Небывалому быть. Часть 1

Где оборвались провода, связь восстанавливаю
быстро, как учили,
Потом обратно к раненому возвращаюсь
и в душе твержу:
"Ну наконец-то помощь оказать ему смогу!"
А позже к нам пришёл другой приказ военный,
Чтоб нашу часть отправили в сам город Ленинград,
И вот он предо мной с архитектурой богатейшей,
Глаза вдруг разбежались, красота одна, вторая… пятая…
десятая подряд.
Впервые попадаю в этот город – град – градище,
Книг исторических немало прочитала я о нём и вспомнила
о том,
Что основал его сам Пётр Первый, он же и Великий,
И первым Императором Российским числится при всём.
Мечтала, ах, как я мечтала с юности попасть сюда —
в мир красоты поющей,
В особую историю Империи Российской, так далеко
ушедших лет, веков,
Когда в ней жил, творил на самом деле Пётр Алексеевич
Романов,
Который и поныне всё державное течение реки Невы
до нас нести готов.
Ещё мечтала и взглянуть на главный символ города,
Что разместился в самом сердце, на Сенатской площади его,
Как в книгах писано, что личность там Петра Великого
стремительна и созидательна,
Сам Александр Пушкин написал поэму "Медный всадник"
про него.
Невиданный размах построек представал буквально
с каждым шагом,
Так восхищал меня, особенно прославленный проспект
Тот Невский, о котором говорил нам наш учитель географии:
"Если придётся вам его увидеть, не отведёте от него
свои глаза ни на минуту, нет!"
Действительно, со мною именно вот так происходило,
Но только жаль, что по проспекту вся экскурсия
немирною была,
Война смотрела в душу нам со страхом,
с гибелью и с голодом,
Внося в наш Ленинград так много
изменений, особенно беды и зла.
По улицам шли жители, в шарфы закутаны
и в шали,
В мои глаза бросалось их бессилие, молчание,
какая-то пустота,
Они тащили санки, нагружённые бидонами
до верха,
Из переполненных как будто слёзно
разливалась чистая вода.
И мне пришлось познать и голод, и бессилие
в блокаде.
Ах, сколько же здесь тысяч умерло людей,
средь них детей?
Не думала, что я в живых тогда останусь тоже,
Буквально с каждым днём в желудке
становилось тяжелее и больней.
Спасибо боевой подруге Нине,
дорогой землячке,
Поила травами, спасала жизнь, на волоске
висевшую, мою,
Всем сердцем благодарна ей и преклоняюсь
перед нею,
Что до сих пор на белом свете я ещё живу…
Предела ликованию в тот день совсем не стало,
Когда кольцо блокады разорвалось
и фашисты потерпели свой афронт.
"Ура!" – кричали все и песни распевали
громко, да ещё протяжно,
А я, молясь, шептала: "Господи, дай силы
мне живой
и дальше проходить тяжёлый фронт!"
На митинге вручали ордена, медали очень многим,
Средь них и я не оказалась не замеченной, стоящей в стороне,
Мои подруги девушки-связистки их надели с большой
гордостью
И дальше продолжали Родине служить на той войне.
После войны, вернувшись в край родимый, в Давлеканово,
В свои родимые пенаты, так я вам скажу:
Воспоминаньями живу до сих пор о войне тяжёлой,
Но радуюсь, что жизнь, пусть потихоньку, но достойно
прохожу.
Жизнь продолжается сегодня и продолжится, конечно,
завтра,
Но не хотелось бы, чтоб прервалась она тогда,
Когда вдруг постучится в окна к нам война,
опять попросится,
Мы знаем, что за этим будет вновь огромная беда.
И не дай Бог её нам снова повторения,
Поэтому скажу вам: берегите и цените свою жизнь,
Пока живёте в этом мире мирном и в согласии с народами,
Не забывайте, ею надо очень сильно дорожить!»
Такие вот слова звучали в нашей интересной долгой встрече
Из уст приятной, милой женщины, душой
понравившейся мне.
Я поклонилась ей довольно-таки низко, с благодарностью
промолвила:
«Спасибо, что не отказали в сложном разговоре о войне!»
«Да не за что, – ответила Григорьевна, задумавшись
И обращаясь как бы с сожалением, тихонько говоря, —