Клуб одиноких сердец инженера Гарина

Игорь, Филипп и Татьяна – так звали ребят. Все учились на третьем курсе в «Мечникове». Ничего сверхпримечательного. Сколько им пообещали заплатить за опыты, Рябов на собеседовании не спросил. Когда начальник секретного отдела Олег Думцев взял слово и начал инструктировать студентов относительно их особого правового статуса и того, что им необходимо будет подписать специальное требование о неразглашении любой информации, Рябов вышел из кабинета за номером 404. «Сейчас начнёт пугать гражданское население», – подумал он и отправился в местную курилку на четвёртом этаже.

Итак, у него трое добровольцев… Надо бы толком приглядеться к их психотипам, задать личные вопросы, но, во-первых, не хотелось это делать при Думцеве, а во-вторых, опыты по целевым нейрокоррекциям этими тремя не должны ограничиваться. Ему нужны десятки и десятки испытуемых, причём не только студентов – людей разных занятий, разных возрастов…

Рябову не терпелось поскорей сесть за пульт стендовой установки и опробовать новейший сенсорник. Работа обещала быть творческой. И никого больше в лабораторию, никого, ну разве что позвать Демидова, хотя лучше и без него…

Разглядывая установленный на помосте жёсткий многослойный сканер-скафандр, изящно подвешенный внутри главного кольцевого контура с горизонтальной осью вращения, с множеством кабелей, заведённых в частотные модули, а от них в силовые блоки и далее на пульт управления, Филипп и Игорь присвистнули, а Татьяна сказала, что с этой установки можно рисовать сюрреалистическую версию Витрувианского человека Леонардо да Винчи. Неплохая ассоциация!

– Профессор, мы полетим в космос, не покидая тело? – спросил Филипп. Из всей троицы он был самым высоким и взъерошенным, в хипповатой майке, с кучерявой копной на голове и в узких солнцезащитных очках. Игорь контрастировал с ним простотой одежды и короткой причёской, Татьяна выглядела девушкой из небедной семьи, одета была под стать Филиппу – во всё яркое, слегка аляповатое, но явно дорогое. Из-под кислотно-оранжевой крашеной пряди на Искандера смотрели внимательные карие глаза. Рябов попросил восхищённых испытуемых ничего не трогать и про себя заключил, что ребята явно хотят подзаработать на что-то не включённое в семейные бюджеты. Впрочем, какое всё это имело значение…

– Филипп, вы будете первым. Кстати, для вас лично и для всех остальных – я не профессор. Я изобретатель. Но если хотите, можете меня называть профессором, никаких имён и фамилий вам в нашем НИИ всё равно не назовут. Вопрос ко всем: вы какую медицинскую специализацию для себя выбрали?

– Я бы пошёл на судмедэкспертизу, – сказал Игорь серьёзно.

– Мне по душе пластическая хирургия, – изрек Филипп многозначительно и как-то так повёл руками в воздухе, словно поглаживая скульптурную лепку – фигуру личной невидимой Галатеи.

Рябов засмеялся. – А вы, Таня?

– Как ни странно, нейрофизиология.

– А почему это должно быть странным? – Рябов интуитивно напрягся.

– Ну вы же занимаетесь чем-то подобным здесь. Это очевидно.

– Вам очевидно?

– Нам всем, понемногу…

– Вы прозорливы, Татьяна. Что же, если дело настолько облегчается, я задам вам всем один вопрос: что бы вы хотели изменить в себе, усилить или поправить? Отвечайте честно, из самой глубины души, но только с уверенностью, что не ошиблись, не приврали или не исхитрились…

– А вы будете колдовать с помощью этого скафандра, куда нас поместите? Прикольная тема… – Филипп даже снял очки.

– Итак, я жду ответа… Филипп, ваше слово.

– Не знаю, профессор… Ну, может быть, реакцию, ловкость, гибкость…

– Работоспособность, – сказал Игорь уверенно. – Меньше спать…

– А вы, Таня?

– А я бы хотела видеть сны. Пророческие сны. Хотя бы изредка. Но по своему желанию.

– Эк вас понесло! – Рябов снова засмеялся. – Давайте так… Чтобы вы могли мне больше доверять… Скажем так: я не только изобретатель и кроме волновой физики я изучил нейрофизиологию, точней я её перевернул… Я доказал, что нервы так же думают, как и мозг, что нервы можно обучать, как студентов, можно обучать плохому, можно хорошему… Нервы подвержены энграмматической кодировке определёнными частотами. Пучки электромагнитных волн, воздействуя на избранные центры, плексусы, создают гармонические резонансы, а те, в свою очередь, влияют на психосоматику, вообще на психику, на мыслеобразы, на подсознательный базис, но не просто влияют, они договариваются с мозгом… Вы об этом нигде не прочитаете… Теперь вот что: я включу камеры и всё, что происходит в этой комнате, будет записываться. Вы ребята умные, поэтому работаем на чистоту эксперимента… Никаких лишних вопросов. Я говорю, вы выполняете… Я спрашиваю, вы отвечаете односложно: да – нет, было – не было, знаю – не знаю, чувствую – не чувствую… Итак, для начала я изучу ваши ритмы.

Потом построю гармоники частот, потом буду проигрывать ритмические нейрогаммы с вариациями… Вы будете чувствовать себя странно. С чем бы это сравнить? С музыкой. Только представьте, что она будет звучать у вас в теле, бежать, скользить по нервным клеточкам, вихриться… Ничего не бойтесь… Слушайте эту беззвучную музыку, запитывайтесь ею… Никаких вербальных рефлексий. Никакой лишней поэтики. Дышите глубоко. Никакой паники. У меня на экранах будут отмечаться все ваши биоданные. В случае малейших сбоев я прекращу сеанс и выведу вас на привычные показатели. Вам всё ясно?

– Более чем, профессор, – ответил за всех Филипп. Игорь и Таня кивнули.

– Итак, Филипп, раздевайтесь до трусов. Мы подымаемся вместе на помост. Я раскрою скафандр, и вы зайдёте в него спиной. В нём уютно, тело будет дышать: рециркуляция озонированного воздуха. Лицо останется открыто, но очки вы наденете, только мои, со специальными светофильтрами…

– Профессор, а как мне быть с раздеванием? – прищурила глаз под оранжевой чёлкой Татьяна.

– Таня, вы же будущий врач, а может быть и учёный… ладно, думаю, ребята в этот момент отвернутся. Что же до меня, то я обещаю сдерживать все лишние эмоции.

– Профессор, – Филипп принялся расстёгивать рубашку и весело мотать головой, – нужно было запустить Татьяну первой.

– Почему? – спросил Рябов.

– Мы бы сдерживали свои лишние эмоции синхронно втроём.

– Ладно, шутник, – сказал Рябов, – считайте, это блюдо в меню закончилось. Мы оставим Татьяну в одежде. Заодно выяснится, как поведут себя контуры и датчики при наличии некоторого слоя изоляции.

* * *

Студенты появились на контрольное сканирование уже через два дня. Все трое были в прекрасном настроении. Сняв у каждого картинки плексусных ритмов, Рябов пустился в расспросы об ощущениях своих подопечных, о всех психических эффектах первого сеанса нейропрограммирования – целевых и побочных.

Выяснилось, что Филипп, всю жизнь любивший пинг-понг, но всегда страдавший от малой реактивности, уверенно и с разгромным счётом обыграл двух лучших пингпонгистов факультета. Игорь подтянул занятия и за одну ночь без малейшей усталости написал два реферата, каждый объёмом по 50 страниц, проспав при том лишь два часа. Сложней всего оказалось с Татьяной. Пророческие сны ей пока не снились, но на интуитивном уровне она стала предугадывать реакции и ответы своих домашних и друзей. И это была не кажущаяся способность. Она держалась в подсознании и поддавалась управлению.

– Удивительно! – сказал Рябов, задумавшись. – А если я вас попрошу угадать мой следующий ответ вам всем, ребята? Попробуете, Таня?

Рябов сложил ответ в уме. Татьяна чуть откинула голову и прикрыла глаза:

– Вы скажете, что нам не потребуется второго сеанса воздействия. И ещё вы собираетесь попросить у начальства недельный отпуск. Вы мечтаете о поездке на озёра к тому, кто вас там ждёт.

У Рябова затылок полыхнул холодком. Он даже встал со своего кресла. Всё было в точности. Но если ответ о ненужности второго сеанса он сложил словесно, то желание взять отпуск и увидеть Фею было просто мимолётным образом…

– Я поражён. – Рябов как-то растерянно прошёлся по лаборатории. – Да, действительно, я решил, что вам не нужен второй сеанс. Нет определённой практики, что первый закреплённый результат не будет сбит. Наблюдайте за собой. Фиксируйте все изменения и запоминайте. Встретимся через десять дней. Тогда я попрошу вас каждого написать мне свой отдельный реферат… Договорились? Кстати, я не спросил: вам заплатили обещанные деньги за прошлый раз?

Ребята кивнули. Ясно. Рябов успокоился. Значит, Феоктистов держит слово, как и вся пресловутая рассечённая пирамида. «Что же, – подумал он, – сегодня напишу и положу на стол шефу первый положительный отчёт за последние полгода. Нужно будет вынести благодарность Демидову с премией. Сенсорник он сотворил просто отличный, да и вся компьютерная упаковка хороша… И да – мне… Мне – отпуск за счёт заведения. Пусть раскошеливаются… Вечером буду собирать чемодан».

Феоктистов не стал спорить. Перевёл на карточку Рябову стодвадцать тысяч рублей, спросил, достаточно ли, помялся, добавил ещё сорок и отпустил в Карелию на неделю. Всё шло славно и безмятежно.

Вечером Рябов посетил заведение Шань-Мэя, заказав несколько блюдец острых закусок и маленький графин водки, подумал с удовольствием, какой подарок преподнесёт Фее, когда отыщет её на острове Малый Янц. Представил, как будет слушать вдохновенное чтение отрывка из её романа, как потом уткнётся носом в её ароматный затылок, как наступит для них обоих озёрно-сосновое утро и ещё несколько таких дней, ночей и утр подарят им чувство «почти вечности». И север, этот изумрудный кристалл освободившихся чувств и знамений, не будет спешить расставаться с летом. Они зажгут для него костёр на земле, на берегу, а он подарит им небо. Нет, конечно, до ночей с полярным сиянием ещё далеко, ну а вдруг?..

Рябов сидел за тем самым столиком, где они общались с Силантием. Сейчас он спрашивал себя – почему выбрал именно это место? Может быть, хотел ещё раз мысленно пробежаться по их диалогу, вспомнить что-то упущенное и недосказанное? Ответ не приходил на ум. Значит, руководило им нечто бессознательное, такое, с чем он как учёный уже нашёл способ разобраться. Или всё-таки не нашёл?

Поверил, что можно легко править любые фобии и мании, выпрямлять внутренние пружины, разгружать заваленные полки, подсказывать самой душе, как ей следует себя вести, чтобы не проседала личность, чтобы не увядало тело, чтобы завтра сказать всему миру: «Я познал законы психической гармонии. Я знаю, как ей управлять. Тайна открыта». Но тайна не перестаёт быть тайной никогда… Где-то он это слышал. Она оставляет нам временные завоёванные рубежи и отступает вглубь… Искандер всегда интересовался вопросом: как далеко? Люди его круга, его касты, если угодно, задавали этот вопрос постоянно. В этом был смысл любого поиска.

Удалось поправить здоровье Жану. Сегодня после аккредитации своего отпуска Рябов заезжал на СТО, отчеканил пару тысяч за диагностику и ещё столько же за лечение. Какие-то расшатавшиеся клеммы на электрике, контакты, провода… Нервы, одним словом… Почти как у людей. Жан был готов к поездке, помыт с шампунем, осчастливлен двумя новыми запасками, положенными в багажник и, увы, занявшими его весь, но своё «грузинское приветствие» верный «матиз» теперь проговаривал без запинки.

Утром в семь тридцать позвонил Феоктистов. Рябов был ещё в постели.

– Что случилось, шеф? Наш НИИ затопило волнами нового потопа?

– Скан, есть работа. Очень серьёзная. Отменить невозможно. Задержи свою поездку на сутки. Говорить по телефону не могу. Приезжай.

Настроение обрушилось виртуальными волнами потопа.

* * *