И время и место: Историко-филологический сборник к шестидесятилетию Александра Львовича Осповата

Самое непосредственное отношение к теме «Донкихоты христианства» имеет Достоевский. В сущности, именно донкихотом христианства был для своих оппонентов автор «Идиота» и «Братьев Карамазовых». Так, в фельетоне газеты «Голос», посвященном «Братьям Карамазовым», Достоевский уподобляется Жозефу де Местру, а его религия любви истолковывается как религия ненависти, поскольку «из-за слащавой физиономии смиренномудрого инквизитора высовываются красные языки пылающего костра»

.

Донкихотовская идея – возродить преданную забвению рыцарскую цивилизацию – оказалась чрезвычайно актуальной в России XIX столетия, когда русская интеллигенция формулировала «русскую идею» – представление об особом предназначении России, призванной спасти европейскую христианскую цивилизацию, поруганную Великой французской революцией, протянуть руку охваченному кризисом, утратившему духовные ориентиры Западу.

В тот период самоидентификации России, который опосредованно связан с Великой французской революцией и Наполеоновскими войнами, не последнее место занимает донкихотовский субстрат. Не будет преувеличением сказать, что «идея» Рыцаря печального образа – спасти гибнущее человечество, утратившее моральные ценности, опутанное меркантильными заботами, – претворилась на русской почве в одну из составляющих «русской идеи». Донкихотовский утопизм, донкихотовский нонконформизм, донкихотовское стремление повернуть историю вспять, мессианский элемент донкихотства оказались в XIX столетии востребованы именно в России, и эта востребованность донкихотства русской культурой не осталась не замеченной Западом.

Примечания

Рыцарь Дон Кихот. М., 1879.

История удивительного рыцаря Дон Кихота Ламанчского (по Сервантесу). М., 1895 (переиздано в 1900,1902,1904, 1909 годах).

См.: Цареубийство и марта 1801 года: Записки участников и современников. СПб., 1908. С. 58–59.

См.: Эйдельман Н.Я. Грань веков. М., 1982. С. 209.

См.: Мережковский Д. С. Данте, Наполеон. М., 2000. С. 327.

Валишевский К. Сын Великой Екатерины Павел I: Его жизнь, царствование и смерть. СПб., 1914. С. 480, 486, 488.

См.: Витязева В.А. Каменный остров. Ар-хитектурно-парковый ансамбль XVIII – начала XX века. Л., 1991. С. 52.

Письма Н.М. Карамзина к И.И. Дмитриеву. СПб., 1866. С. 42.

Белинский В.Г. Полное собрание сочинений: В 13 т. М., 1955. Т. 9. С. 81.

Писарев Д.И. Сочинения: В 4 т. М., 1955. T. 1.С.337.

Смирнов И.П. Бытие и творчество. СПб., 1996. С. 135.

Пушкин А. С. Полное собрание сочинений: В 17 т. М., 1949. Т. 12. С. 353.

Там же. С. 32–33.

Там же. Т. 13. С. 222.

Материалы для биографии М. Бакунина. М.; Л., 1933. Т. 2. С. 623–624.

Бакунин М. Исповедь // Алексеевский равелин. Л., 1990. С. 305.

«Не говоря о великости преступления, Вам должно быть очень смешно, Государь, что я один, безымянный, бессильный, шел на брань против Вас, Великого Царя Великого Царства! Теперь я вижу ясно свое безумие, и сам бы смеялся, если бы мне было до смеху, и поневоле вспоминаю одну баснь Ивана Андреевича Крылова… Но тогда ничего не видел, а шел как угорелый на явную гибель» (Там же. С. 280).

Герцен А.И. Собрание сочинений: В 30 т. М., 1959. Т. 16. С. 149.

«Без связей, без средств, один с своими замыслами посреди чуждой толпы, я имел только одну сподвижницу: веру, и говорил себе, что вера переносит горы, разрушает преграды, побеждает непобедимое и творит невозможное; что одна вера есть уже половина успеха, половина победы: совокупленная с сильной волей, она рождает обстоятельства, рождает людей, собирает, соединяет, сливает массы в одну душу и силу; говорил себе, что, веруя сам в русскую революцию и заставив верить в нее других, европейцев, особливо славян, впоследствии же и русских, я сделаю революцию в России возможной, необходимой» (Бакунин М. Исповедь… С. 294).

Салтыков-Щедрин М.Е. Собрание сочинений: В 20 т. М., 1971. Т. 12. С. 250.

Там же. С. 251.

Розанов В.В. Уединенное. М., 1990. Т. 2.

С. 392-393-

Леонтьев К.Н. Полное собрание сочинений и писем. СПб., 2006. Т. 7. Кн. 2. С. 54.

Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 30 т. Л., 1976. Т. 15. С. 488.

David M. Bethea

Ghostlier Demarcations, Keener Sounds

Personality and Verbal Play in Pushkin’s Lyceum Verse

Pushkin’s biographers have often pointed out that the Lyceum played a special role in the poet’s psychic development, as a place (and a time) where a troubled youth’s better angels could be appealed to and where lifelong friendships based on shared experience and bonds of trust could be cemented.

From Annenkov to Lotman to Bin yon, these six years of structure and routine become the “family life” that the young Pushkin did not have at home with Sergei Lvovich and Nadezhda Osipovna: “Nam tselyi mir chuzhbina;/ Otechestvo nam Tsarskoe Selo.” But the Lyceum was crucial to Pushkin’s development in another respect: it was a place that lent itself almost magically to poetical musing. As we learn from the famous opening to chapter 8 of Eugene Onegin:

В те дни, когда в садах Лицея
Я безмятежно расцветал,
Читал охотно Апулея,
А Цицерона не читал,
В те дни в таинственных долинах,
Весной, при кликах лебединых,
Близ вод, сиявших в тишине,
Являться муза стала мне.
Моя студенческая келья
Вдруг озарилась; муза в ней
Открыла пир младых затей,
Воспела детские веселья,
И славу нашей старины,
И сердца трепетные сны.

[In days when I still bloomed serenely
Inside our Lycеe garden wall
And read my Apuleius keenly,
But read no Cicero at all —
Those springtime days in secret valleys,
Where swans call and beauty dallies,
Near waters sparkling in the still,
The Muse first came to make me thrill.
My student cell turned incandescent;
And there the Muse spread out for me
A feast of youthful fancies free,
And sang of childhood effervescent,
The glory of our days of old,
The trembling dreams the heart can hold.]