Рождество приходит к нам. Рассказы и стихи для детей

– Слава тебе, господи, нашелся наконец!.. Боже мой, в каком виде! Без калош и без башлыка! Весь дом с ног сбился из-за тебя, противный мальчишка!

Славильщиков давно уже не было вокруг. Как недавно от городового, так и теперь они прыснули в разные стороны, едва только почуяли опасность, и вдали слышался лишь дробный звук их торопливых ног.

Тетя Нина – за одну руку, мисс Дженере – за другую повели беглеца домой. Мама была в слезах – бог знает какие мысли приходили ей за эти два часа, когда все домашние потеряв головы бегали по всем закоулкам дома, по соседям и по ближним улицам. Отец напрасно притворялся разгневанным и суровым и совсем неудачно скрывал свою радость, увидев сына живым и невредимым. Он не меньше жены был взволнован исчезновением Дани и уже успел за это время поставить на ноги всю городскую полицию.

С обычной прямотой Даня подробно рассказал свои приключения. Ему пригрозили назавтра тяжелым наказанием и послали переодеться.

Он вышел к своим маленьким гостям вымытый, свежий, в новом красивом костюме. Щеки его горели от недавнего возбуждения, и глаза весело блестели после мороза. Очень скучно было притворяться благовоспитанным мальчиком, с хорошими манерами и английским языком, но, добросовестно заглаживая свою недавнюю вину, он ловко шаркал ножкой, целовал ручку у пожилых дам и снисходительно развлекал самых маленьких малышей.

– А ведь Дане полезен воздух, – сказал отец, наблюдавший за ним издали, из кабинета. – Вы дома его слишком много держите взаперти. Посмотрите, мальчик пробегался, и какой у него здоровый вид! Нельзя держать мальчика все время в вате.

Но дамы так дружно накинулись на него и наговорили сразу такую кучу ужасов о микробах, дифтеритах, ангинах и о дурных манерах, что отец только замахал руками и воскликнул, весь сморщившись:

– Довольно, довольно! Будет… будет… Делайте, как хотите… Ох, уж эти мне женщины!..

Н.П. Вагнер

Курилка

Жил-был Курилка. Тот самый Курилка, про которого песенка поется:

Как у нашего Курилки
Ножки тоненьки,
Душа коротенька!

Курилка был из чистой сосновой лучинки с черной головкой.

Раз собралось в большую залу на Святки много нарядных детей: девочек в белых и розовых платьицах и мальчиков в хорошеньких курточках и рубашечках. Сели все в кружок, зажгли Курилку, и пошел он переходить из рук в руки. Каждый поскорее передавал Курилку соседу, и все весело пели:

Жив, жив, Курилка,
Жив, жив, не умер.

– Видишь, как все боятся, чтоб я не умер! – думал Курилка. – Значит, я хороший человек.

И он от удовольствия пускал всем дым в глаза. Но у одного мальчика с большой белой головой он погас.

– Ах, дрянной Курилка, – сказал мальчик, – не мог ты погаснуть у соседа.

Курилка обиделся, и как только снова попал к этому мальчику, он опять нарочно уже погас.

– Ну! – сказал мальчик. – Гадкий Курилка надоел, будем играть в фанты.

И он бросил Курилку, да так ловко, что тот из залы полетел в гостиную, из гостиной в диванную и там упал в уголок с игрушками.

– Здорово живете, как поживаете! – закричал Курилка. – А я приехал с экстренным поездом прямо из большой залы. Там очень много теперь народу, славное большое освещение, и все это для меня. Там каждый старался подержать меня в руках, потому что, согласитесь, ведь это большая честь. Все радовались, что я еще не умер, и пели: «Жив, жив Курилка». Я очень люблю такое внимание. Меня потчевали яблоками, конфетами, вареньем, но я ничего этого не ел, потому что не хотел, я только курил дорогие, хорошие сигары – пуф, пуф, пуфф, и все восхищались моим курением.

– Какой там болтун мне спать не дает? – сказала глиняная уточка. – Я целый день свищу, хоть бы вечером мне дали уснуть немного. Какая-то дрянная лучинка прилетела и шумит, как не знаю что.

– Сударыня! Позвольте вам заметить, что я вовсе не лучинка. Так как вы простая глиняная утка, то и не можете меня оценить. Я никогда не был лучинкою. У меня дедушка был Курилка, бабушка – Курилка, и сам я настоящий Курилка, граф Курилка. Вот как!

– Послушайте, граф Курилка, – сказала кукла, у ног которой на полу лежал Курилка. – Вы всех нас крепко обязали бы, если б немножко помолчали.

– Ах, мадемуазель! Прошу тысячу извинений, что не заметил вас тотчас же. Но вы просто меня ослепили! Такой прекрасной дамы я еще не видывал. Вы, вероятно, были в большой зале; там все барышни носили меня на руках, но ни у одной нет такой прекрасной лайковой ручки, как у вас. Я лежу у ваших ног, неужели вы не тронетесь этим и не отдадите мне вашей руки? Вы не смотрите, что на мне нет ботинок. Я обут по моде, ведь у меня ножки тоненьки, душа коротенька. Раз я пошел купить себе ваксы для лайковых сапожек в самый лучший магазин. «Почем, – говорю, – стоит банка лучшей ваксы-стираксы, просите дороже, потому что я сам богач». – «Две копейки с гривной». – «Это дешево. Отрежьте мне на полтинку одну половинку». – «С большим бы удовольствием, – говорят, – но у нас теперь нет от-резалок, все вышли»…

Но никто уже не слушал Курилку. Все зажали уши и, кто как мог, крепко спали, а он говорил, говорил, бормотал, бормотал и, наконец, сам заснул.

В полночь все игрушки проснулись, потому что они играют в самих себя только тогда, когда все в доме спят.

– Кукуреку! – закричал картонный петух.

Барабан пробил зорю. Уточка начала пищать. Труба затрубила, и фарфоровый попугай сказал: «Bonjour, papa!» Кошка сказала: «Давайте петь, меня никто не продувал уже третий день, и у меня животик засорился»; она начала прыгать и кричать: мя, мя, мя!..

– Ах, это отлично, – вскричал Курилка и вскочил на ноги, – давайте петь! Когда я был в большой зале, там все пели, и я лучше всех; я удивительный музыкант и сочинил отличную песню, которую везде поют на Святках! – И он завизжал самым тонким голосом:

Жив, жив, Курилка,
Жив, жив, не умер.

Все зажали уши.

– Будемте лучше танцевать, – сказала кукла. – Мой кавалер будет попугай, кошка будет танцевать с петухом, труба – с барабаном, а деревянный солдатик – с уточкой.

– Танцевать, танцевать! – закричал Курилка. – Становитесь скорей, живо, живо! Я сейчас покажу вам удивительный танец. Я танцевал его на кухне перед самим королем, вместе с казачком. Смотрите, нужно только стараться прыгать выше себя, вот как: фить так, вот как, фить так, вот как, вишь ты, ишь ты. И Курилка до того распрыгался, что сбил с ног сперва волчка, потом уточку, лошадку, трубу и куклу.

– Эй, пан! – закричал тут деревянный солдатик, схватил Курилку за шиворот и так его встряхнул, что из Курилки все занозы выскочили.

– Ой, ой, послушайте, – захныкал Курилка, – господин солдат, ваше благородие, я ведь ничего, я так только, я очень смирный.

– В бурак его, в пустой бурак! – закричали все. – Пускай сидит там до утра.

И отвели Курилку в бурак, посадили и крышкой закрыли. Он там стучал, стучал, стучал, наконец где-то щелку нашел, высунул сквозь нее голову и закричал:

– Эй вы, вот я, храбрый Курилка! А вы все там, господа меледа, чушь, глушь, огородники, сковородники, дрянь, шваль, гниль, плесень, толокно, чепуха, телятина, колбаса, труха, носки, колпаки, пешки!

Но все танцевали, и никто не слушал Курилку, а он бормотал, бормотал, бормотал, вплоть до белого утра.

Когда утром дети подошли к игрушкам, то все они были на своих местах, и даже Курилка лежал у ног куклы, как будто ни в чем не бывало.

– Посмотрите-ка, – сказали дети, – ведь это наш вчерашний Курилка сюда забрался; скажите, пожалуйста, разве здесь твое место! Ах ты! Вон его! – И его выбросили за окно.

– Вот я теперь страдаю за правду и прямо в Сибирь, – закричал Курилка.

Ух, как быстро! и хлоп! – Курилка упал на каменную плиту.

– Ах! – говорил он каменной плите. – Если б вы знали, откуда я приехал, с какой высоты спустился. Я был там, там, в большой зале. У меня было много игрушек: барабан, труба, флейта, уточка, курочка, хорошенькая мадемуазель, которая непременно хотела за меня выйти замуж, глупый попугай, которого я звал «попка дурак», и дрянной деревянный солдатик: он был страшный буян, но я его укротил, схватил за шиворот, тряхнул – трах! – и посадил в бурак!

– Послушайте, – сказала плита, – как бы я желала теперь треснуть и провалиться сквозь землю, чтобы только не лежать под вами…

Но тут Курилку подхватила метла, которою мел дворник тротуар, и он слетел с плиты.