Расколбаска

Той ночью я похоронил ее…

Время тянулось мучительно медленно. Час до рассвета казался вечностью. Вот дом, где я родился. Здесь прожил всю свою жизнь. Прожил почти десять лет со своей женой. А сейчас ее не стало. Жизнь превратилась в сплошной кошмар.

2

Время шло. Один за другим сменялись дни, неумолимо следуя предписанию естественного хода вещей. Та ночь не покидала мое сознание, наполняя его жуткими картинами. Казалось, что я медленно схожу с ума. Живя словно в тумане и лишь изредка возвращаясь в реальность сквозь безликую пелену, разум мой утонул во мраке.

Дела шли хорошо, и я мог не заботиться о своем финансовом благосостоянии. А потому передал полномочия управляющему и лишь изредка занимался документацией.

Почти все свое время я не покидал стен дома. Осень была в самом разгаре. Летняя жара отступила, передав эстафету холодной и почти всегда дождливой погоде. И, глядя в окно, я словно видел там отражение своего собственного внутреннего мира, с теми же густыми черными тучами и вечными дождями.

А утром все покрывал непроглядный густой туман. Он окутывал пространство вокруг дома и пытался проскользнуть внутрь, медленно, лениво выискивая приоткрытые двери и окна. Проникал в комнаты и растворялся бесследно.

Жизнь со временем покидала стены старого дома. Некоторые из прежних слуг ушли. Новые же не могли продержаться и месяца, исчезая бесследно. А вскоре и вовсе перестали приходить.

Тишина и покой стали как нельзя лучше характеризировать это место, наравне с тревогой. Рабочих рук не хватало, а потому все больше комнат запиралось. Медленно и неуклонно дом покрывала пыль.

Я знал, что мой дед был близок к разгадке тайн дома. Но, увы, он не оставил никаких подсказок после своей смерти. По крайней мере, мне так казалось. Я изучал историю особняка. Поднимал семейные архивы. Но все было тщетно. Что-то ускользало от меня. И, напиваясь ночами, я пытался заглушить голоса своего безумия. Каждую ночь я слышал ее. Она кричала, звала меня, умоляла ей помочь. И бессилие что-либо изменить жалило меня как кинжал. Все прекращалось для меня лишь тогда, когда я падал в беспамятстве. Но с каждым днем голосов становилось больше и больше. И я напивался все сильней.

Была середина осени, когда очередная служанка исчезла. Но на этот раз все было совсем по-другому. Мы виделись с ней всего несколько раз, когда она приносила мне обед в библиотеку, где я проводил все свое время. Но я хорошо запомнил ее голос. Он чем-то напоминал мне голос моей бабушки. Служанка была уже не молода, и по чертам ее лица было видно, что она многое пережила. Через месяц она исчезла. И ее голос, полный отчаяния, слышался в ночи. Никто не видел, как она уходила. Последнее, что мне удалось узнать, было лишь маленьким огоньком в бездне мрака. Последний раз ее видели на кухне. Оттуда она направилась в свою комнату. Я последовал по ее маршруту. В этой части особняка я не бывал очень давно. Но все же мне все было здесь знакомо. Стены, картины, зеркала. Ничего не изменилось здесь со времен моего детства. Дверь в комнату была приоткрыта и поскрипывала от гуляющих по коридорам сквозняков. В самой комнате было убрано. Кровать застелена. Вещи служанки лежали на тумбочке. Словно она просто вышла куда-то.

Я направился к двери. И тогда мой взгляд на мгновение задержался. Полуоткрытое зеркало. Оно висело напротив двери. Сквозняк трепал на нем покрывало. Я скинул его на пол и вгляделся в свое отражение. Меня захлестнуло смутное чувство, что это не я. Будто все, что отражалось в нем, было иным.

Подняв с пола покрывало, я поспешил закрыть им зеркало. Тревога и страх одолевали меня. Из покрывала выпала заколка. Я не знал, принадлежала ли она пропавшей служанке или нет. Но мне хотелось думать, что она оказалась здесь совершенно случайно. Хотелось верить, что она просто упала на пол, когда я, не заметив, задел тумбочку покрывалом. Ведь если заколка была там с самого начала, то это было намеком на то, что мой дед в последние дни своей жизни не был настолько безумен.

Воспоминания захлестнули меня бурной волной. Голос деда звучал в моей голове: «Не подходи к зеркалам. Не смотри в них. Никогда».

Волнение переполняло меня. Я побежал по коридорам, сам не зная куда. Ноги сами несли меня.

Осенняя прохлада. Моросящий дождь. Глоток свежего воздуха понемногу развеял состояние дурмана, в котором я находился. Мысли приходили в норму. Дед всегда был со странностями. Очень чтил семейные ценности и традиции. Знал почти всю историю нашего рода. Но стал сам не свой после пропажи жены. Он искал что-то. И то же искал я. Но перед самой своей смертью он знал ответ. Все свободное время он проводил в библиотеке. Значит, там и находятся возможные ответы. И я просто что-то упускал.

Я взглянул на окна дома, которые как-то зловеще теперь глядели в мою покалеченную горем и ослабевшую душу. Что-то в этих стенах хотело уничтожить меня, унести в небытие.

Но я был готов принять правду, какой бы чудовищной и абсурдной она ни была.

Двери за мной закрылись. Другого пути я не видел и не хотел видеть.

3

Но дела не продвигались. Я практически жил в библиотеке. Искал малейшую зацепку. Но ее не было. Единственное, что было, это сверхъестественный страх перед зеркалами.

Передвижение по особняку для всех я ограничил, как мог. Работы у слуг стало значительно меньше, и новые служащие больше не требовались.

Как и прежде, я слушал голоса ночами, звучащие, словно отовсюду.

Здоровье мое покосилось, как старое дерево, не устоявшее перед бурей. Причиной тому были волнение, недосыпание и спиртное. Поэтому меня стал навещать доктор. Тот самый, который был другом нашей семьи.

С момента исчезновения служанки прошло довольно много времени. Родственников у нее не было, и потому никто не заметил ее исчезновения. Было в этом что-то печальное. Ведь память живет в нас вечно. Но сейчас не осталось даже памяти. Словно человек и не существовал вовсе.

Совершенно отчаявшись, я перенес зеркало из коридора в библиотеку, сорвал покрывало и готовился увидеть любые ужасы. Но на меня смотрело лишь мое отражение. Всего лишь отражение измученного человека. Что в конечном итоге усыпило мою бдительность.

Однажды ночью мое самочувствие резко ухудшилось, а потому я попросил послать за доктором. Он поспешил приехать, не дожидаясь утра, и был крайне обеспокоен моим болезненным видом. Через некоторое время мне стало лучше. Служанка принесла нам чай.

Доктор был хорошим другом моего деда, несмотря на большую разницу в возрасте, и даже был немного на него похож чертами лица. Он знал моих родителей и меня с самого детства. Возможно, он даже лучше меня знал историю нашей семьи и этого дома. Детей у него не было, и, вероятно, он относился ко мне как к сыну. На меня смотрели его добрые глаза. Он незамедлительно оказывался рядом, если мне требовалась помощь или просто дружеский совет. Я не знал, сколько лет ему было, но, на мой взгляд, уже за сорок.

За чашкой чая разговор проходил в непринужденной обстановке. Доктор был рад, что мне стало лучше. Я расспрашивал его о том, как он живет. Он отвечал и задавал мне встречные вопросы. Столь оживленный разговор поднял мне настроение, впервые за долгое время. Доктор очень любил рассказывать. Вероятно, он мог бы быть прекрасным учителем или даже писателем. Я часто говорил ему об этом, но в ответ он всегда лишь смеялся, как и сейчас.

Не знаю, сколько мы так просидели. Доктор обещал мне что-то показать позже. И уже собирался уходить.

Это был конец.

Конец всем иллюзиям и рождение сверхъестественного ужаса.

Руки вырвались из зеркала позади доктора и схватили его, затаскивая внутрь. Ужас в глазах, крик, застывающий на его губах. Я словно окаменел. Ужас не давал мне сдвинуться с места. На мгновение я справился с ужасом и пытался помочь доктору, чьи руки еще цепляли за края зеркала. За спиной раздался дикий крик. Но я не обращал на него внимания, из последних сил стараясь спасти беднягу из дьявольской ловушки. Но старания были тщетны. И вот уже руки потянулись ко мне, чтобы утянуть в небытие. Я отпрянул от зеркала, упав на пол, и наблюдал, как зеркало снова становится гладким. Из него раздавался хохот. В ушах застыли крики доктора, молящего о помощи. А после все стихло.

Позади меня, у входа в библиотеку, без сознания лежала служанка, крики которой я слышал, когда пытался помочь доктору. Она все видела и упала в обморок от ужаса. На крики вскоре сбежалась вся прислуга. Я сидел на полу. Дрожь пробирала мое тело.

«Их всех забрали зеркала…»

4

Я остался один на один со своими страхами.

В то же утро прислуга покинула дом. И я их ни в чем не винил. То, что произошло ночью, казалось нереальным. Но это произошло наяву. Кошмары обрели форму и стали реальностью, которая насмехалась надо мной, забирая новые жизни.

Когда служанка пришла в сознание, то больше не сказала ни единого слова. Просто ушла. Многие, уходя, не попросили даже плату за свои труды. Все были напуганы.

Кругом царила тишина, нарушаемая лишь смешками и шепотом, доносящимися из зеркал по дому.

Она забрала его. Она забрала их всех. Она забрала мою жену. И я мог поклясться, что уже видел ее раньше. Но не мог вспомнить, где именно.

Мой путь снова лежал в библиотеку. Гнев и страх перемешались во мне кипучей смесью. Я шел по коридорам, снова и снова разбивая каждое зеркало, которое было на моем пути. А после слышал смех за своей спиной. Зеркала собирались из осколков.

Я искал. Судорожно перелистывая страницы и стараясь ничего не упустить. Книги. Альбомы. Газеты. Десятки раз я перебирал в уме, что же означали эти рассказы о проклятии. И вот все начало вставать на свои места.

Она была моим ответом.

Она была проклятием. И именно ее я намеревался остановить любой ценой.

Портрет этой женщины я нашел на одной из очень старых фотографий. Самого портрета я никогда в доме не видел. Но на обратной стороне фотоснимка я заметил до боли знакомый мелкий почерк.

«Та, что живет в зеркале».

Он нашел ее. Мой дед был так близок к цели, но не успел завершить начатое.

Я бывал там всего лишь раз, но сразу узнал комнату на фотоснимке. Это была та самая комната в башне, где раньше располагалась библиотека.

Я не знал, кто она. Но теперь знал где.