Я играл в футбол с пеленок. Книга о Владимире Казаченке

Я стал лучшим бомбардиром этой юниорской сборной Диомидовского, но параллельно вошел и в профсоюзную сборную города по хоккею с шайбой. И при этом совершенно еще не понимал, что готовлюсь, как сказали бы теперь, к профессиональной спортивной карьере. Просто играл в охотку, увлекало это меня, наверное, потому и миновали все соблазны, нередко свойственные юному возрасту.

Уже играя за дубль «Зенита», я участвовал в первенстве Ижорского завода. Предприятие огромное, и в начале 1970-х футбольный турнир среди подразделений завода проводился в трех лигах. В высшей играло, по-моему, 12 команд, чуть больше – в первой, а во второй – очень много. В регламенте существовал пункт, что если тебе нет 18 лет, то можешь играть за команду цеха, в котором работают родители. Помню, как после вечерней тренировки в Удельной бегом бежал с электрички, чтобы успеть в Колпино на матч, который начинался в восемь часов вечера. И никто меня не заставлял, я с радостью принимал это приглашение, чтобы пообщаться с друзьями.

Между прочим, на матчи «Ижорца» билеты продавали: детский стоил пять копеек, взрослый – двадцать. Для сравнения: семь копеек тогда стоил пирожок с повидлом, на который мне мама давала деньги.

Безбилетников не было, если кто и перелезал через забор, то это были единицы. За порядком следили, и если тебя хоть раз поймают, то мало не покажется. Кроме того, все же друг друга знали, и неловко было вести себя подобным образом.

Когда были маленькие, приходили на стадион к десяти утра, а потом оставались и смотрели все оставшиеся матчи. Став постарше, все равно приходили к игре младших детских команд. Все друг друга поддерживали, и в «Ижорце» очень дорожили подобными взаимоотношениями.

Моей заветной детской мечтой было сыграть за первую взрослую команду «Ижорца». Я лежал на траве, наблюдая за игрой мужиков, и представлял, как тоже выйду на это поле, и меня будут поддерживать также много людей. Как Валю Секретного и Колю Савина, звезд «Ижорца» времен моего детства. Их обожали и боготворили не меньше, чем потом «зенитовцев» Халка или Кержакова с Аршавиным. Но пробиться в первую взрослую команду было сложно даже из старшей юношеской. На очереди стояли ребята, вернувшиеся из армии, молодежи никто не спешил давать шанс. И вдруг произошло чудо. Евгений Тятьков приболел, команду возглавил Николай Смирнов, обладатель Кубка СССР 1944 года в составе «Зенита». Я ему чем-то понравился, и он пригласил меня на подготовительный сбор первой взрослой команды «Ижорца», который проходил в Петродворце.

Две недели мы жили в пансионате и тренировались в местной воинской части. Потом вернулись домой, и меня включили в состав на кубковый матч, но дебют я провалил с треском. Выгнали с поля. Точно уже не помню за что, по-моему, ударил кого-то, ответил сгоряча. Но минут двадцать на поле успел провести. Позже поумнел, а по молодости не всегда мог себя сдержать.

По этой же причине я и с волейболом закончил. Выступал, между прочим, тоже за первую мужскую команду «Ижорца». В очередной игре соперник и судья меня так завели, что в одном из эпизодов я ударил по мячу, и тот попал точно в арбитра, сидящего на вышке. Не скажу, что сильно ему досталось, но видели этот момент все. И меня удалили. Я помню, что не очень-то и расстроился, поскольку на следующий день уезжал на сбор с «Зенитом».

«Зенит». Первый тайм

До какой же степени я был ни в чем не сомневающимся и даже наивным в юности! У меня ведь никаких сомнений не было, как должна пойти жизнь. Вот поиграю в колпинской команде, потом, конечно, пойду в «Зенит», там поиграю, перееду в Питер жить, окончу институт, потом буду работать тренером…

В «Зенит» и в те времена было попасть очень трудно. Мне случай помог.

Летом 1970-го меня включили в состав юношеской сборной Ленинграда, которая отправилась на всесоюзный турнир «Надежда» в Молдавию. Были в той команде ребята, которым пророчили большое будущее в футболе. Такие обычно в каждой юниорской команде есть, но судьбы их складываются по-разному. Из нашей команды заиграл Александр Дашкевич, пробовавшийся в «Зените» и ставший впоследствии футболистом ленинградского «Динамо». Перед отъездом в Молдавию провели пару товарищеских матчей и обыграли, между прочим, первый состав ленинградского «Динамо», выступавшего тогда в первой лиге, – 2:1. Однако на турнире мы не пробились в финальную часть, став на групповом этапе лишь третьими. Особенно обидно уступили хозяевам, которым явно помогали.

Турнир в Молдавии в итоге оказался определяющим. Легендарный хоккейный тренер Николай Георгиевич Пучков уже собирался пригласить меня в СКА. Но я как раз в это время уехал с Диомидовским.

После возвращения домой я немного приболел, но, когда раздался телефонный звонок и мне сообщили, что сборная сыграет с резервистами «Зенита» в Удельной, я, конечно, и не думал отказываться.

В юношеской сборной Ленинграда, кстати, было довольно много ребят «от производства» – от предприятия «Большевик», от Ижорского завода, от «Скорохода». И после одной из игр, которая как раз проходила на базе «Зенита», меня зенитовский тренер Анатолий Васильев пригласил на следующую тренировку зенитовского дубля.

Правда, там история вышла, о которой я, наверное, уже сто раз рассказывал. Я приехал на первую тренировку – а Васильев приехать не смог; и я, вместо того чтобы подойти к другому тренеру, так и просидел на скамеечке рядом с полем всю тренировку. Уехал со слезами.

А дня через три-четыре наша сборная играла (снова совпадение, этого могло бы и не быть!) на стадионе «Спартак», он около зенитовской базы. Пришел Васильев: «Ты чего?! Думаешь, тут перед тобой будут на коленях стоять, упрашивать, чтоб ты пришел?!» Говорю: «Да я приходил…» Васильев не поверил, конечно, но ребята из «Зенита» подтвердили – приходил парень какой-то, всю тренировку просидел…

9 августа 1970 года меня зачислили в «Зенит». Навсегда запомнил эту дату. Мне 17 лет было. С этого момента вся жизнь переменилась. Две тренировки в день; вставал в семь утра, в девять с чем-то электричка из Колпино, в 9.40 я уже в Ленинграде, несусь вниз по эскалатору, потом вверх, чтобы успеть к 10 утра на Финляндский – ровно в десять отходил автобус на базу. И порядок был железный, как только пикало по радиостанции «Маяк» – трогались, никого не ждали. Если электричка опаздывала, был еще какой-то шанс перехватить наш автобус на маршруте. Или ехали на такси до Удельной – кажется, рубль двадцать это стоило, но такси тогда редко были свободны.

Тогда, кстати, «Зенит» намного чаще проигрывал, чем сегодня. Если бы болельщики в те годы злились так же, как сейчас злятся… да у них бы просто злости на все неудачи команды не хватило! Мы ведь, хоть и не были элитой, но команда наша была «с особенностями». Даже лидеры, когда приезжали к нам на Кирова, не имели никаких гарантий выигрыша.

О другой зенитовской особенности я узнал, когда уже приехал в московское «Динамо». Там меня первым делом спросили:

– У тебя нет «зенитовской» болезни?

Спрашиваю:

– Какой это?

Объясняют:

– Ну вот мы в Москве считаем, что вы, «зенитовцы», играете до тех пор, пока не заработаете, а как заработали премиальные – вас играть не заставишь, пока все деньги не прогуляете.

То есть у нас не было жажды накопления: заработал – давай еще, еще. Нет, все прогуливали. Правда, потом опять старательно играли – чтобы вновь заработать.

Пробиться в основу было очень трудно. Тогда в состав команды входило 27–28 футболистов. Тренировались все вместе и жили на базе одним коллективом. 16 человек играли за дубль, после матча они возвращались на базу, и на следующий день тренеры выбирали тех, кого можно заявить и в основе. Каждый год на просмотр в «Зенит» вызывалось много молодых, но зачисляли лишь трех-четырех. Молодежь играла за дубль «Зенита» два-три года, потом самые достойные переходили в основной состав. На моей памяти лишь Владимиру Голубеву удалось перепрыгнуть через эту ступеньку.

Он немного сейчас в тени, но я считаю, что Володя – великий центральный защитник. Таких мало было и в союзные времена. Считаю, что сравнивать его можно только с Альбертом Шестерневым.

В отличие от Голубева, я мог покорить тренеров только трудом и характером, других особых талантов, я считаю, у меня не было.

База по сегодняшним меркам была такая домашняя, маленькая, тогда еще двухэтажная… Но в то время мне казалось, что это верх того, что можно сделать для футболистов, потому что там, при всей этой скученности, был зубной кабинет, кабинеты других врачей, кладовая, кабинет директора базы и администратора Матвея Соломоновича Юдковича. Была комната для кастелянши, раздевалки, туалеты, столовая, кухня.

Комнаты на двоих – только для основного состава. Первая моя комната – это библиотека. Вернее, первую ночь я вообще спал на топчане, где процедуры делали. А потом мне уже дали постоянное место в библиотеке. Там жили я, Костя Самсонов, Паша Симбирцев, Саша Смурыгин и Валентин Соколов – был такой вратарь дубля недолго. Комната, кстати, с отдельным выходом и окно большое прямо на пруд. Так что у нас козырно было…

Я однажды проснулся, думаю: что-то паленым пахнет, смотрю – окно открыто, лето, жарко и Сокол наш сидит с «беломором» на окне и покуривает, а время часа три ночи…

Тогда среди молодых, я знаю, не очень многие курили. Единственный, кто курил всегда, это Владимир Евгеньевич Голубев. Об этом можно романы писать…

Вот одна история про него. Мы приезжаем в Ташкент играть, середина лета, июнь или июль. Я спустился вниз. А тогда были в моде рубашки в сеточку, рыбу хорошо было в нее ловить… Вот эту сеточку на себя надеваешь, хлопковая она вроде, а на руку дунешь, и по руке, как в бане, капельки пота выступают. Ну, сижу, жду, решили сходить на рынок… Из Ташкента всегда старались что-то домой везти. Я сижу, боюсь пошевелиться, чтобы не вспотеть, вдруг он спускается в пиджаке!

Я говорю:

– Вова, ты чего в пиджаке?

А он:

– А куда я сигареты положу?

– Вова, ну не в пиджаке же идти, возьми сумку!

– О, точно!

Ушел. Выходит в рубашке и… с огромной сумкой, а там пачка сигарет и зажигалка.

Алексей Стрепетов, полузащитник и нападающий «Зенита» в 1968–1976 гг.

Мы дружили втроем в том «Зените» – Казаченок, Володя Голубев и я. Вместе попали в «основу» «Зенита», до этого вместе играли за дубль. Вовка и подмечал все смешное, замечательно смешно рассказывал, и сам пошутить любил. Например, однажды он переписал таблички на дверях с именами игроков, заменив их на имена героев из мультиков тех времен. А к нам в тот день приезжали чиновники из города. Можете себе представить их недоумение и общий переполох, когда вместо фамилий Бурчалкина, Садырина они обнаружили фамилии героев мультфильмов?