Российский колокол №7-8 2021

те – к персональным шоферам.

    («Бар “Якорь”») [1, с. 11]
А творящая волшебство перетворения скрипка Гонзы после его скорой смерти так и не находит другого творца и тоже умирает в мире непоэтов:

А лёгонькой его подруге
После него ещё лет шесть –
Фальшивить, жечь чужие руки
И в скупке намертво осесть.

    («Городу моего детства») [1, с. 45]
Намертво – определение не только судьбы скрипки. Это слово однокоренное другим – смерть, мёртвый и т. д. Мир без творчества, по Новикову, не просто обречён на умирание – он уже не жив. Мертвенность его обозначается в новиковских стихах по-разному – и прямо, и косвенно. Например, в стихотворении «Грустная песенка» маленькая мансарда домика в приморском городке полна жизни, радости и любви до тех пор, пока там обитает бедный и талантливый художник. Но вскоре жизнь оттуда уходит по причине исчезновения художника:

Увы! Художник съехал,
и женщина ушла.
В мансарде, словно в трюме,
крысиный писк и мгла.

И вот вчера, я слышал,
просился на постой
в ту комнатку под крышей
бухгалтер холостой. [1, с. 34]

Счетоводы и бухгалтеры у Новикова, как мы уже отмечали, символизируют профанный мир вне пределов творчества. Это мир денег, где всё продается и покупается, и настоящему творцу в нём нет места, так как настоящее творчество не продажно. В этом мире нет места волшебству и даже самому Богу:

Всё продано. Всё куплено. Щелчок.
И кассовый сверкает звон обвальный…
И в детской на волшебный сундучок
с размаху ставят автомат игральный.

Кассирша поправляет макияж,
и мёртвый Бог стоит за подаяньем.

    («Эпоха кончилась…») [1, с. 6]
Мёртв Бог, мёртв этот мир без творчества, в котором «<…> правит тёмное Число». Вместо Бога над ним «<…> порхает счетовод <…>» [1, с. 6].

Итак, творец С. Новикова по-прежнему трагически одинок и обречён на скорое забвение. Он не пророк, как у Пушкина, и даже не лермонтовский его вариант, гонимый, отверженный, но заметный среди обычных людей своей необыкновенностью. Он – не блестящий теург символистов, но всё же теург. Правда, к сожалению, его теургическое начало в мире «бухгалтеров» и «счетоводов» ХХ века абсолютно не востребовано, так как творчество теперь – товар для сиюминутного развлечения, отвлечения и удовольствия публики. И творец с его даром рассматривается ею как дополнительное украшение купленной ими жизни. Мёртвый мир этих людей лишь на мгновение способен ожить от звуков божественной музыки, но именно она не даёт ему окончательно погибнуть.

Список использованных источников

1. Новиков С. Правила стихосложения / С. Новиков. – Симферополь: Крымский Архив, 2008.

2. Пастернак Б. Сочинения / Б. Пастернак. – М.: Молодая гвардия, 1991.

3. Топоров В. Н. Поэт / В. Н. Топоров // Мифы народов мира: Энциклопедия в 2 т. / гл. редактор С. А. Токарев. – М.: Научное издательство «Большая Российская энциклопедия», 2000. – Т. 2.

Современная проза

АВИ

Андрей Витальевич Иванов (литературный псевдоним АВИ) родился в 1963 г. в г. Чехове на острове Сахалин; в десятилетнем возрасте переехал в Новосибирск. Окончив радиотехникум, служил в армии, учился на филфаке Томского госуниверситета. После школы машинистов более десяти лет работал на железной дороге начальником поезда, в начале 90-х был служителем православной церкви в Томске, вернулся в мир, связал судьбу с речным флотом. С 2019 г. проживает в Екатеринбурге.

Регулярно публикуется с начала 80-х. Материалы выходили в газетах «Красная звезда», «Советский воин», «Новатор», журнале «Ровесник», литературных альманахах Москвы, Санкт-Петербурга, Алтая, Красноярского края.

В 2016–2018 гг. издано шесть книг художественной прозы.

В 2016 г. принят в Российский союз писателей, в 2018-м – в Союз писателей России.

Не бойся. Там не страшно

Безмолвие – гармония превыше музыки и слов,
И пустота – непостижимое начало всех начал.

    АВИ

Когда всё кончилось, сначала стало тихо. Ушла боль. Утихли страхи. Непривычно очень. Но кто чувствует эту непривычность? Значит, что-то всё-таки осталось. Есть лёгкость, есть сознание. Кто всё это думает? Я ведь умер. Что такое это «я», которое продолжает думать?

И чем я смотрю, если нет тела, нет глаз? Значит, могила не конец.

Это первое, что я понял.

– Будто про меня пишет. Про детство особенно. Про метель и сосульки. Про то, как я жевала снег. – Слышу чей-то голос. – Интересно, сколько ему сейчас лет?

– Что это? Кто это? Кто говорит? – Моё сознание недоумевало.

– Так легко и просто пишет об одиночестве. Хотя и о себе, но мне всё время кажется, что обо мне. Надо Райке и Людке посоветовать, пусть почитают. Три часа ночи, а отрываться неохота. Ладно, надо спать. Завтра после работы ещё почитаю. Как его зовут? АВИ? Какое странное имя. А… Это псевдоним. Всё! Спать, спать, спать…

А мне не хочется спать. Это плюс. Мёртвые не спят.

О! Вижу! Женщина в возрасте, красивая. Укладывается спать. Как странно. Она говорила, а губы не шевелились. Похоже, она думала. А я слышал. И так будет всегда, когда будут вспоминать обо мне? Забавно. Не знает ещё, что меня нет в живых. Что осталось от меня у них, живущих? Тексты. Мои тексты. У некоторых из них есть память обо мне. Но вскоре и память сотрётся. Даже у близких. У друзей раньше, у родных чуть позже.

А кто у меня родные? Нет их среди живых. Раньше меня ушли.

Я никогда не любил похороны. Старался не бывать. Смотреть, как в землю опускают ящик с холодной оболочкой, не интересно. Традиция людей. Прощание с телом усопшего. Да разве тела я любил? Я их живых любил. Настоящих. А тело – старый, поношенный костюм. Теперь я и сам без тела.

– Ну, давай за Андрюху! Не чокаясь. Неплохой был мужик. Конечно, с придурью. Но кто сейчас без неё?

Вижу: пара друзей, за меня пьют. Поминают. Водочка, закусочка, сигаретный дымок над столом. Бывало, и я любил этот нехитрый мужской антураж. А теперь со стороны смотрю.

Они не знают, что я здесь. С ними. Не могут знать. Чувствую себя шпионом. Невидимкой. Забавно.

– Да. Странный он был. – Слышу продолжение разговора. – То болтает без умолку, слова не вставить. А то вдруг замолчит и в одну точку смотрит. Будто он в последние годы немного умом подвинулся. Книжки писать начал. Пить совсем бросил.

– Это точно. И я заметил. Перестал ко мне приезжать. Сколько его ни звал к себе, он всё причины выдумывал. Дома сидел и сочинял свою белиберду.

– А ко мне в прошлом году приезжал пару раз. С виду нормальный. Но молчаливый стал. А если и говорил, то только о своих книжках. Но вот слушать он умел, как никто. Теперь это редкость.

Приятно было видеть друзей. Слушать их разговор. Читать их мысли. А что у меня ещё осталось? Только это. Никаких знаков о себе подать я не мог. И, как уже догадывался, слушать о себе мне придётся ещё долго. От разных людей, от читателей, от бывших жён и любовниц, от моих детей и друзей. От тех, кто жив и помнит.

Не только хорошее слушать. Но и всё то, о чём хочет забыть моя совесть. Всякое было в жизни. Люди ещё напомнят мне мои гадости и подлости. Вспомнят меня отвратительно трусливым и слабым. Они знали меня и таким. Я должен быть к этому готов. В их памяти остались мои поступки, мои ошибки. Всё это заслужил.