Русский исторический анекдот: от Петра I до Александра III

– Те, которых ты еще не читал! – отвечал Кульковский. [92, с. 179.]

Кульковский ухаживал за пригожей и миловидной девицею. Однажды в разговорах сказала она ему, что хочет знать ту особу, которую он более всего любит. Кульковский долго отговаривался и наконец в удовлетворение ее любопытства обещал прислать ей портрет той особы. Утром получила она от Кульковского сверток с небольшим зеркалом и, поглядевшись, узнала его любовь к ней. [92, с. 180.]

Однажды Бирон спросил Кульковского:

– Что думают обо мне россияне?

– Вас, Ваша Светлость, – отвечал он, – одни считают Богом, другие сатаною и никто – человеком. [92, с. 183.]

Прежний сослуживец Кулькове ко то поручик Гладков, сидя на ассамблее с маркизом де ля Шетардием, хвастался ему о своих успехах в обращении с женщинами. Последний, наскучив его самохвальством, встал и, не говоря ни слова, ушел.

Обиженный поручик Гладков, обращаясь к Кульковскому, сказал:

– Я думал, что господин маркиз не глуп, а выходит, что он рта разинуть не умеет.

– Ну и врешь! – сказал Кульковский. – Я сам видел, как он во время твоих рассказав раз двадцать зевнул. [92, с. 183–184.]

Другой сослуживец Кулькове ко то был офицер по фамилии Гунд, что с немецкого языка по переводу на русский значит собака. Две очень старые старухи перессорились за него и чуть не подрались.

Кульковский сказал при атом:

– Часто мне случалось видеть, что собаки грызутся за кость, но в первый раз вижу, что кости грызутся за собаку. [92, с. 184.]

Пожилая госпожа, будучи в обществе, уверяла, что ей не более сорока лет от роду. Кульковский, хорошо зная, что ей уже за пятьдесят, сказал:

– Можно ей поверить, потому что она больше десяти лет в этом уверяет. [92, с. 184.]

Известный генерал Д. <А. А. фон Девиц> на восьмидесятом году от роду женился на молоденькой и прехорошенькой немке из города Риги. Будучи знаком с Кульковским, писал он к нему из этого города о своей женитьбе, прибавляя при этом:

– Конечно, я уже не могу надеяться иметь наследников.

Кульковский ему отвечал:

– Конечно, не можете надеяться, но всегда должны опасаться, что они будут. [92, с. 185.]

Сан Куль конский часто посещал одну вдову, к которой ходил и один из его приятелей, лишившийся ноги под Очаковом, а потому имевший вместо нее деревяшку.

Когда вдова показалась с плодом, то Кулькове кий сказал приятелю;

– Смотри, братец, ежели ребенок родится с деревяшкою, то я тебе и другую ногу перешибу. [92, с. 185,]

Двух кокеток, между собою поссорившихся, спросил Кульковский: – О чем вы бранитесь?

– О честности, – отвечали они.

– Жаль, что вы взбесились из-за того, чего у вас нет, – сказал он. [92, с. 186.]

Кульковский однажды был на загородной прогулке, в веселой компании молоденьких и красивых девиц. Гуляя полем, они увидали молодого козленка.

– Ах, какой миленький козленок! – закричала одна из девиц. – Посмотрите, Кульковский, у него еще и рогов нет.

– Потому что он еще не женат, – подхватил Кульковский. [92, с. 186.]

Красивая собою и очень веселая девица, разговаривая с Кульковским, между прочим смеялась над многоженством, позволенным магометанам.

– Они бы, сударыня, конечно, с радостью согласились иметь по одной жене, если бы все женщины были такие, как вы, – сказал ей Кульковский. [92, с. 187.]

При всей красоте своей и миловидности девица эта была очень худощава, поэтому и спрашивали Кульковского: что привязало его к такой сухопарой и разве не мог он найти пополнее?

– Это правда, она худощава, – отвечал он, – но ведь от этого я ближе к ее сердцу и тем короче туда дорога. [92, с. 188.]

Молодая и хорошенькая собою дама на бале у герцога Бирона сказала во время разговоров о дамских нарядах:

– Нынче все стало так дорого, что скоро нам придется ходить нагими.

– Ах, сударыня! – подхватил Кульковский, – это было бы самым лучшим нарядом. [92, с. 186.]

На параде, во время смотра войск, при бывшей тесноте, мошенник, поместившись за Кульковским, отрезал пуговицы с его кафтана. Кульковский, заметив это и улучив время, отрезал у вора ухо.

Вор закричал:

– Мое ухо!

А Кульковский:

– Мои пуговицы!

– На! На! Вот твои пуговицы!

– Вот и твое ухо! [92, с. 190.]

Герцог Бирон послал однажды Кульковского быть вместо себя восприемником от купели сына одного камер-лакея. Кульковский исполнил это в точности, но когда докладывал о том Бирону, то сей, будучи чем-то недоволен, назвал его ослом.

– Не знаю, похож ли я на осла, – сказал Кульковский, – но знаю, что в этом случае я совершенно представлял вашу особу. [92, с. 191.]

В то время когда Кульковский состоял при Бироне, почти все служебные должности, особенно же медицинские, вверялись только иностранцам, весьма часто вовсе не искусным.

Осмеивая этот обычай. Куликовский однажды сказал своему пуделю:

– Неудача нам с тобой, мой Аспид: родись ты только за морем, быть бы тебе у нас коли не архиатером <главным врачом>, то, верно, фельдмедикусом <главный врач при армии в походе>. [92, с. 144.]

Старик Куликовский, уже незадолго до кончины, пришел однажды рано утром к одной из молодых и очень пригожих оперных певиц.

Узнав о приходе Кулькове кого, она поспешила встать с постели, накинуть пеньюар и выйти к нему.

– Вы видите, – сказала она, – для вас встают с постели.

– Да, – отвечал Куликовский вздыхая, – но уже не для меня делают противное. [92, с. 144.]