Музыканты и мстители. Собрание корейской традиционной литературы (XII-XIX вв.)

Обычно старуха ходила к матери Ынэ, чтобы одолжить риса, бобов, соли или бобовых брикетов. Как-то раз ей отказали. Она страшно разгневалась и решила, как только представится подходящий случай, обязательно навредить в отместку.

Живший в том же селении юноша по имени Чхве Чжоннён был внуком золовки старухи. Ему едва исполнилось четырнадцать-пятнадцать лет. Он выглядел совсем молоденьким и был довольно мил.

Старуха решила проверить, насколько у юноши велико влечение к другому полу, и спросила, заманивая его в ловушку:

– Как ты смотришь на то, чтобы жениться на девушке, подобной Ынэ?

Чжоннён, мягко улыбнувшись, ответил:

– Ынэ хороша и красива. Разве возможно не быть с нею счастливым?

Старуха сказала:

– Если ты во всеуслышание скажешь: «Я уже давно втайне люблю Ынэ», – я устрою так, чтобы все получилось.

В ответ Чжоннён сказал:

– Ну, конечно!

Старуха продолжила:

– В последнее время меня одолела чесотка, больше не могу терпеть. Однако знахарь сказал: «Лекарство от зуда – самое дорогое». Поэтому если это дело завершится успехом, за лекарства будешь платить ты.

Чжоннён ответил:

– Разве я осмелюсь поступить не так, как вы научили?

Как-то раз, когда муж старухи, завершив свои дела, пришел домой, та сказала ему:

– Ынэ влюбилась в Чжоннёна, попросила меня стать посредницей-свахой, и я устроила им встречу у нас в доме. Но бабушка Чжоннёна обнаружила их, и говорят, что Ынэ перелезла через ограду и сбежала.

Муж с резким укором ответил:

– Семья Чжоннёна из простых, а Ынэ – дочь янбана-аристократа. Ты молчи и не болтай лишнего.

Однако вскоре слух об этом разнесся по всему селению, и для опозоренной Ынэ почти не осталось возможности выйти замуж. Только живший в том же селении

Ким Янчжун, который во всех подробностях знал обстоятельства произошедшего, решился жениться на ней.

Однако ложно осуждающие его сплетни стали распространяться до такой степени, что не было сил их слушать.

Прошло время, и наступил 25-й день дополнительной второй луны 46-го года по циклическому календарю[11 - 1789 год.]. В тот день старуха вдруг начала орать:

– Когда я пообещала Чжоннёну устроить свадьбу с Ынэ, мне было сказано, что «если дело получится, заплатят за мое лекарство». А Ынэ вдруг, ни с того ни с сего, нарушила слово и вышла замуж за другого мужчину, поэтому Чжоннён не стал выполнять свое обещание, и моя болезнь дошла до такого тяжелого состояния. Теперь Ынэ – мой заклятый враг!

Все жители селения – и стар и млад – с недоумением на лицах смотрели друг на друга, хлопали глазами, махали руками и не могли вымолвить ни слова от удивления.

Прошло два года с тех пор, как старуха начала клеветать на Ынэ, говоря, что та якобы была злобной женщиной с самого начала. Стало невмоготу терпеть стыд и унижения. Тогда Ынэ решила, во что бы то ни стало, самолично, что называется, «вырезать плоть» старухи и защитить свою честь, отомстив за обиду и оскорбление, но подходящий случай не представлялся.

И вот, на следующий день, 26-го числа, воспользовавшись тем, что в доме старухи не было никого из членов семьи, и, дождавшись, пока та уснет в полном одиночестве, глубокой ночью, взяв руки кухонный нож, Ынэ закатала рукава, подвернула подол юбки и, полная решимости, вышла из своего дома и направилась к старухе, сразу в ее спальню. В комнате мерцал одинокий огонь лампы. Старуха сидела одна и готовилась отойти ко сну. На ней была только юбка, верхняя половина тела обнажена. Ынэ с ножом в руке подошла и остановилась перед ней. Брови Ынэ нахмурились, и она произнесла, обвиняя старуху:

– Твоя вчерашняя клевета намного хуже того, что было прежде. Я отомщу тебе, негодной женщине. Так прими же этот нож!

А старуха подумала про себя: «Что может сделать эта худая и слабая девчонка?» – и сказала:

– Если хочешь резать, так режь!

Тогда Ынэ закричала:

– Раз так, пусть будет так!

Затем она склонилась и быстро нанесла удар ножом в левую часть шеи. Но старуха не перестала дышать, наоборот быстро схватила Ынэ за запястье. Девушка стремительно высвободила руку и нанесла еще один удар, в правую часть шеи. Только тогда старуха завалилась на один бок. Ынэ присела рядом и стала наносить удар за ударом по грудной клетке, плечу, плечевому суставу, подмышкам, рукам, ногам, ребрам, внутренним органам, шее, груди – все с левой стороны.

Наконец, она стала ударять ножом по ребрам и спине правой части тела: два раза ударит, три раза. И каждый раз при взмахе ножа она бранилась.

Всего Ынэ нанесла восемнадцать ударов. После этого, даже не вытерев кровь с ножа, вышла из дома и стремительно направилась в дом к Чжоннёну, чтобы продолжить месть. По дороге она встретила мать Чжоннёна, которая стала отговаривать ее со слезами на глазах. Поэтому Ынэ возвратилась домой. К тому времени ей исполнилось восемнадцать лет.

Сразу после случившегося староста деревни примчался в местную управу и заявил о происшествии. Начальник уезда Пак Чэсун, приняв строгий вид, начал осмотр трупа старухи. Обращаясь к Ынэ, он сказал:

– Зачем ты зарезала старуху? К тому же, старуха была сильной бабой. Ты же – слабая женщина. Однако, глядя на страшные ножевые ранения, трудно поверить, что все это ты сделала одна. Признавайся во всем без утайки!

Все это время вокруг стояли угрожающего вида охранники, а рядом находились орудия пыток. У всех, кто расследовал преступление, на лицах не отражались никакие чувства, и они выглядели мертвенно-бледными.

На шее Ынэ была колодка, руки скованы кандалами, ноги обвязаны цепями. В ее слабом теле, потерявшем свободу, кончились силы. Она вся размякла и не могла держаться на ногах, готовая вот-вот упасть. Но на ее лице отсутствовал страх, и она без всякой грусти произнесла с достоинством:

– А-а! Господин губернатор, Вы для меня – словно родные отец и мать, поэтому нижайше прошу выслушать меня. Если девушка из хорошей семьи подвергнется клевете, пусть даже это не приведет к дурным делам, разве само по себе это не осквернение? Эта старуха, по происхождению своему из низшего сословия певичек-кисэн, с самого начала задумала оклеветать девушку из хорошей семьи. Разве было что-то подобное в Поднебесной в прошлом и ныне? То, что я убила старуху – неизбежность. Я, хоть еще очень молода, прекрасно понимала, что если убью кого-либо, местная управа неминуемо приговорит меня к смерти. Поэтому я осознаю, что за вчерашнее убийство старухи сегодня меня постигнет смерть. Однако, поскольку я уже убила старуху, в местной управе теперь нет нужды рассматривать дело о преступлении в клеветничестве на других. Я умоляю призвать к ответу Чжоннёна и забить его до смерти! И последнее. Поскольку я одна подверглась позорному оговору, разве кто-либо еще мог осмелиться помочь мне в совершении такого тяжкого дела?

Начальник уезда глубоко вздохнул. Затем он обследовал одежду, в которой старуха была в момент убийства. Нижняя рубашка из летней прозрачной ткани и юбка – все стало красного цвета, так что было трудно поверить, что раньше рубашка была белой, а юбка – синей. Увидевший это губернатор оробел до мозга костей и стал относиться к девушке со священным трепетом. Затем он захотел ее отпустить, однако закон не позволял этого сделать. Поэтому он составил обращение, где, в общем и целом, описал все, и направил его губернатору провинции. Губернатор провинции по имени Юн Хэнвон передал дело следователю, который стал выяснять, кто был сообщником в этом деле, так что расследование затянулось. Допрос проводили девять раз, но изложение обстоятельств преступления каждый раз неизменно повторялось. Что касается Чжоннёна, поскольку он был слишком молод и подвергся обману со стороны старухи, его решили не привлекать к ответственности.

Летом 47-го года по циклическому календарю[12 - 1790 год.] стали готовиться к большому государственному празднику. По этому случаю правитель собирал списки приговоренных к смертной казни. Губернатор Юн Сидон подробно описал дело Ынэ и представил двору. Суть дела была изложена в письме прекрасным литературным языком. Государь проявил жалость и хотел спасти девушку, но поскольку речь шла об особо тяжком преступлении, в Палату наказаний был спущен приказ, повелевавший высокопоставленным сановникам обсудить данный вопрос. Сановник по имени Чхэ Чжэгон[13 - Чхэ Чжэгон: 1720–1799.] высказался так:

– Хотя совершенно очевидно, что дело мести Ынэ за обиду происходит из-за ее крайнего горя и возмущения, все же, поскольку она – преступница, совершившая убийство, я не осмеливаюсь представить мнение в пользу ее прощения.

Тогда государь издал официальный ответ по вопросу апелляции.

Его текст гласил о следующем:

«Клевета на целомудренную девушку с обвинением в распутстве – разве это не крайне возмутительно для Поднебесной? Конечно, для сохранения целомудрия Ынэ могла просто умереть, покончив собой. Это не так трудно. Но она боялась, что если просто умрет, никто не узнает о ее чистоте. Поэтому, взяв в руки нож и убив врага, тем самым, намереваясь ясно показать всем жителям родного селения свою чистоту, она не могла не вырезать плоть старухи. Если бы Ынэ родилась в Древнем Китае в Эпоху сражающихся царств[14 - Древнекитайская Эпоха сражающихся царств: 403–221 гг. до н. э.], хотя ее поступок и другой, все же ее имя было бы подобно имени девушки Не Ин, и разве не стали бы придворные историки составлять ее биографию для династийных анналов? В старину одна девушка из района

Хэсо, что на востоке Кореи, убила человека, совершив преступление по близким мотивам. В то время губернатор провинции обратился с просьбой освободить ее, и тогдашний государь прислушался к его словам, оказал девушке знаки почести. И не успела эта девушка выйти из тюрьмы, как ее тут же окружили тучи свах и стали спорить между собою, предлагать тысячи мер золота. В конце концов, она стала женой аристократа-янбана, так что удивительный рассказ об этом передают вплоть до наших дней. Разве не так? К тому же Ынэ долго сдерживала свое чувство оскорбления и только после того, как вышла замуж, отмстила за причиненную обиду. Разве это не тяжелее? Если сейчас не освободить Ынэ, как еще можно улучшить нравы народа и научить его добродетели? Поэтому я намереваюсь просить избавить ее от смерти. И помилование Син

Ечхока из уезда Чанхын, о котором говорилось прежде, – тоже дело, связанное с уважением к истинной человеческой моральности, и тоже ошеломляющее. Поэтому освобождение Ынэ имеет тот же смысл. Отныне повелеваю широко оповестить весь юго-западный район Хонам о ходе расследования по делу Ынэ и Ечхока, чтобы не было ни одного человека, который не знал бы о нем».

Ким Чосун; записал Ким Рё[15 - Ким Чосун: 1765–1832. Ким Ре: 1866–1822.]

Повесть о странствующем воине с гор Одэсан

Достоверно неизвестно, кем был странствующий воин с мечом, что с гор Одэсан.