Танские новеллы

И все же в любовной новелле рыцарь, герой в подлинном смысле этого слова, стоит еще на втором плане. Автор, восхваляя его смелость, предприимчивость, благородство, готовность к самопожертвованию, уделяет основное внимание лирическому герою.

Примерно со второй половины IX века развивается жанр героической новеллы, воспевающей волевого, предприимчивого, сильного человека. Сама эпоха, богатая драматическими событиями, давала писателям богатый материал для подобных новелл. Герои наделяются необычными, исключительными качествами – и лишь в этом проявляется фантастика; действия же героев реалистичны, никаких чудес с ними не происходит.

Если в любовной новелле действуют императоры и сановники, ученые и поэты, фаворитки, гетеры и певицы, то в героической новелле появляются представители и других социальных кругов: мелкие чиновники, военные, купцы, городские жители и т. д. Иногда героические поступки совершаются женщинами; так, например, отважная Се Сяо-э мстит разбойникам, убившим ее отца и мужа («История Се Сяо-э»).

Большой интерес представляет новелла Ян Цзюй-юаня «История Хун Сянь», повествующая о том, как женщина предотвратила междоусобную войну. Примечательно то, что автор этой новеллы наделяет героическими чертами простую служанку – женщину из самых низших слоев общества. Это свидетельствует о прогрессивных, демократических убеждениях Ян Цзюй-юаня, воплотившего в своей новелле мечту народа о мирной, спокойной жизни.

В ряде героических новелл выводится исторический персонаж; особенно типична в этом отношении новелла Ду Гуан-тина «Чужеземец с курчавой бородой» – рассказ о человеке, намеревавшемся захватить власть и уступившем право бороться за нее Ли Ши-мину (сыну Ли Юаня – основателя танской династии). Новелла эта появилась в конце IX века, когда крестьянское восстание и междоусобная борьба между феодалами дробили и ослабляли Китай. К этим событиям вполне применимо описание обстановки, в которой разворачивается действие новеллы Ду Гуан-тина: «В стране хаос и волнение, во всех концах страны отважные люди поднимаются на борьбу». В таких условиях естественно появление новеллы о человеке, который смог бы объединить страну и обеспечить народу мирную жизнь.

Авторы героических новелл впервые начинают смело критиковать недостатки современного им общества, хотя подчас эта критика завуалирована обращением к истории или вымыслу. Они пытаются призвать к порядку зарвавшихся чиновников, неправедных судей, победить зло и восстановить справедливость. Позднее героическая новелла положила начало рассказу о справедливых судьях и роману о «благородных рыцарях долга».

Танская новелла была новым жанром, влившим свежую струю в китайскую литературу; она порвала со старой схоластической литературой, вышла за рамки догм конфуцианства, вступила в конфликт с господствующей моралью, с сословной идеологией, утверждая новое, жизненное, реалистическое начало. В новеллах танских авторов – как писал известный китайский литературовед Чжэн Чжэнь-до – «впервые с подлинным мастерством описаны человеческие чувства и события». В превосходной художественной форме танские новеллы отразили подлинную жизнь танского общества.

Авторы некоторых новелл были неудачниками: провалившись на экзаменах, они удалились от государственной службы и стремились порвать с господствующим стилем экзаменационных сочинений. Борясь против условности и скованности языка, очищая свои произведения от конфуцианских цитат и намеков, присущих официальной литературе, они вырабатывали новый стиль – простой, яркий и точный и главное внимание уделяли разработке фабулы.

Танские новеллы являлись на протяжении веков предметом подражаний. Они получили хождение среди народа в виде народных сказов и песен; темы многих новелл (в основном любовных) легли в основу драм XIII–XVI веков. Замечательные пьесы юаньских драматургов «Дождь в платанах» и «Зал вечной жизни» созданы под влиянием «Повести о бесконечной тоске»; «Западный флигель» Ван Ши-фу написан на сюжет «Повести об Ин-ин».

Танские новеллисты вписали много ярких страниц в сокровищницу литературы своего великого народа.

    О. ФИШМАН

Ван Ду

Древнее зеркало

Ученый муж по имени Хоу из Фэньиня, живший при династии Суй, был человек необыкновенный. Я, Ван Ду, считаю его своим учителем. Перед кончиной он подарил мне древнее зеркало и сказал:

– Храни его, и тебя минуют все наваждения.

Я принял подарок и очень дорожил им. Зеркало имело восемь цуней[1 - Цунь – мера длины, равная 3,2 см.] в поперечнике; на обратной его стороне было рельефное изображение лежащего единорога, а вокруг него на равном расстоянии друг от друга – черепаха, дракон, феникс и тигр. Ближе к краю следовали восемь триграмм и двенадцать созвездий[2 - Двенадцать созвездий – знаки зодиака.], а по самому краю были начертаны двадцать четыре иероглифа, отчетливо видные и написанные как бы в стиле ли[3 - Стиль ли – один из стилей китайской каллиграфии.], но таких знаков не найдешь ни в одной книге.

Учитель говорил:

– Эти двадцать четыре знака соответствуют двадцати четырем сезонам года[4 - По китайскому лунному календарю год делится на 24 сезона.].

Когда на зеркало падали лучи солнца, то все изображения и знаки его обратной стороны отчетливо выступали на тени, отбрасываемой зеркалом. При легком ударе зеркало издавало чистый звон, который не затихал в течение целого дня. Конечно, это было необыкновенное зеркало! Неудивительно, что учитель дорожил им и считал зеркало чудодейственным. Однажды он сказал мне:

– Давным-давно я слышал, что император Хуан-ди[5 - 2697–2597 гг. до н. э.] отлил пятнадцать зеркал. Первое имело в поперечнике пятнадцать цуней, что соответствует пятнадцати дням – сроку, в течение которого луна из узкого серпа превращается в диск. Каждое следующее зеркало было в поперечнике меньше предыдущего на один цунь, следовательно, это зеркало восьмое по счету.

Хотя времена Хуан-ди – седая старина и письменных свидетельств о них не сохранилось, тем не менее в словах такого достойного мужа, каким был учитель Хоу, сомневаться невозможно. В далекую старину Ян добился благополучия, приобретя нефритовый перстень, а Чжан Гун погиб, потеряв свой меч. Ныне наступили тревожные времена, и я с глубокой печалью взираю на события; вся страна словно охвачена огнем – где найдется место для спокойного житья! И вдобавок ко всем бедам – вот несчастье! – я лишился драгоценного зеркала! Поэтому я хочу рассказать о всех чудесах, связанных с ним, чтобы те, кто станет его обладателем в грядущих поколениях, знали бы о его происхождении.

Это зеркало досталось мне в пятом месяце седьмого года правления «Дае»[6 - До установления народной республики в Китае даты обозначались либо циклическими знаками, либо специальным названием (девизом) годов правления того или иного императора, либо годами первой республики (с 1911 г.). Седьмой год правления «Дае» – 611 г.] от учителя Хоу, кончина которого совпала с моим приездом в Хэдун по окончании срока моего цензорства. Возвращаясь в шестом месяце того же года в Чанъань, я попал в Чанлэпо и остановился в гостинице, которую держал некий Чэн Сюн. У хозяина появилась новая служанка, очень красивая девушка по имени Ин-у, что значит Попугай. Я достал свое зеркало, чтобы поглядеть на себя и привести в порядок одежду, как вдруг служанка повалилась на пол и стала биться головой о доски.

– Пощадите меня! – кричала она, обливаясь кровью. Я позвал хозяина и спросил, что это значит.

– Два месяца назад ее привел один проезжий, – отвечал Чэн Сюн, – девушка была очень больна, и человек этот оставил ее, сказав, что заедет за ней на обратном пути. С тех пор он не появлялся, а девушка стала служить у меня. Больше я ничего о ней не знаю.

Подозревая, что это оборотень, я приблизился к девушке с зеркалом в руках.

– Пощадите меня, и я приму свой первоначальный вид, – взмолилась она.

– Сначала расскажи о себе, потом примешь свой прежний вид, – сказал я, пряча зеркало, – и я тебя пощажу.

Девушка поклонилась и стала рассказывать:

– Я – тысячелетняя лисица и жила под старой сосной, растущей перед храмом на горе Хуашань. За мои превращения небо покарало меня смертью. Меня схватил было владыка горы Хуашань, но я ускользнула и бежала в края между реками Хэ и Вэй. Там Чэнь Сы-гун из Сягуя удочерил меня и относился ко мне с добротой. Позднее меня взял в жены человек из тех же мест по имени Чай Хуа, но жизнь с мужем не наладилась, и я убежала на восток. В Ханьчэне мною завладел Ли У-ао, человек жестокий и беспощадный. Несколько лет он силой заставлял меня кочевать вместе с ним, привез меня сюда и здесь покинул. К несчастью, я натолкнулась на это волшебное зеркало и не могу больше скрывать свое подлинное обличье.

– Ты – лисица и, вероятно, приняла человеческий облик для того, чтобы делать зло людям? – спросил я.

– Наоборот, чтобы служить им, – отвечала девушка. – Но зверь, принимая облик человека, оскорбляет богов, и я готова принять смерть.

– Я хотел бы пощадить тебя, если это возможно, – сказал я.

– Благодарю вас за вашу доброту, но, оказавшись однажды под лучом этого зеркала, я уже не могу сохранять чужой облик. И хотя я в течение долгого времени была человеком, мне придется принять свое настоящее обличье. Об одном только прошу – уберите зеркало в ящичек, чтобы я могла выпить вина перед смертью.

– А ты не убежишь, если я спрячу зеркало? – спросил я.

Смеясь, она отвечала:

– Разве я могу быть такой неблагодарной? Ведь вы, ваша милость, хотели пощадить меня. Но от волшебного зеркала я уже не могу уйти. Лишь одного хочу – чуточку веселья перед своей гибелью.

Я убрал зеркало в ящик, угостил девушку вином и позвал соседей присоединиться к пиру. Девушка быстро захмелела и, поправив одежду, начала танцевать и петь:

О зеркало!
Я расстаюсь с тобой!
О жизнь, прощай!
Над смертью я не властна…
С тех пор
Как изменился облик мой,
Как много царствовало
На земле династий!
Хотя порою
Радостно нам жить,
Лишь смерть избавит
От тоски и бед,
Зачем же
Этим миром дорожить?
За жизнь цепляться,
Право, толку нет![7 - Перевел с китайского И. Голубев.]

Закончив песнь, девушка снова поклонилась, превратилась в лисицу и умерла к удивлению всех присутствующих.

В первый день четвертого месяца в восьмой год правления «Дае» случилось солнечное затмение. Я отдыхал в одной из комнат цензората, когда заметил, что стало темнеть. Вскоре пришел служитель и сказал, что затмение еще только начинается. Я поднялся, достал зеркало, чтобы привести себя в порядок, и тут вдруг заметил, что оно потускнело и не отражает свет. Я догадался, что зеркало имеет связь с тайной мрака и света, иначе почему вместе с затмением солнца оно утратило свой блеск? Не успел я прийти в себя от изумления, как зеркало снова заблестело – солнце тоже начало постепенно открываться. Когда оно засияло, зеркало обрело свой обычный блеск. С этих пор я стал замечать, что во время затмения солнца или луны зеркало также становилось тусклым.

В том же году, в пятнадцатый день восьмого месяца, мой друг по имени Сюе Ся навестил меня и показал приобретенный им бронзовый меч четырех чи[8 - Чи – мера длины, равная 32 см.] в длину, с клинком и рукоятью, сделанными из одного куска; рукоять украшали изображения дракона и феникса, а сверкающий клинок – узоры, напоминающие не то языки огня, не то рябь на воде.

– С этим мечом происходят замечательные вещи, – сказал Сюе Ся. – Если его положить в темную комнату в пятнадцатый день любого месяца, когда на небе сверкает полная луна, то от меча на несколько чжанов[9 - Чжан – мера длины, равная 3,2 м.] вокруг расходятся яркие лучи. Я владею этим мечом уже несколько лет и, зная, что ты жаден до всяких необычайных древних вещей, как голодающий до пищи и жаждущий до питья, я сегодня ночью готов вместе с тобой испытать мой меч.

С большой радостью принял я предложение. Небо в эту ночь было чистое, мы закрылись в комнате, куда не проникал ни один луч света, и приступили к испытанию. Я тоже достал свое зеркало и положил его рядом. Оно вспыхнуло ярким светом, и в комнате стало светло как днем. От меча же не исходило никакого сияния. Сюе Ся был очень удивлен и сказал: