Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия

– Хочу, – отвечал я и обещал ему быть готовым к первому дню следующего месяца.

Таким образом я продал все, что имел, и, купив на вырученные деньги товары, отправился с молодым человеком сюда, где он продал свои товары и вместо них купил другие, после чего он вернулся в Египет. Мне же судьбой было решено остаться здесь и испытать то, что случилось со мной сегодня ночью, вдалеке от моей родины. Ну, скажи же, о царь веков, разве эта история не удивительнее истории горбуна?

– Всех вас надо повесить, – отвечал султан.

После этого к султану приблизился надсмотрщик и сказал:

– Если позволишь, то я расскажу тебе историю, которую мне случилось услыхать как раз перед тем, как я нашел этого горбуна, и если она покажется тебе более любопытной, чем события, относящиеся к нему, то даруй нам нашу жизнь.

– Рассказывай твою историю, – отвечал султан.

И они рассказал следующее:

Рассказ надсмотрщика султана

Вчерашний вечер я провел в обществе, которое праздновало чтение Корана, для чего были собраны профессора богословия и законоведения, и когда чтение было окончено, то прислуга накрыла на стол, и между другими кушаньями был подан зирбаех[128 - Зирбаехом называется кушанье вроде похлебки.]. Мы подошли, чтобы приступить к зирбаеху, но один из гостей отступил назад и отказался отведать его. Мы стали уговаривать его, но он отвечал нам:

– Не уговаривайте меня, я достаточно натерпелся из-за этого кушанья.

Поев зирбаеха, мы обратились к нему с такими словами:

– Ради Аллаха, расскажи нам, почему ты не хочешь есть этого кушанья?

– Потому что, – отвечал он, – я не могу есть его, не вымыв сорок раз руки щелком, сорок раз кипарисом и сорок раз мылом, т. е. сто двадцать раз.

Услыхав это, хозяин дома приказал своим слугам принести воды и всего, что, нужно, и он вымыл руки условленное число раз и сел к столу с очевидным отвращением. Он с некоторой боязнью протянул руку и, взяв зирбаех, принялся его есть, а мы все с удивлением смотрели на него. Рука его дрожала, и когда он протянул ее, то мы увидали, что большой палец его руки был отрублен, и он ел четырьмя пальцами.

– Аллахом умоляем тебя, – сказали мы ему, – расскажи нам, куда девались твои пальцы. Создан ли ты так Богом или с тобой случилось какое-нибудь несчастье?

– О братья мои, – отвечал он, – я не только лишился большого пальца правой руки, но и большого пальца левой руки, и по пальцу с каждой ноги. Вот смотрите, – прибавил он, показывая нам другую руку, которая оказалась тоже без пальца, как оказались и ноги.

При виде этого мы сильно удивились и сказали ему:

– Нетерпеливо желаем услышать твою историю и твое объяснение, каким образом ты лишился пальцев и почему ты моешь сто двадцать раз руки?

Он начал так:

– Знайте, что отец мой был крупным купцом города Багдада во времена халифа Гарун-Эль-Рашида, но он имел несчастную слабость к вину и к игре на лютне и после своей смерти не оставил ничего. Я похоронил его и нанял чтецов, чтобы он читали после него Коран, и, проплакав о нем несколько дней и ночей, я открыл лавку и нашел, что в лавке очень мало товаров и что долгов у него много. Я уговорил кредиторов повременить и стал ревностно продавать и покупать неделя за неделей и уплачивать кредиторам[129 - Арабы отличаются сыновней привязанностью, которую выражают даже после смерти родителей. Чтобы уменьшить ответственность родителей за их грехи, дети читают Коран и приносят жертвы на их могилах; мясо же жертвы раздают бедным. Но прежде всего дети стараются отдать долги родителей, так как, по словам пророка, далее мученичество не искупить неуплаченного долга.].

Так я вел дела до тех пор, пока не заплатил все долги и не увеличил своего капитала. Однажды, сидя у себя в лавке, я увидал такую красивую молодую особу, какой никогда в жизни не видывал. Она ехала на муле, одетая в очень богатое платье. Один раб шел перед нею, а другой – позади. У входа на базар она остановила мула и пошла в сопровождении евнуха, сказавшего ей:

– Входи, госпожа моя, только смотри, никому не говори, кто ты такая, для того чтобы не возбуждать против нас негодования.

Евнухи продолжали предостерегать ее, а она начала осматривать лавки; моя лавка понравилась ей более других, и поэтому, подойдя к ней в сопровождении евнуха, она села на скамейку и поклонилась мне. Я же в жизни не слыхал таких сладких речей и голоса более приятного, чем у нее. Когда она откинула покрывало со своего лица, я устремил на нее свой взор и невольно вздохнул. Сердце мое преисполнилось любовью к ней, и я, не спуская с нее глаз, прочел следующее стихи:

Внемли, красавица, с вуалью сшитой,
Что смерть зову и чтоб не знать
страданий,
Которыми обязан я тебе.
Ты мне даришь блаженство посещеньем;
Ты видишь, я протягиваю руку,
Чтобы принять ей дар твоих щедрот,

Услыхав мои слова, она отвечала мне так:

Пусть сердце вырвут у меня в тот час,
Когда любить тебя могучей страстью
То сердце перестанет. Одного
Тебя я, милый, всей душой люблю,
И если глаз мой взглянет на другого,
Пусть от меня отнимется блаженство
И радости свидания с тобою,
Когда забыта мука дней разлуки.

– О юноша, – сказала она после этого. – Нет ли у тебя хорошеньких материй.

– О госпожа моя, – отвечал я, – раб твой человек бедный; но подожди, пока другие купцы не откроют свои лавки, и тогда я принесу все, что ты пожелаешь.

Таким образом я беседовал с нею, потопая в море любви и сходя с ума от страсти. Когда другие купцы отворили свои лавки, я встал и принес ей всякого товара и материй на пять тысяч серебряных монет. Все эти материи она передала евнуху, и они пошли прочь; а у входа на рынок рабы подали ей ее мула, и она села на него, не сказав мне, кто она такая, а я постыдился спросить у нее, и таким образом я сделался ответственным лицом за все эти материи, стоящие пять тысяч серебряных монет.

Домой я пошел совершенно охмелевший от любви, и из поставленного передо мною ужина я съел только кусочек, так как, думая о красоте незнакомки, не мог съесть более. Спать мне хотелось, но сон бежал от моих глаз, и в таком положении пробыл я целую неделю. По прошествии же этой недели незнакомка снова приехала на муле в сопровождении евнуха и двух рабов. Поклонившись мне, она сказала:

– О господин мой, мы немного опоздали с уплатой тебе за материю. Призови менялу и прими деньги.

Таким образом, явился меняла, и евнух передал ему деньги. Приняв деньги, я сел беседовать с нею до тех пор, пока не собрались купцы и не открыли свои лавочки.

– Достань мне таких-то и таких товаров, – сказала она.

Я достал ей всего, что она требовала, и она, взяв покупки, отправилась с ними, ничего не сказав мне об уплате. Когда она уехала, я очень раскаялся в том, что сделал, так как товаров ей я доставил на тысячу червонцев, и лишь только я потерял ее из виду, как в душе подумал:

«Что это за любовь? Она принесла мне пятьсот серебряных монет, а взяла товару на тысячу червонцев!»

Я боялся, что из-за этого сделаюсь банкротом и лишу других купцов их товаров, и думал: «Ведь купцы знают только меня, а эта женщина, вероятно, обманщица, очаровавшая меня своей красотой и миловидностью; видя, что я так молод, она просто посмеялась надо мною, а я не спросил у нее, где она живет».

Я страшно тревожился все это время, а она не появлялась более месяца. Между тем купцы требовали с меня свои деньги и так наступали, что мне пришлось предложить в уплату мое имущество, вследствие чего я очутился на краю разорения. Однажды сидел я, погруженный в мрачные думы, в своей лавке, как увидал подъехавшую и остановившуюся у ворот рынка незнакомку, которая затем подошла ко мне. Увидав ее, я забыл все свои бедствия. Она подошла и, обращаясь ко мне, сказала:

– Достань весы и свешай деньги.

Она отдала мне плату за товары и даже с некоторой надбавкой, после чего стала просто болтать со мной, так что я чуть не умер от радости и счастья.

– Есть у тебя жена? – спросила она наконец.

– Нет, я не знаком ни с какой женщиной, – отвечал я и заплакал.

– О чем же ты плачешь? – спросила она.

– Я плачу потому, что мне запала в голову одна мысль.