврале, в апреле Елена прилетала к нему в Москву. А летом они снова встретились в Лутре.

В этот раз на Кассандру он явился один, без жены. Отпуск в августе ей не дали, да и дачные хлопоты были в разгаре, а он отпросился у неё под уважительным предлогом – лечить артрит. Они с Еленой свободно гуляли по Лутре, потому что вероятность встретить здесь знакомых была ничтожна мала, ходили к Костасу обедать и ужинать. Но большую часть времени проводили на пустынном берегу у пещеры.

Вот она сидит за своим камнем и высматривает среди волн его голову в маске с оранжевой трубкой. Или они вместе заплывают далеко в море. Он под водой следит за стаями ставрид, она любуется жемчужными фонтанчиками, идущими к поверхности со дна. Сероводородные источники здесь бьют везде. А утром, пока солнце не такое жаркое, эти двое посещают «геологический музей»: так они именуют соседнюю бухточку, где в изобилии представлены обласканная морем галька и необработанные камни со ржавыми прожилками окислившегося на воздухе железа.

Там же они как-то наблюдали за двумя улитками-неразлуч-ницами – те долго перемещались друг за другом по шероховатой поверхности камня, пока большая волна не разъединила их, слизнув одну в море.

Они говорили о чём угодно, только не о будущем.

И оказалось, что они одновременно были на знаменитом концерте «Наутилуса» – ради этого концерта Александр приезжал в Екатеринбург. И после оба долго напевали про себя: «Я хочу быть с тобой, я так хочу быть с тобой…»

Они делились друг с другом своим прошлым, и отчасти оно становилось для них общим. Только бы не думать о будущем, которого у них нет.

В то лето Александр начал чувствовать сердце. На третий этаж их отеля он поднимался с одышкой. Однажды вышел из пещеры с бешеным сердцебиением. Елена стала засекать время, чтобы в сероводородной ванне он проводил не больше десяти минут. И взяла с него слово, что по возвращении домой он сходит к врачу.

По возвращении домой, значит, по расставании. Но расставаться после тринадцати ночей, проведённых вместе, казалось совершенно невозможным.

Геро и Леандр встречались каждую ночь, но вот наступила зима. Подули холодные ветры, нагоняя высокие волны, и моряки вытащили на сушу свои корабли. Но Леандр не мог отказаться от встреч с Геро. Он бросался в бурлящее море и плыл на колеблющийся огонь факела в её окне. Но это уже был не факел Эрота, а знак Мойры – неотвратимой Атропос, прерывающей нить судьбы. Ах, если бы Геро убедила Леандра подождать до весны…

Той же осенью, в октябре, Елена оказалась в Тобольске в свите своего работодателя, отправившегося на переговоры с руководством нефтехимического монстра. Программа визита включала экскурсию по городу и окрестностям. Тобольский кремль, как и положено кремлю, стоял на холме, и сверху открывался вид на матовую излучину Иртыша и нижние улицы, где располагался банк Александра. Но именно в эти дни Александра в городе не было – его в очередной раз командировали в Москву. Елене оставалось только представлять, как он ежедневно смотрит на круглые башни и стены из своего окна, откуда кремль кажется белым облаком над холмом, особенно в туман, как в этот октябрьский день.

Их группе достался отличный экскурсовод – немолодая женщина в длинной юбке ведром и в таком же бесформенном свитере, в квадратных очках и с узлом на затылке. Большинство её коллег обрушивают на головы туристов кучу ненужных сведений. Анна Сергеевна сообщала интересные для всех, а не только для любителей исторических подробностей факты, оставляя Монблан информации за кадром.

Елена подошла к экскурсоводше, чтобы попрощаться и поблагодарить, и увидела её фамилию на бейджике – Вениаминова. Она знала только одного человека с такой редкой фамилией, и жил этот человек в Тобольске.

Александр.

Анна, очевидно, была женой Александра.

В директорской машине по пути в Екатеринбург у Елены поднялась температура. По городу они гуляли под дождём, хоть и под зонтиками, и она промочила ноги. Охваченная жёлтым пламенем, Елена ясно осознала, как же в их возрасте нелепо воображать себя Геро и Леандром. Давно пора стать Филемоном и Бавкидой. У Александра есть своя Бавкида, с которой ему следовало бы провести оставшуюся жизнь. Пусть у Елены пары нет, зато есть дочь, которая наконец собралась замуж. Возможно, скоро у неё появится внучка или внук.

Тогда же Александр летел домой из Москвы. Елена плавилась в жару, а у него по телу снизу вверх катились волны холода и застывали в лёд на уровне груди. Как будто, подобно Сократу, он принял яд болиголова. Он еле добрался на такси из аэропорта домой. Анна Сергеевна вызвала «скорую».

По дороге в больницу в куртке у Александра заиграл мобильный.

– Посмотри, кто это, – попросил он Анну, еле шевеля губами.

– Какой-то Гера.

– Дай на два слова.

Он готов был признаться Елене: «Я хочу быть с тобой».

Но доктор забрал у Анны телефон, сказав о её муже в третьем лице:

– Ему нельзя сейчас говорить.

Анна Сергеевна выключила телефон.

Вечером, возвращаясь из больницы, она его включила и позвонила Елене-Геро:

– У Саши инфаркт. Он в палате интенсивной терапии, – сказать, что он в реанимации, у неё язык не повернулся. – Приезжайте.

Она давно уже обо всём догадалась, но только в этот день узнала, под каким именем скрывается возлюбленная мужа. У неё не было привычки копаться в его вещах.

Однажды, когда Леандр был уже в море, ветер поднял огромные волны. Напрасно юноша взывал к богам, молил их о помощи. Волны захлёстывали его, солёная вода вливалась в рот, и берега он не видел, потому что ветер затушил факел Геро. Из последних сил Леандр сопротивлялся стихии, но море поглотило его, а потом выбросило тело на камни у подножия башни. И когда Геро увидела его сверху, она бросилась вниз и приняла смерть рядом со своим мужем.

А Елена ехала в Тобольск. В поезде она безотрывно смотрела в окно, до боли сжав в кулачок левую руку, чтобы не выпустить нить, тянущуюся от неё к Александру. Нить тонкую и острую, как молодая трава.

В больнице её встретила Анна, сказала, что мужу уже лучше и его перевели в обычную палату. Они вошли к нему вместе. Елена наконец разжала кулачок, чтобы взять Сашу за руку.

Тыльную сторону её ладони прорезала багровая полоска, и из неё сочилась кровь.

Камень

В деревне я уже неделю. Мы с пуделем Артуром хозяйствуем вдвоём. Тётя и дядя, уезжая, часто оставляют мне свою собаку. Конечно, не в сезон. Неистовые дачники, с апреля по октябрь они бессменно трудятся на грядках.

Но этим летом дяде-ветерану досталась льготная путёвка. И тётка робко заикнулась: а не пожить ли мне с Артурчиком у них на даче? Дядя зашикал на неё, мол, это уже слишком. Я же без долгих уговоров согласилась. Ничто мне не мешает три недели провести в деревне. Я женщина свободная: дочь взрослая, муж бывший. И отпуск могу взять в любое время года.

Сейчас июль, макушка лета. Теплынь и солнце. Зелень торжествует. В саду и во дворе у тётки всё пламенно цветёт: мощные циннии на длинных стеблях, тёмные бархатцы с оранжевой подсветкой, шиповник, небрежно осыпающий густые розовые лепестки, и царственные георгины. Вокруг гудят, вращаясь, пчёлы и шмели. Уже поспела земляника, и я ей лакомлюсь с куста.

Зелёный огород грядами спускается к реке. За речкой в зарослях свили гнездо субтильные, точно написанные тушью цапли. Над лесом кружат коршуны, под берегом живут ондатры – водяные крысы. Дядя их часто видит, когда подолгу стоит с удочкой над заводью. А мне не посчастливилось ни разу.