Первые звёзды и луна фонарём.
Светится.
Парень и девушка тихо прошли.
И нежатся.
В ближнем лесу запел соловей.
Заливается.
Играет гармонь, там, где ручей.
Мне нравится.
О горемычный мой народ!
О горемычный мой народ,
твой опыт
веками учит, будто в счастье
проклят.
Позарастают там, где сытость,
тропы,
и ты послушною толпой туда,
где пропасть.
Дойдёшь до края, уж совсем
без силы.
В который раз себе найдёшь
мессию.
И снова ты, привычно раз
за разом.
Накормишь тех, кто вышел с грязи
в князи.
В тебе запас есть доброты,
есть норов.
Сухой ты держишь по привычке
порох.
Твой гнев большой, когда враги
на брани.
Сынов твоих побьют, пожгут,
поранят.
В бою, труде, твои не дремлют
силы.
Умел, умён, красив ты, как и всё
в России.
Чтоб приучили кнут да пряник —
вряд ли.
Но всякий раз опять на те же
грабли.
Причина в чём, скажи, народ,
мне любый?
Может, простор наш на планете
губит?
Всё задаюсь вопросом очень
сложным:
«Нужду терпеть народу сколько
можно?»
Помню тот вечер
Помню тот чудный вечер,
Как воплощенье мечты.
Я был тогда так беспечен,
Дарил Вам весною цветы.
Но всех нас влекут дороги,
Попутного ветра дыханье.
Безмерность путей с порога
Всех наградит расстояньем.
И под тяжестью впечатлений
От бескрайных стран, городов,
С мечтой я шёл – возвращенье,
Я так много сменил адресов…
Пускай на дорогах избитых
Мы не видели общие сны,
Но лицо Ваше мной не забыто
И взгляд той тёплой весны.
Мы все у Бога на ладонях…
Вдоволь видела страна
Белых и красных генералов —
Тех, кто сподвижников у нас
За кусок хлеба предавали.
И честь, и совесть придушив,
Забыв присягу и объятья,
К чужим столам иной спешит,
Чтоб называть не родных «братья».
Как часто сытость предаёт!
Неблагодарное отродье!
Вот дифирамбы разольёт,
И поцелуй Иудин, модный.
Неблагодарность развелась
У мерзких, мелких, вороватых:
Тащат, пихая в три горла,