Пришла она раз домой с улицы и жалуется матери:
– Чего это, мамка, никто меня по имени не зовёт?
Мать вздохнула и говорит:
– Оттого, что ты, доченька, у нас одна: нет у тебя ни братьев, ни сестёр. Растёшь ты, как крапива под забором.
– А где ж мои братья и сёстры?
– Сестёр у тебя, – говорит мать, – нету, это правда, а вот братьев было трое.
– Где ж они, мамка?
– Кто их знает. Как тебя в колыбели ещё баюкали, поехали они с огненными змеями – смоками – воевать, себе и людям счастье добывать. Вот с той поры и не вернулися…
– Мамка, так я пойду искать их, не хочу, чтоб меня Крапивницей называли!
И как ни отговаривали её отец с матерью – ничего не смогли поделать.
Тогда мать и говорит:
– Одну я тебя не отпущу: мала ты ещё для такой дороги. Запрягай Сивку и поезжай. Сивка наша старая, умная – она привезёт тебя к братьям. Да смотри на ночь нигде не останавливайся: езжай день и ночь, пока братьев не найдёшь.
Запрягла Алёнка Сивку, взяла на дорогу хлеба и поехала.
Выехала она за деревню, видит – бежит за возом их старая собака Лыска. Хотела было Алёнка назад её прогнать, да передумала: пусть, мол, бежит – в дороге веселей будет.
Ехала она, ехала – подъезжает к перекрёстку. Сивка остановилась, назад поглядывает.
Алёнка спрашивает у неё:
Заржи, заржи, кобылица,
Скажи, скажи мне, Сивица:
На какую дорогу тебя направлять,
Где мне братьев родных искать?
Подняла тут Сивка голову, заржала, на левую дорогу указала. Пустила её Алёнка по левой дороге.
Едет она чистыми полями, едет тёмными борами. Приехала в сумерках в чащу лесную. Видит – стоит в пуще у дороги хатка. Только Алёнка подъехала к хатке, как выбежала оттуда какая-то горбатая, костлявая старуха с длинным носом.
Остановила она Алёнку и говорит ей:
– Куда ты, неразумная, на ночь глядя едешь! Тебя тут волки съедят! Оставайся у меня ночевать, а завтра, как развиднеется, и поедешь.
Услыхала это Лыска и затявкала потихоньку:
Тяв-тяв!
Не велела мата
Ночек ночевати!..
Тяв-тяв!
Не старуха это
Говорит с тобою, —
Ведьма Барабаха
Замышляет злое…
Не послушалась Алёнка Лыску, осталась ночевать в хатке.
Расспросила ведьма Барабаха Алёнку, куда та едет. Алёнка всё ей рассказала. Ведьма от радости так и подскочила: Алёнкины братья, думает она, и есть, наверно, те самые богатыри, что всю её родню со свету сжили. Теперь-то она с ними расправится…
Наутро поднялась ведьма, нарядилась как на ярмарку, а всю Алёнкину одежду спрятала и будит её:
– Вставай, поедем братьев искать!
Встала Алёнка, смотрит – нету одёжи…
– Как же я поеду? – говорит Алёнка.
Принесла ей ведьма старые нищенские лохмотья.
– На, – говорит, – хороша тебе будет и такая одёжка.
Оделась Алёнка, пошла запрягать Сивку. Взяла ведьма нож и толкач, села в повозку, как пани, а Алёнку вместо кучера посадила.
Едут они, а Лыска бежит сбоку и тявкает:
Тяв-тяв!
Не велела маты
Ночек ночевати!..
Тяв-тяв!
Ведьма Барабаха
Барыней сидит,
На тебя, Алёнка,
Как змея глядит…
Услыхала это ведьма Барабаха, схватила толкач и кинула в Лыску. Завизжала Лыска – перебила ей ведьма ногу.
Алёнка заплакала:
– Бедная, бедная Лыска, как же ты будешь теперь бежать?
– Замолчи, – пригрозила ей ведьма, – а то и с тобой так будет!
Едут они дальше, а Лыска не отстаёт, на трёх ногах скачет. Доехали до нового перекрёстка. Сивка остановилась.
Алёнка спрашивает у неё:
Заржи, заржи, кобылица,
Скажи, скажи мне, Сивица: