Святая Олимпиада и другие диакониссы древней Церкви

А нужно заметить, что посетители храма в то время не отличались благоговением. Народ был далеко не всегда внимателен во время служб и красноречивых проповедей Иоанна Златоуста. Входя в церковь, многие сразу направлялись к своим родственникам и друзьям с целью разузнать новости. «Некогда, – говорил им Иоанн Златоуст, – дома были церковью; ныне – увы! – церкви сделались домами; там слышится шум и суматоха таверны»[2 - См.: Святитель Иоанн Златоуст. Беседа 36 на Первое послание к Коринфянам // Поли. собр. творений: В 12 т. Т. 10. Кн. 1.].

Естественно, что болтливее всех были женщины, готовые смеяться по малейшему поводу. Часто народ толкал друг друга с целью занять первые места и лучше слышать проповедника. Соблазнительные ссоры происходили даже во время раздаяния Евхаристии. Стоявшие в церкви ссорились друг с другом, и нужно было беспрестанное вмешательство диакона или диакониссы для водворения порядка.

Но все это было еще ничто в сравнении с худшими проступками, совершавшимися в доме Божием. Женщины надевали в церковь лучшие наряды и драгоценности и соперничали в этом друг с другом. Мужчины искали здесь приключений. Против этого безобразия Церковь принимала свои меры предосторожности. Во многих храмах женщины стояли отдельно от мужчин. Например, в храме святой Анастасии последние стояли на хорах. Вообще в базиликах IV века было предназначено особое место каждому классу. Диакониссы и дети, мужчины и женщины стояли отдельно; оглашенные и кающиеся не смешивались с теми, кто уже получил Крещение и принимал участие в Святой Евхаристии. Дети иногда становились, впрочем, и с матерями.

Перед началом литургии верных диакониссы должны были выпускать из церкви некрещенных и становиться у дверей женского отделения.

Во время совершения Таинства Крещения диакониссы вводили оглашенных женщин и детей в баптистерии, или крещальни, которые в иных церквах представляли собой особые просторные залы, находящиеся снаружи по бокам церкви и соединенные с ней дверью. В них находились вместилища для воды, или купели. Диакониссы помогали новокрещенным, как мы уже замечали, во время совершения Таинства, а затем подводили их к епископу, облаченных в белые одеяния просвещения

. Многим они были восприемницами от купели и всю жизнь присматривали за ними, наставляя на путь истины.

Вот, в кратких словах, в чем состояла в IV веке главная деятельность диаконисе, и святая Олимпиада была лучшим украшением их при святом Златоусте.

Для святителя, стремившегося к тому, чтобы всех своих пасомых приблизить к идеалу христианского совершенства, святая Олимпиада была живым примером возможного на земле самосовершенствования. Высокая душа святой диакониссы была преисполнена духовной крепости. По словам святого Григория Богослова, Олимпиада была «одушевленным образом честности, чистоты, подвижничества и печатью веры».

Она терпела одно, готова была претерпеть и другое. И за все всегда воздавала непрестанное славословие Богу. Она не унижалась оскорблениями, не превозносилась почестями и славой. Равной ей в этом искусстве жить среди современниц не было

.

Отличительной чертой характера святой Олимпиады было, как мы упоминали, милосердие. «С юного возраста до настоящего дня, – говорил святой Иоанн Златоуст, – она непрестанно питала Христа алчущего, напояла жаждущего, одевала нагого, гостеприимно принимала Его странником, посещала больного, приходила к связанному»

.

В этом отношении она была отрадным явлением среди косневших в языческом жестокосердии великих вельмож и знатных женщин богатой столицы.

Иоанн Златоуст, при совместной деятельности близко присмотревшийся к душевному складу святой своей ученицы, оставил нам ценные сведения о ее исключительных качествах. Он обстоятельно знакомит нас с нею и открывает одно за другим сокровища святой души этой замечательной женщины.

Милостыня ее, по словам Златоуста, заслуживала великого небесного воздаяния, пред стояния по правую руку Христа и блаженства в Его Царстве. Девственная жизнь святой Олимпиады была настолько чистой, что святитель, не сомневаясь, предрекал ей равный с девами удел в загробной жизни, несмотря на то что она была вдовой. «Представь себе, – пишет ей святитель в одном из писем, – воздаяние за твои прекрасные дела, блистательные награды победные, светлые венцы, ликование с девами, священные чертоги, брачный пир на Небесах, общество Ангелов, смелое обращение и беседу с Женихом, это дивное шествие с брачными светильниками, – все эти наслаждения, которые выше слова, выше мысли»

.

Кроме того, Олимпиада обладала терпением, которое проявлялось в самых разных условиях. Иоанн Златоуст придает особенную цену ее терпению и воздержанию. Эти добродетели святой, по его словам, нельзя было назвать терпеливостью и воздержанием; для них следовало бы искать другое, гораздо более выразительное название.

Тот воздержан и терпелив, по мнению святителя, кто, томимый какой-либо страстью, одерживает верх над нею. Олимпиаде не над чем было одерживать верх в те годы, когда он ее узнал. С самой ранней юности, «напавши на плоть, она с большой стремительностью потушила страсти, не обуздав коня, но связав и повергнув его на землю и заставив его лежать неподвижно»

.

Таким образом, при самом зарождении страстей она вполне овладела воздержанием, а ныне обрела полное бесстрастие. Воздержание ее в пище и питии было поразительное: она приучила себя вкушать лишь столько, сколько нужно было, чтобы не умереть с голоду. Это был не пост и не воздержание, а нечто иное, большее этого. Когда же таким поистине подвижническим способом потушена была страсть невоздержания к пище и питию, вместе с ней была потушена и страсть ко сну, так как сон питается пищей.

В своем священном бодрствовании святая Олимпиада изживала эту страсть ко сну и другим образом. Сначала она сопротивлялась природе и проводила целые ночи без сна, а впоследствии так привыкла к бодрствованию, что возвела его на степень природного свойства, и в то время как для других спать было делом, сообразным с природой, для нее бодрствование сделалось как бы потребностью природы

. Остальные добродетели ее святой души – смиренномудрие, любовь, благоразумие – восхищали и умиляли всех близко знавших святую Олимпиаду. Таким образом, еще при жизни она была окружена ореолом святости.

Такова была святая Олимпиада при святом Златоусте.

Как бы сияющим оазисом среди пустыни суеты и разврата столичной жизни было и ее скромное жилище – маленький домик, где, отказавшись от всех удобств своих богатых палат, она проводила жизнь скромной рабы Божией, взяв на себя иго Христа и предавшись христианским подвигам. Знатная патрицианка, обладавшая несметным богатством, она презрела все блага мира сего и, несмотря на слабость своего здоровья, вся предалась подвигу вольной нищеты. Своим скромным одеянием святая Олимпиада, сама того не замечая, сумела явить своим современницам «образец умерщвления несмысленных желаний, не наряжаясь, но обнаруживая юношескую отвагу, не украшаясь, но вооружаясь на борьбу», как замечает о ней святой Иоанн Златоуст

.

К этому приблизительно времени, то есть ко времени управления константинопольской паствой святым Иоанном Златоустом (398–404 годы), можно, кажется, отнести и следующий исторический факт, который передает одно из жизнеописаний святой диакониссы. Святая Олимпиада «по Божией воле… устроила монастырь в южной части своих земель. Сначала она собрала пятьдесят дев. К ним присоединились ее родственница Елисандия, а также Мартирия, Палладия, затем Олимпия, племянница святой Олимпиады, и другие. Впоследствии в ее монастырь собралось двести пятьдесят человек. Она передала Церкви через патриарха оставшееся имущество свое. Святой Иоанн посвятил в диакониссы Святой Церкви Елисандию, Мартирию, Палладию. Эти женщины монастыря святой Олимпиады вели ангельскую жизнь. Они проводили время в воздержании, бдении, славословии, молитве и взаимной любви. Из посторонних к ним никто не входил, кроме архиепископа Иоанна Константинопольского»

.

Глава 3

Бескровное мученичество: гонение на святую Олимпиаду

Враждебное отношение к святой Олимпиаде императрицы Евдоксии. – Епископ Александрийский Феофил – злейший враг святого Иоанна и его святой ученицы Олимпиады. – «Длинные братья» и отшельники горы Нитрийской в Константинополе; отношение к ним патриарха и святой диакониссы. – Клевета епископа Феофила на Златоуста и Олимпиаду— Е(ерковный переворот и его последствия. – Схизма. – Гонение на Златоуста и его последователей. – Событие в храме Святой Софии. – Изгнание святого Иоанна Златоуста. – Прощание диаконисе и святой Олимпиады со святым архипастырем. – Пожар в Святой Софии. – Обвинение святой Олимпиады и «иоаннитов» в поджоге храма. – Олимпиада на суде перед префектом Оптатом. – Политические и церковные события в то время. – Изгнание Олимпиады из столицы в Малую Азию. – Ее скитальческая жизнь. – Возвращение в столицу, новая ссылка в Кизик, затем заточение в Никомидии. – Миссионерство. – Болезнь святой Олимпиады. Уныние как последнее испытание ее жизни. – Исторический анализ меланхолии, или уныния (тоски)

Избранникам Своим, для их духовного совершенствования, Господь посылает иногда тяжкие испытания. И святая Олимпиада, как великая избранница Божия, изволением Бога должна была перенести тяжелые невзгоды. Венец святости предварился для нее венцом бескровного мученичества. Иоанн Златоуст в одном из писем к ней так описывает ее страдания.

«Какие слова достаточны описать те искушения, которым ты подвергалась от самого нежного возраста доныне, – искушения, которые терпела ты как от своих домашних, так и от посторонних людей, как от друзей, так и от врагов, от родных и от чужих, от людей знатных и от низких, от начальников и от простолюдинов, наконец даже от таких особ, которые почитают себя принадлежащими к клиру? Если бы кто все это захотел описывать порознь, то каждое повествование могло бы составить целую историю. Если бы кто пожелал представить другие виды твоей добродетели, рассказать не только о тех страданиях, которым подвергали тебя люди, но и о тех, которые ты добровольно причиняла сама себе, то какой камень, какой алмаз мог бы сравниться с тобой в твердости? Ты от природы получила тело самое нежное и слабое; знатная порода предоставила все возможности роскошно питать оное; но ты разными страданиями так истощила его, что оно теперь ничем не лучше мертвого»

.

Но буря бед поднялась на святую Олимпиаду с того времени, как началось гонение на святого Иоанна Златоуста, – гонение, окончившееся изгнанием патриарха и его святой ученицы из отечества.

С самого первого года вступления святого Иоанна на патриарший престол можно было наблюдать в развратной столице тогда еще едва заметную борьбу света со тьмою. С каждым годом эта борьба становилась все более открытой, пока, наконец, не настало видимое торжество тьмы над светом и правдой. Благочестиво настроенные единомышленники Златоустого архипастыря, лучшим украшением которых, без сомнения, была святая Олимпиада, представляли собой сравнительно небольшую общину благочестивых христиан среди большинства, предавшегося страстям и мирским порокам.

Стоявшая во главе этого общества супруга слабохарактерного императора Аркадия, властная и порочная Евдоксия, а также высшие классы, злоупотреблявшие своим богатством, женщины высшего круга, отдавшиеся пустым удовольствиям, неге и разврату, недостойное своего сана духовенство, привыкшие к мирской жизни иноки, ненавидя своего архипастыря, святого Иоанна, за справедливые и прямые обличения их неправд, возненавидели вместе с ним его святую ученицу. Гнусная зависть легла в основу ненависти: злословие, клевета, интриги посыпались на голову невинной диакониссы. Императрица Евдоксия, одержимая алчностью и пагубной страстью к безумной роскоши и нарядам, приближенные к ней женщины из богатейших семейств, «исказившие, – по выражению Златоуста, – образ Божий наподобие Иезавели и подводящие себе глаза сурьмою наподобие египетских идолов»[3 - Святитель Иоанн Златоуст. Поли. собр. соч.: В 12 т. Т. 1. Кн. 1. Гл. 3], не могли простить Олимпиаде неподдельной простоты ее одежд и чистоты ее безукоризненной жизни.

Правда, может показаться странным, что личность, столь скромная по своему образу жизни, какова была Олимпиада, столь чуждая всяких интриг и злости, могла сделаться предметом ненависти. Однако это было именно так. Злоба была данью, которую порок платил добродетели. Низкие души этих недостойных женщин мстили добродетельной диакониссе за тот невольный стыд, который они испытывали, сопоставляя ее жизнь со своей собственной. Ее безмолвие среди несмолкаемых пустых светских разговоров и сплетен, ее удаление от сношений с изнеженным, развращенным обществом, ее любовь к Церкви и добрым делам, ее отвращение от пересудов и толков, ее постоянное отсутствие на пирах и в театрах, простота в одежде, в домашней жизни, ее чистая, своего рода священная красота, – все это раздражало их.

Кроме императрицы и великосветских женщин, Олимпиаду ненавидели и враждебные патриарху лица, принадлежавшие к иерархии и клиру. Недостойное своего сана, духовенство и бродячие монахи не могли простить святой диакониссе ее беспрекословного послушания Златоусту, особенно в деле благотворения.

Историк Созомен среди прочего так рассказывает об этом: «Иоанн, видя, что она расточает свое имущество просящим и, все прочее презирая, печется только о Божественном, сказал ей: “Хвалю твое доброе расположение, но стремящийся к высшей добродетели ради Бога должен быть домостроителен, между тем как ты, расточая богатство богатым, не более делаешь, как вливаешь свое собственное в море. Разве не знаешь, что имущество ты добровольно посвятила просящим ради Бога и что, быв постоянно распорядительницей в деньгах, ты подлежишь отчету? Итак, если хочешь послушаться меня, то для пользы нуждающихся умерь раздачу остального: этим сделаешь добро многим и в воздаяние приобретешь от Бога милость”»

.

Олимпиада смиренно послушала святителя и более не распоряжалась своим имением без его мудрого совета.

Недовольные осыпали святую Олимпиаду нелепыми измышлениями. Но самым опасным и непримиримым врагом святой диакониссы был злейший враг самого святителя Константинопольского – епископ Александрийский, недостойный своего высокого сана Феофил. При всех своих пороках он был, кроме того, до крайности горд и честолюбив. Еще ранее Феофил затаил в душе своей злобу на святого Златоуста; она скрывалась в его душе с того времени, когда бывший антиохийский проповедник святой Иоанн занял патриарший престол столицы Востока. С тех пор, завидуя великому архипастырю и учителю, он ждал лишь случая досадить ему. Ненавидя святителя, он вместе со многими другими втайне ненавидел и его святую ученицу. Олимпиада с обычным гостеприимством древней знатной диакониссы принимала Феофила в своем доме во время его посещений столицы, покоила и одаривала его, не подозревая по чистоте своей души, что за неприязненные чувства скрываются в сердце этого человека. К тому же до времени Феофил и сам скрывал свою ненависть к ее духовному руководителю, не желая, быть может, отказаться от ее щедрых даров.

Но с тех пор как Олимпиада вручила себя руководству Златоуста, безмерная щедрость ее значительно сократилась, как мы имели случай заметить, особенно для лиц, злоупотреблявших ее добротой. К числу таких личностей и принадлежал Феофил. Перемена, происшедшая по отношению к нему в Олимпиаде, не могла ему нравиться. «Палладий рассказывает, что однажды, когда этот жадный человек, обогащенный лихоимством и воровством, просил у диакониссы большую сумму денег, по его уверению, для бедных в Египте и она колебалась, тогда он стал на колени, чтобы этим унижением вынудить у нее то, в чем она отказала на его простую просьбу. При виде этого Олимпиада остолбенела и, сама став на колени, воскликнула: “Встань, отец мой! Я не встану, пока епископ будет у ног моих!”. Феофил в смущении поднялся; но она вручила ему лишь небольшое приношение, находя, что он достаточно богат, чтобы самому давать милостыню»

.

В скором времени тайная злоба Феофила вышла наружу. Давно ожидаемый им удобный случай ко мщению не замедлил представиться.

Однажды Константинопольский архиепископ потребовал диакониссу Олимпиаду к себе. В это время он только что дал приказание отвести в помещения при храме Святой Анастасии пятьдесят нитрийских иноков, между которыми были и четыре знаменитых отшельника – «длинные братья», прозванные так из-за своего необыкновенно большого роста и по чрезмерной худобе тела, свидетельствовавшей об их суровой жизни. Невинно обвиненные Феофилом в Оригеновой ереси, насильственно выгнанные им из Нитрийской пустыни, – иноки после долгих бедствий и странствования пришли, наконец, к патриарху Константинопольскому, ища у него защиты и правосудия. В беседе с этими святыми людьми Иоанн Златоуст убедился в их невиновности и потому принял их под свое покровительство, но при этом не забыл соблюсти все правила предосторожности. Отпуская иноков, святитель сказал: «Братья, вы не поселитесь в моем доме, потому что я не имею права принимать к столу моему и под кров мой людей, осужденных и отлученных, пока их осуждение не будет опровергнуто канонически и снято запрещение; но я помещу вас в келлиях моей церкви Святой Анастасии, где диакониссы мои позаботятся, чтобы вам ни в чем не было недостатка. По той же причине вы не можете быть допущены до Святого Причастия; но во всяком случае я разрешаю вам разделить с нами молитвы в церкви»

.

Святой Олимпиаде Златоуст поручил попечение о пятидесяти иноках, лишенных решительно всего. Он просил ее договориться с матронами города, чтобы доставить пищу и одежду этим несчастным. Олимпиада, по-видимому, в точности исполнила приказание епископа и вместе с диакониссами приложила все старания, чтобы успокоить гонимых Феофилом уважаемых отшельников Нитрийской пустыни.

Между тем время пребывания иноков в помещениях, им отведенных, все более и более затягивалось, так как переговоры Константинопольского патриарха с Феофилом Александрийским задерживались и по проискам последнего принимали неблагоприятный оборот. Иоанн Златоуст и святая Олимпиада, видя, что доброхотных пожертвований не хватает на содержание такого количества иноков, давали свои средства с тем, чтобы несчастные ни в чем не терпели нужды.

Узнав об этом, Феофил стал позорить святую диакониссу скверной клеветой. Однако никто не поверил его лжи, так как всем была известна святая жизнь Олимпиады. Изливая свою злобу на святую ученицу Златоуста, Феофил прикрывал свой адский замысел воспользоваться этим случаем, чтобы обвинить патриарха в ереси Оригеновой и, если возможно, погубить его.