Русское слово №08/2010

Беглецов из автороты выпустили на территорию лагеря через две недели. Застенок превращал военнопленных в доходяг; Лев едва передвигал ноги. Его место в бараке оказалось рядом с нарами бывшего военного инженера-ленинградца. «Ты недолго протянешь, – определил его состояние инженер. – Я насмотрелся… Сделаем так. Завтра перед разводкой я вынесу тебя наружу, положу около дверей. После разводки бараки обходит переводчик Игорь. Он ленинградец, поговори с ним. Что ты теряешь?»

При упоминании Технологического института, переводчик спросил, на какой кафедре он работал. «На кафедре физики» – «Там был сотрудник, высокий, в очках…» Лев назвал фамилию, имя, отчество физика. «Это мой друг. – И, помолчав, решил. – Полежи пока в бараке, я подумаю…»

Через два дня переводчик забрал Льва к себе, в отдельную комнату, находившуюся в хозяйственной постройке. Никто из немцев, полицаев туда не заглядывал. Кормил Игорь больного со знанием дела, начав с двух ложек рисовой каши. Молодые силы набираются быстро, если рядом, в досягаемости, цель…

Гудков исчез из лагеря, и Каждан был уверен, что старший лейтенант уже у партизан. Поправившись, он стал выходить на работу – чаще всего его направляли с группой пленных, обслуживавшей лазарет на окраине городка. Решение не переменил – бежать, но как попасть к партизанам? На кухне, где пленные выполняли разные хозяйственные работы, он обратил внимание на одну из вольнонаёмных девушек, Лизу. Чувствовал, ей можно доверять. Девушка тайком подкармливала: кусок хлеба, кулёчек сахара… Лев рассказал ей, как оказался в окружении, как попал в лагерь, бежал из него, как оказался в Латвии; не скрыл и свои намерения.

Лиза, видимо, доложила старшим и ожидала решения. Наконец, сообщила названия деревень, целую цепочку, которую он должен миновать на пути в партизанский край.

Конкретного плана побега у него не было. Это Гудков, с его военной подготовкой, всё делал с дальним прицелом. Лев полагался больше на случай…

В тот день их группа из четырёх человек рыла яму для мусора на территории лазарета, вдали от корпусов. Госпиталь был обнесён колючей проволокой, но в один ряд, «в один кол». Кусачек нет, но есть четыре лопаты, которыми можно приподнять нижние «нитки», сделать лаз. Сто метров вырубки, дальше густой лес… Охранник, считая их доходягами, не очень усердно нёс службу, время от времени отлучался – территория лазарета ограждена – а в тот день совсем вышел за ворота… Лев решил: такой случай нельзя упускать!

Лопатами приподняли проволоку, двое выбрались на волю, помогли товарищам. Полоса вырубки не кончалась, только с их силами бежать среди пеньков, по траве. Оттуда, из-за проволоки, им казалось, что лес рядом…

Партизанский разведчик

От деревни к деревне, по цепочке, указанной Лизой, добрались до расположения отряда, входившего в полк бригады А. В. Германа.

В отряде о молодом ленинградском ополченце уже знали. И всё же каждый вступающий проходил обязательную проверку. Слишком дорогой ценой приходилось платить за ошибку здесь, в логове врага, когда со всех сторон теснят каратели и тайные службы не оставляют надежды внедрить своих агентов.

Особист Струнников, беседовавший с ним, больше расспрашивал о лагерях, через которые прошёл Каждан: кто начальник, фамилии полицаев… Видимо, о нём самом всё уже было известно. Лев не вытерпел: «Гудков Николай Иванович не у вас в бригаде?». Особист усмехнулся: «Поживём – увидим».

На борьбу с партизанами, державшими тыловые коммуникации противника под постоянной угрозой, не прекращавшими ни на день «рельсовую войну», немецкое командование бросало немалые силы. Моторизованные команды карателей внезапно появлялись в районе действия партизан, стремились окружить их и уничтожить. Партизанские группы, выходя на задание, всегда были начеку, никогда не останавливались на ночёвку в деревне, разбивали лагерь в лесу, выставляли охранение. Женщины, дети, подростки из ближних деревень приносили бойцам молоко, хлеб. Партизанская конная разведка неутомимо прочёсывала окрестности, чтобы вовремя предупредить об опасности.

В конную разведку попал и Каждан. Одно из первых заданий – вдвоём с напарником доставить донесение в штаб полка. Никогда на лошадь он не садился, да ещё без седла. Хребет у старой лошадёнки был, как пила… Добрались до штаба. Напарник с пакетом пошёл в избу, а начинающий службу конник стоял на крыльце, чувствуя, как под брюками, по ногам, бегут капли крови. А надо ещё возвращаться в отряд… Слышно было, как по улице летит конный, лихо промчался мимо крыльца и вдруг осадил лошадь, развернулся, поднял коня на дыбы, «свечой». «Лёвка?!» Да, это был он, верный товарищ по лагерным испытаниям. «Никуда не поедешь, – распорядился Гудков. – Останешься у меня в бригадной разведке».

Так и остался Каждан под началом своего старшего товарища. Прошёл выучку у бывалых кавалеристов, научился шорничать, мог даже сделать из подручного материала отличное седло. Обычно это была прочная парашютная ткань, парашютные стропы; боеприпасы, продовольствие нередко поступали к партизанам по воздуху.

Освоил езду, кавалерийскую науку, то, от чего зависит и успешное выполнение задания, а, порой, и жизнь. Однажды тройка конных бойцов неожиданно наскочила на немецкий пулемёт, установленный посреди деревенской улицы. Вихрем налетели на вояку, перемахнули через пулемёт, и вот уже околица. Разведчикам категорически запрещалось вступать в бой, только выполнять задание. Партизанские законы были суровы. В первую неделю лесной жизни Каждан стал свидетелем тяжёлой картины. У вырытой ямы стоял тот, кто накануне, под хмельком, позволил себе нарушить одно из правил партизанского Устава. Разгильдяйство, самоуправство карались высшей мерой. Под угрозу ставилась жизнь товарищей, кроме того, все они были на виду у населения, «сарафанное радио» разносило вести в самые глухие углы…

Кроме службы в конной разведке, была за ним ещё и обязанность переводчика; нет-нет, да и вызывали его в штаб допросить «языка». Если на фронте за доставленный «трофей» нередко давали награды, то здесь это было обычным явлением. Партизаны шутили: куда ни плюнь – попадёшь в немца, хватай да вяжи. Но не всегда пойманная «рыба» располагала нужными сведениями. Мог ли солдат, унтер-офицер знать, где располагается штаб генерала? А такое задание разведчики однажды получили. Выяснить, куда перебазировался важный армейский чин. Пришлось «отловить» не один десяток солдат и офицеров, пока не узнали точно, где располагается штаб.

Вместе с немцем, присланным с Большой земли, Каждан работал над переводом листовок-сводок о действительном положении на Восточном фронте. Немец размножал текст на трофейной пишущей машинке, и партизаны распространяли сводки вблизи крупных гарнизонов. Германская пропаганда трубила только о победах, скрывая от солдат, офицеров горькую правду. Советское командование придавало контрпропаганде очень большое значение.

Немецкие штабы требовали от карателей обезопасить тылы, расправиться с партизанами. Бригада А. В. Германа была окружена тройным кольцом, с каждым днём оно сжималось. Перед бригадной разведкой была поставлена ответственная задача – обеспечить наиболее безопасный путь выхода из «мешка» – Определили маршрут, выставили маяки-посты. Стояли они через каждый километр; только получив от «маяка» подтверждение, двигались дальше. Колонна – более тысячи человек – с обозами, ранеными, держала путь на Красные Струги. Кроме специально обученных команд карателей, противник снимал из ближних гарнизонов дополнительные силы. Партизаны избегали, по возможности, столкновений, всё меньше оставалось боеприпасов, на счету была каждая обойма, граната.

Кровопролитный бой вспыхнул в деревне Житницы. Захватив мост через реку, выбив немцев из деревни, партизаны могли двигаться дальше. Но победа досталась дорого. Деревня полыхала, у моста, на улице груды убитых – и немцев, и наших. В этом сражении был смертельно ранен комбриг. (Звание Героя Советского Союза было присвоено А. В. Герману посмертно).

Получил серьёзное ранение и Н. И. Гудков. Лев оказал товарищу помощь, взял его оружие – трофейный автомат. (Сам он не расставался с нашим надёжным автоматом ППС). Двое суток самолёт У-2, посланный в район боёв, чтобы вывезти погибшего комбрига, не мог пробиться к партизанам. Четверо разведчиков, и среди них Каждан, всё это время сопровождали тело партизанского командира. Наконец, «У-2» приземлился в центре огненного «кольца». Под автоматным, пулемётным огнём погнали телегу к самолёту…

После победоносной битвы у стен Ленинграда в январе сорок четвёртого началось отступление немецких войск на Запад. Партизанские соединения получили приказ воспрепятствовать организованному отходу частей группы «Север». Подразделение, где воевал Каждан, перекрыло шоссейную дорогу, встретило отступающих огнём. Подбили даже танк. Оккупанты вынуждены были, бросив технику, пробиваться на Запад по бездорожью.

12 марта 1944 года партизанские дозоры встретились с передовыми частями наших войск. Март, оттепель, дыхание близкой весны…

Перед партизанским строем – подтянутый, боевой майор: «Ну, орлы, у кого 10 классов – шаг вперёд». Лев, конечно, вышел. «Пойдёшь ко мне в артиллерию?.. Как нет, почему?». «Я Разведчик». «Разведчики мне и нужны!».

Этот бой слышит и сегодня в душе он, один из тех, кто отстоял право людей встречать новый день на мирной земле. Так бывший ополченец, боец конной разведки Каждан стал артиллеристом-корректировщиком Ленинградской Краснознамённой 21–109-й стрелковой дивизии 2-й Ударной армии. Участвовал в боях за Выборг, за освобождение Эстонии, в сражениях по разгрому Курляндской группировки.

Весной сорок пятого бои на их участке фронта продолжались ещё неделю после 9 мая. Какими долгими были эти дни, когда уже повсюду на фронтах царила непривычная тишина…

С винтовкой, из которой не пришлось ни разу выстрелить, с коробкой пулемётных дисков шёл в строю по Лиговскому жарким июльским вечером сорок первого молодой ополченец. Вернулся в сорок пятом в Ленинград с боевыми наградами сержант артразведки геройской дивизии… Снова родной Технологический, учёба, диплом, годы труда на производстве, научная работа…

Ничего случайного на свете нет; те, кто побывал на войне, не сомневаются в этом. В концлагере под Сиверской зимой сорок первого Лев Каждан назвался красноармейцем Никитиным, вспомнив девичью фамилию жены старшего брата… Рядом со Львом Григорьевичем долгие годы – любимый человек, верный друг и помощник Елена Николаевна, в девичестве Никитина.

…Бывший автогонщик Курт Швабе, сочувствовавший русским военнопленным, иногда под предлогом уборки зазывал паренька в свою конторку и тайком включал ламповый приёмник, настроенный на Москву. Однажды Лев услышал куранты с Красной площади. Знакомый с детства бой часов, поднимавший его каждое утро, сливался с голосом мамы, родных, с голосом прежней, мирной жизни. Слёзы текли по щекам, подбородку, он их не замечал…

Декабрьский снег запоздалой зимы запорошил Московский проспект, Измайловский, череду Красноармейских улиц между ними. На одной из них, 4-й, живёт бывший ополченец, партизан, разведчик-артиллерист. Целая эпоха пролегла между днём сегодняшним и тем временем, когда бой курантов вьюжной зимой и жарким летом поднимал великую страну на битву и труд.

Этот бой слышит и сегодня в душе он, один из тех, кто отстоял право людей встречать новый день на мирной земле.

Поэзия

Владимир Скворцов

Весенний вечер

Моим родителям – Елене Ермолаевне и Степану Емельяновичу.

Весной тоскую по избе,
где за окном живут деревья,
а в сумрак пляшут на трубе,
в печи рождаясь, привиденья.
Там в изумруде седину
по небу лайнер распускает
и, разрывая тишину,
грачей измученных пугает.
Там ночью звёзды, как плоды,
мороз ядрёнит над полями
и строит звонкие мосты
над полусонными ручьями…
Как сладко знать, что сельский дом
меня, как солнышко, встречает!
Глядит негаснущим окном
и веткой слёзы утирает.

Весна в Петербурге

Не хочется ни в парк, ни на эстраду,
ни в тихий храм, ни в круг хмельных дружков…
Куда милей, склонившись за ограду,
смотреть на стайку резвых окуньков!
Я, усмирённый городской уздечкой,
весной мечтаю в душной тишине,
что где-то там черёмухи над речкой,
благоухая, помнят обо мне.
Какое счастье быть в том аромате,
где в детстве я носился босиком!
Удить беспечно рыбу на закате