Анфиса Егоровна на выпады зятя не отвечала, молча уходила в свой уголок. Видно, зятевы уколы не проходили бесследно, попадали прямо в её больное сердце. Но вслух она об этом ни разу не сказала, а внучки и не интересовались по молодости лет. Только ещё крепче прижимались к бабушке и гладили её по узловатым от тяжёлой работы рукам.
– Бабушка, ты плачешь? Опять спину ломит?
Пятнадцатилетняя Вера проснулась среди ночи, как ей показалось, из-за дождя, бьющегося о стекло частыми струями. Но тут услышала тихие всхлипывания, доносящиеся с бабушкиной кровати.
– Достань-ка мне, Верушка, там, в шкафу, початая пол-литра стоит, на растирание покупала, – попросила бабушка. – Плесни мне полстакашка.
Вера удивилась: никогда не видела, чтобы бабушка водку пила.
– Умер Пашка-то мой, – пояснила Анфиса Егоровна, заметив недоумённый взгляд внучки. – Помянуть надо бы…
С тойночи бабушка стала всё чаще болеть, потом вовсе слегла и вскоре тихо умерла на руках у старшей внучки.
Вера вышла на балкон своей новой квартиры и осмотрелась. Ну вот, всё возвращается на круги своя. Родилась в посёлке и остаток жизни придётся в посёлке же провести. Только в другом, не там, где прошло детство.
А посёлочек ничего, тихий, уютный. И лес рядом, как в детстве. Только в детстве была бабушка.
«Удивительно, какая у нас с бабушкой схожая судьба, – подумала Вера. – У меня тоже трое внучат от беспутной дочери. Тоже, как бабушке, приходится ещё работать, хотя давно уж пора бы на отдых».
Вот и жить ей на склоне жизни придётся не там, где хотелось бы. Бабушка в её возрасте переехала в город. А Вера наконец решилась продать свою квартиру в чужой уже стране и купила себе жильё в Смоленской области.
– Новая соседка? – (Повернувшись на голос, Вера увидела на соседнем балконе женщину в платочке.) – А я Нина.
– А у меня маму Ниной звали, её мой дедушка так назвал, – почему-то вдруг призналась Вера. – Заходи ко мне, соседка, почаёвничаем, познакомимся.
Нина пришла через полчаса. Принаряженная и с гостинцем – баночкой брусничного варенья. Опять Вере вспомнилась бабушка. Это она, кормилица, занималась в семье заготовками: ходила в лес по грибы-ягоды, садила картошку, выращивала в парнике огурцы.
«Вот и мне, наверное, придётся, огородничеством заняться», – промелькнула мысль.
– Проходи, Нина, на кухню, будь как дома. Хорошая соседка ближе сестры, говорят, – пригласила Вера и включила чайник. Чашки и вазочки с конфетами и печеньем уже стояли на столе в ожидании гостьи.
– Мне ведь тоже батя имечко дал, – повела свой рассказ Нина, когда чай был разлит по чашкам. – Хоть и не родной он мне был. Так уж случилось…
Нина замолчала, задумавшись. Вера не торопила. Захочет – расскажет…
И Нина стала рассказывать.
Война уж к самому концу подходила, шёл месяц май. Мимо Орши, где жила Мария с матерью, сутками шли поезда с фронта. А Маша светилась от счастья и… готовилась к свадьбе: вот только черёмуха зацветёт, чтобы можно было составить столы во дворе и отпраздновать. Как хорошо, что не успели Мишу призвать, пару месяцев не хватило. «Повезло!» – завистливо вздыхали подружки, получившие похоронки на своих женихов.
Только, видно, не судьба была Маше стать счастливой: поехал Михаил в деревню, чтобы выменять кое-какие вещички на продукты, да и не вернулся. То есть живым не вернулся. Убили его за продукты те обмененные…
– И осталась моя мама не жена, не вдова, а под сердцем уж меня носила. – Нина опять надолго замолчала.
Если человеку дать капельку счастья, а потом разом отнять его навсегда – с этим трудно, почти невозможно смириться. Уж лучше вовсе не знать её, радости. Легче.
Горе совсем подкосило Марию. Что делать, как дальше жить? Мать старенькая, не помощница, а тут ещё ребёнок вот-вот должен родиться…
Ну, и решилась Мария на грех – руки на себя наложить. Вместе с нерождённым дитём уйти из жизни хотела – кому он будет нужен без матери? Зашла в сараюшку, верёвку на крюк накинула…
А тут откуда ни возьмись солдат – немолодой уж да безногий. Он и вытащил Марию из петли, а впоследствии заменил её дочери всех: отца, мать, братьев, сестёр, которых у неё никогда не было… Потому что Мария-то умерла в родах.
– Я ведь долго не знала, что он мне не родной. Уже когда его не стало, тётка мне всё и рассказала. Любил меня батя и никогда не обидел. Помню, сядет зимой к окошку, посадит меня на коленки, поглаживает по голове и приговаривает: «Снежинки, снежинки…»
– «…на книжке у Нинки», – закончила Вера под удивлённый взгляд соседки.
– Когда умирал, всё меня по имени звал: «Нинушка, Нинушка», – помолчав немного и не дождавшись Вериных объяснений, продолжила Нина. – Тревожно так вглядывался в моё лицо, как будто не узнавал. А потом вдруг прошептал «Прости, Анфиса» и умер. Всё думаю, кто такая Анфиса? Я ведь о нём ничего не знаю, где он раньше жил, как он жил…
– А когда же он?.. – голос Веры дрогнул: перед глазами возникла бабушкина морщинистая рука, держащая стакан с водкой…
Олеся Петрова
«Есть в жизни каждого из нас…»
Есть в жизни каждого из нас —
Что должно пережить.
И выбор очень невелик.
По совести и чести,
И каждого душевный крик
Нам дан от предков русичей на месте…
Теперь уже настал тот час…
И как бы ни гнушался враг,
От Господа наградой дан нам глас.
И голос тот, ещё от Анны,
От Пушкина,
От сверх Державы,
И от Суворова, и от Петра,
За нас, нам всем она дана,
Такая наша Родина одна – она Россия!!!
Озёра синие,
И реки, и леса,
И журавлиной стаи путь – о, эти небеса…
За наших ратных, за погибших,
Всех родных…
И Окуджавы, и Высоцкого надрыв,
И Гумилев, и Бродский – всех не счесть,
Я радуюсь, что выросла я здесь,
На этих именах, моя Россия,
Вам имя – Честь, вам быть,
Вы есть Россия!!!
И не изгнать из белых рос
Нашу любовь и Бога,
Из белоствольных пущ рядов берёз,
Народа русского одна дорога…
Не веришь? Помолясь,