Итальянский футуризм. Манифесты и программы. 1909–1941. Том 1

. Одним из зримых плодов этой деятельности стала Свободная международная футуристская выставка с участием русских, английских, бельгийских и американских художников, прошедшая весной 1914 года в Риме. После войны Маринетти стремился возродить «футуристский интернационал», организовав в Турине в 1919 году Международную футуристскую выставку и опубликовав в 1924 году текст «Мировой футуризм: манифест Парижу»

. И хотя, за исключением России, футуризму не удалось создать заметных центров или национальных школ вне Италии, целый ряд исследований последнего времени убедительно показывает, что он стал первым подлинно международным авангардом

.

В истории итальянского футуризма роль личности Маринетти была основополагающей и настолько существенной, что его личные заявления тут же приписывались течению в целом, а его деятельное участие сопровождало большинство инициатив под эгидой футуризма. Преданность однажды провозглашенному движению, талант вербовки новых последователей, верность принципам авангарда в консервативной атмосфере муссолиниевской культуры сделали его бессменным лидером футуризма, фигурой, казалось бы, неотъемлемой от своего детища.

Вместе с тем критика в его адрес в кругу флорентийских футуристов в начале 1915 года оформилась в обвинение в том, что Маринетти исказил суть движения. Джованни Панини, Альдо Палаццески и Арденго Соффичи в своём манифесте, опубликованном в журнале “Lacerba”, попытались «разделить» большое наследие футуризма, «избежав недоразумений и споров». Они провозгласили себя, а также художников Карло Карра и Джино Северини, музыканта Балиллу Прателлу, поэтов Коррадо Говони и Итало Таволато настоящими футуристами, а многих других представителей движения – маринеттистами. Обвиняя маринеттизм в невежестве, натурализме, шовинизме и дисциплине, они противопоставили ему футуристские добродетели суперкультуры, сущностного лиризма, патриотизма и страсть свободы. «Маринеттизм пользуется новой техникой, но не обладает обновлённой, очищенной чувствительностью. Слепо отвергая прошлое, он слепо стремится к будущему и потому не создаёт ни искусства, ни мысли, но только сублимированного отпрыска предшествующего искусства и мысли» («Футуризм и маринеттизм»). Впрочем, в итоге они сами отдалились от футуризма.

1. См.: Голдберг Р. Искусство перформанса: от футуризма до наших дней. М.: AdMarginem, 2013.

2. См.: Авангардное поведение: Сб. материалов ? Под ред. М. Карасика. СПб.: Хармсиздат, 1998.

3. См.: Lapsin V.P. Marinetti е la Russia. Dalla storia delle relazioni letterarie e ar-tistiche negli anni dieci del XX secolo. Rovereto; Milano: MART; Skira, 2008. P. 92.

4. См.: Marinetti F.T. Le Futurisme mondial: Manifeste a Paris //Le Futurisme: Revue synthеtique illustrеe. Milano. N0. 9. 1924. 11 Janvier. P. 1–3; Noi: Rivista d’arte futurista. Roma. Serie 2. A.i. N0. 6–9. 1924. P. 1–2.

5. См. на эту тему: Futurismo & Futurismi [Futurism & Futurisms] / Ed. by P. Hulten. New York: Abbeville, 1986; Бобринская E. Футуризм вне Италии ?? Бобринская Е. Футуризм. М.: Галарт, 2000. С. 103–112; International Yearbook of Futurism Studies / Ed. by G. Berghaus. Vol. 1–4. Berlin: De Gruyter, 2011–2014.

1. Первый манифест футуризма

Мы

бодрствовали всю ночь под лампами мечети, медные купола которой, такие же ажурные, как наша душа, имели, однако, электрические сердца. Прогуливая нашу прирождённую леность на пышных персидских коврах, мы рассуждали на крайних пределах логики и царапали на бумаге безумные письмена.

Необъятная гордость переполняла наши груди, так как мы чувствовали, что стоим совершенно одни, точно маяки или выдвинувшиеся вперёд часовые, лицом к лицу с армией враждебных звёзд, расположившихся лагерем на своих небесных бивуаках. Одни с механиками в адских топках огромных кораблей, одни с чёрными призраками, копошащимися в красном брюхе обезумевших локомотивов, одни с пьяницами, которые бьются крыльями о стены.

И вот мы внезапно развлечены гулом громадных двуярусных трамваев, которые проходят мимо, подскакивая испещрёнными огоньками, точно деревушки под праздник, которые разлившаяся По внезапно потрясает и срывает, увлекая их в каскадах и потоках наводнения в море.

Затем безмолвие стало ещё глубже. Пока мы прислушивались к ослабевающей мольбе старого канала и треску костей умирающих дворцов, обросших бородою зелени, под нашими окнами внезапно закраснелись жадные автомобили.

– Идём, друзья мои, – сказал я. – В путь! Наконец-то Мифология и мистический Идеал превзойдены. Мы будем присутствовать при рождении Центавра и скоро увидим полёт первых Ангелов! Надо потрясти врата жизни, чтоб испытать их петли и задвижки!.. Идём! Вот первое солнце, поднимающееся над землёю!.. Ничто не поравняется с великолепием его красной шпаги, впервые сверкающей в наших тысячелетних потёмках.

Мы приближаемся к трём фыркающим машинам, чтобы поласкать их грудь. Я растянулся на своей, как труп в гробу, но внезапно отпрянул от маховика – ножа гильотины – грозившего моему желудку.

Великая метла безумия оторвала нас от самих себя и погнала по крытым и глубоким, как русла пересохших потоков, улицам. Там и сям жалкие лампы в окнах учили нас презирать наши математические глаза.

– Чутьё, – крикнул я, – хищным зверям достаточно чутья!

И мы гнали, как юные львы, смерть в чёрной шкуре, испещрённой бледными крестами, которая бежала перед нами по широкому, сизому, осязаемому и живому небу.

А между тем у нас не было идеальной возлюбленной, поднимающейся до небес, ни жестокой царицы, которой мы могли бы предложить трупы, скрученные в византийские кольца!.. Никакого повода к смерти, кроме желания отделаться, наконец, от груза нашего мужества!

Мы подвигались вперёд, давя на пороге домов сторожевых собак, которые расплющивались вокруг наших раскалённых шин как воротничок под утюгом.

Ласковая смерть опережала меня при каждом повороте, нежно предлагая мне лапу, и поочерёдно ложилась на землю, с скрипучим звуком челюстей бросая на меня бархатные взгляды из глубины луж.

– Выйдем из мудрости как из отвратительного рудника, и войдём, как плоды, приправленные гордостью, в огромную и кривую пасть ветра!.. Отдадим себя на съедение неизвестному, не вследствие отчаяния, но просто для того, чтобы обогатить неисследимые резервуары нелепости!

Сказав эти слова, я круто повернулся, с азартом шалого пуделя, кусающего свой собственный хвост, и вот внезапно двое циклистов

выбранили меня, покачиваясь передо мною как два убедительных и тем не менее противоречивых рассуждения. Их глупое волнение захватывало мою территорию… Какая скука! Тьфу!.. Я не стал долго разговаривать, и от отвращения – трах! – шлёпнулся вниз головою в яму…

О, материнская яма, наполовину наполненная грязной водой! Фабричная яма! Я смаковал твою крепительную грязь, которая напоминает мне святые чёрные сосцы моей суданской кормилицы

!

Когда я выпрямил своё тело, грязную и дурнопахучую швабру, раскалённое железо радости восхитительно пронизало мне сердце.

Толпа рыболовов-удильщиков и подагрических натуралистов волновалась от ужаса по поводу этого чуда. Эти терпеливые и кропотливые души высоко поднимали громадные железные сети, стараясь выловить мой автомобиль, напоминавший огромную, увязшую в грязи акулу. Он медленно вынырнул, оставляя в грязи, точно чешую, свою тяжёлую оправу здравого смысла и набивку комфорта.

Её считали мёртвой, мою добрую акулу, но я воскресил её одним ласковым прикосновением к её всемогущей спине, и вот она ожила и поплыла полным ходом на своих плавниках.

Тогда, в масках из славной фабричной грязи, полной шлака, бесполезного пота и божественной сажи, держа на перевязках наши раздавленные руки, среди жалоб мудрых удильщиков и огорчённых натуралистов, мы продиктовали нашу первую волю всем живым людям земли:

Манифест футуризма

1. Мы желаем воспеть любовь к опасности, привычку энергии и безрассудства.

2. Основными элементами нашей поэзии будут: смелость, дерзость и бунт.

З Тогда как до сих пор литература возвеличивала задумчивую неподвижность, экстаз и сон, мы желаем прославить агрессивное движение, лихорадочную бессонницу, гимнастический шаг, опасный прыжок, пощёчину и затрещину.

4. Мы объявляем, что великолепие мира обогатилось новой красотой: красотой скорости. Беговой автомобиль с его кузовом, украшенным большими трубами, напоминающими змей с взрывчатым дыханием… ревущий автомобиль, который точно мчится против картечи, – прекраснее, чем Победа Самофракии*.

5. Мы желаем воспеть человека, держащего маховое колесо, идеальный стержень которого проходит сквозь землю, пущенную по своей орбите.

6. Нужно, чтобы поэт тратил себя с жаром, блеском и расточительностью, чтобы увеличить восторженное рвение первичных элементов.

у. Красота только в борьбе. Нет шедевра, который не был бы агрессивным. Поэзия должна быть бурным натиском на неведомые силы, чтобы заставить их склониться перед человеком.

8. Мы на крайнем пределе веков!.. К чему оглядываться назад, раз нам нужно высадить таинственные двери невозможного? Время и Пространство умерли вчера. Мы живём уже в абсолютном, так как мы уже создали вечную вездесущую скорость.

9. Мы желаем прославить войну – единственную гигиену мира – милитаризм, патриотизм, разрушительный жест анархистов, прекрасные идеи, которые убивают, и презрение к женщине.

10. Мы желаем разрушить музеи, библиотеки, сокрушить морализм и всяческую оппортунистскую и утилитарную трусость.

11. Мы будем воспевать огромные толпы, взволнованные трудом, удовольствием или восстанием; многоцветные и многоголосые бури революций в современных столицах; ночную вибрацию арсеналов и верфей под их бурными электрическими лунами; жадные вокзалы, пожирающие дымящихся змей; фабрики, подвешенные к облакам шнурками своих дымов; мосты с прыжками гимнастов, переброшенные через дьявольские ножи озарённых солнцем рек; предприимчивые пакетботы, обыскивающие горизонт; широкогрудые локомотивы, фыркающие от нетерпения на рельсах подобно громадным стальным коням, взнузданным длинными трубами; скользящий полёт аэропланов, винты которых шелестят точно знамя, и аплодисменты восторженной толпы.

Мы выпустили в Италии этот манифест ниспровергающего и зажигательного насилия, посредством которого основываем ныне футуризм, так как желаем освободить Италию от гангрены профессоров, археологов, чичероне и антиквариев.

Италия слишком долго была главным рынком старьёвщиков. Мы желаем избавить её от бесчисленных музеев, покрывающих её бесчисленными кладбищами.

Музеи, кладбища!.. Поистине они тождественны в своём зловещем соприкосновении тел, которые не знают друг друга. Публичные дортуары, где укладываются на вечный сон бок о бок с ненавистными или незнакомыми существами. Взаимная свирепость живописцев и скульпторов, убивающих друг друга линиями и красками в одном и том же музее.

Пусть навещают их однажды в год, как навещают своих покойников… это мы можем допустить!.. Пусть даже кладут однажды в год цветы к ногам Джоконды, мы и на это согласны!.. Но мы не согласны, чтобы ежедневно таскали по музеям наши скорби, наше хрупкое мужество и наше беспокойство!.. Неужели вам хочется отравляться? Неужели вам хочется гнить?

Что, собственно, можно найти в старой картине, кроме тяжких потуг художника, силящегося разбить препятствия, непреоборимые для его желания всецело выразить свою мечту?