Впрочем, коренная университетская реформа столь твердо и авторитетно предначертана, что можно спокойно, не теряя времени на подробную критику существующего строя (правильнее, поразительного нестроения), перейти к вопросам созидательного характера.
* * *
И вот первый вопрос гласит: что такое университет и для чего он существует? Такой вопрос приходится ставить потому, что теперешняя литература по университетскому вопросу не исходит из правильных и ясных представлений о существе и задачах университета.
Уже само ходячее определение и название университетов «высшие учебные заведения» и профессоров «преподаватели», а еще больше разные специальные предложения и меры, например по поводу «переполнения» университетов учащимися и необходимости увеличить количество университетов и т. п., по поводу отсутствия близкого и постоянного общения между «учащими» и «учащимися», по поводу недостатков самой лекционной системы преподавания и существующей якобы необходимости заменить ее иною системою и т. д., – все это покоится на недоразумении относительно самого смысла и значения университетов.
Университет отнюдь не есть заведение, существующее исключительно для обучения тех юношей, которые в данное время числятся его студентами, а такое учреждение, которое должно создавать и распространять свет мысли и знания на большие пространства, обширный край, всю страну, даже весь мир человеческий… Наука, прогресс мысли человеческой – вот путеводная звезда и идеал университета, коллегии мыслителей и ученых, ученого учреждения, а не учебного заведения только.
Студенты – цвет молодежи страны и достойны всякого попечения, но они не должны закрывать собою всего широкого горизонта истинно университетской жизни и реформы.
Сама учебная, отнюдь не игнорируемая нами сторона дела только тогда может быть разумно и идеально устроена, если мы будем осознавать и помнить, что университет служит науке, а не обучению и воспитанию только и что профессора – не преподаватели только высших учебных заведений, а ученые; те же из них, которые только «преподаватели», лишь по недоразумению попали в университет.
При таком понимании дела, как подробнее увидим ниже, не могло бы быть разговора о замене лекционной системы преподавания разными «практическими занятиями», о комплектах слушателей или учреждении новых университетов по губернским городам и т. п. планах и предложениях, столь же странных и противных существу дела, как если бы кто вздумал построить побольше зданий с надписью «Академия наук» по губернским городам Империи или т. п.
Часть первая. Университеты как ученые учреждения
Ходячему теперь взгляду на университеты как на «учебные заведения» мы противопоставили выше положение: университет есть коллегия мыслителей и ученых, ученое учреждение, очаг научного творчества и света.
Мы имеем, конечно, в виду университет, как следует быть.
Можно ведь, как это теперь предлагается, построить в губернских городах университетские здания, можно поназначать туда благонадежных чиновников для воспитания и преподавания, закрепить за этими учебными заведениями тех юношей, которые имели несчастье окончить гимназию в их районе, т. е. в границах губернии, и все это назвать университетами. Но об авторах проектов губернских университетов и т. п. учреждений, дающих возможность «профессорам» проделывать с каждым из (немногочисленных) «учеников» всевозможные «практические» и иные упражнения в полезных занятиях и т. п., следует сказать, что они знакомы только со словами «университет», «профессора» и т. д., но не с существом дела. Да и слова эти им, по-видимому, известны лишь понаслышке, а вследствие иностранного происхождения (universitas (sc. litterarum, т. е. наук), professores (от «profiteri» – «провозглашать, проповедовать свои мысли, свои научные убеждения»)) не вполне удобопонятны.
Просвещенным и мыслящим людям (к ним обращается эта статья) мы, конечно, ничего нового не сообщили, указывая на то, что роль и значение университетов вовсе не совпадают с их учебною функцией, а выходят далеко за пределы школьного дела в собственном смысле. Мы только считали нужным подчеркнуть, напомнить, привести к более ясному осознанию эту само собою разумеющуюся и несомненную истину ввиду того, что она не занимает подобающего места в теперешнем направлении мысли по университетскому вопросу.
Поэтому мы считаем лишним заниматься здесь подробными доказательствами и указаниями, столь крупную роль сыграли университеты уже отчасти в Средние века, а еще более в Новое время в деле прогресса мысли и знаний человечества – как в области философии, этой царицы человеческой мысли, так и в области специальных наук: математических, естественных, гуманных – общественных наук вообще, юридических и государственных в особенности.
И эта творческая и просветительская роль университетов в царстве мысли человеческой с каждым днем растет и усиливается, обогащая дух человеческий и мощно увеличивая его материальное благосостояние: техника есть не что иное, как приложение теоретических познаний к делу удовлетворения человеческих потребностей.
Излишне также подробно указывать на сродную, сравнительно более скромную, но все-таки далеко выходящую за пределы учебной функции роль и миссию университетов в деле распространения уже добытого наукою света. Чтение лекций студентам – только одно из средств, один из приемов этой просветительской миссии университетов. Плох и жалок тот университет, свет которого освещает только аудитории. Здоровый и крепкий университет светит через головы студентов вдаль, только наиболее интенсивно и непосредственно просвещая студентов. Даже подавленные и приниженные русские университеты, по крайней мере лучшие из них, могли бы об этом немало рассказать и напомнить обществу и государству и заслуживают некоторого внимания и некоторой благодарности от общества и государства не только за учебные свои заслуги.
По поводу нашей характеристики университетов как центров производства и распространения научного света нам могут, пожалуй, сказать, что мы забыли об академиях наук. Вот это ученые учреждения в собственном и полном смысле!
Мы отнюдь не думаем умалять значения академий наук. Наши рассуждения клонятся даже, как это будет видно ниже, к увеличению значения и силы академии наук. И научный «ранг» академика мы считаем выше «ранга» профессора университета. Члены академии наук – обыкновенно заслуженнейшие в науке мужи, имеющие за собою блестящее научное прошлое и великие заслуги.
Но «бессмертными» делаются именно те, которые уже свершили великие подвиги в царстве науки, которые могут с гордостью оглянуться на свое блестящее прошлое и с доброю совестью почивать на лаврах. Во всяком же случае период наиболее кипучей и воодушевленной и производительной научной деятельности – собственно рабочий период – представляет в жизни ученого не академическая, а доакадемическая часть плодотворной жизни его.
Громадное же большинство ученых, в том числе и весьма выдающихся, начинают и заканчивают не только свою научную и литературную производительную деятельность, но и ученое поприще свое в университетах; только немногие избранники попадают в академию наук.
Академия наук есть венец и украшение царства науки, но по своей рабочей силе и производительности она не может конкурировать не только с совокупностью университетов, но даже и с более сильными и цветущими отдельными университетами ее района; многие же университетские науки вообще не представлены в академии наук за отсутствием подлежащих кафедр.
Академия наук имеет свою особую, весьма почтенную и почетную миссию, вовсе не умаляющую научного значения университетов и состоящую вовсе не в конкуренции и подавно не в замене университетов как ученых учреждений, на самом деле ничем не заменимых, а в дополнении, объединении, главным же образом в поощрении научной жизни и увенчания заслуг.
Отсюда видно, сколь ошибочно было бы думать, что университетский вопрос есть только частица школьного вопроса, а именно та сравнительно незначительная доля школьного вопроса, которая относится к одному из видов «высших учебных заведений» – к ничтожному проценту существующих школ вообще и даже к незначительной сравнительно части одних «высших учебных заведений».
Напротив, в университетском вопросе заключается кроме этой частицы школьного вопроса еще кое-что – и кое-что немалое! В нем заключается целый вопрос жизни или смерти, а во всяком случае вопрос процветания или падения науки в стране – и не только науки в тесном смысле этого слова, а и того процесса просвещения, который не ограничивается воздействием на несколько тысяч юношей, находящихся в данное время в университетах, а простирается на целый великий организм государства и общества, на дух, ум и сердце народа вообще.
Посему не только позволительно, но и должно при обсуждении задач и идеала университетской реформы выдвинуть проблему о судьбах науки и поставить задачей ее процветание.
II.
Итак, что требуется для процветания университетов как ученых учреждений, как очагов науки и источников просвещения?
Ввиду некоторых проектов и идей, появлявшихся в течение последнего периода университетской жизни и не перестающих появляться и теперь, приходится здесь прежде всего отметить, что необходимым признаком и существенным условием здоровья, силы и процветания университетов является соединение, общение многих наук; идеалом была бы универсальность всех наук (мы имеем в виду теоретическое знание) – «университет» (universitas litterarum) в полном смысле слова. Желательно успешное и равномерное развитие всех основных ветвей человеческого знания и научной мысли, а для этого необходимы жизнь их и общение в университете.
Идеал науки – единство и универсальность; с другой стороны, никакая наука не может обойтись без помощи со стороны многих других ветвей знания и общения с ними под страхом омертвения, отсталости и вырождения.
Возможно разностороннее представительство и общение наук в университете важно, между прочим, и с чисто практической точки зрения техники научной деятельности и ее условий (полнота и всестороннее развитие библиотеки и прочих средств и орудий научного дела, справки у специалистов и т. д.). В случае разбивки университетов на отдельные специальные высшие школы потребовались бы громадные финансовые затраты на доставление каждой из них того, что требуется для научной деятельности и что теперь представители наук находят в едином университете; и все-таки даже в случае величайшей щедрости условия научной деятельности были бы существенно ухудшены.
Еще важнее факторы более идеального свойства.
Общение с представителями других ветвей знания и мысли мешает развитию узкоспециальных и односторонне-профессиональных мировоззрений, привычек мышления и суждений; оно предупреждает вырождение научной мысли, сужение и провинциальную в научном смысле замкнутость горизонта.
С другой стороны, чем разностороннее и обильнее представлены разные пути, направления и ветви мысли человеческой в университете в лице doctores и professores, разумеется, достойных сих званий, тем выше поднимается температура идейного оживления и одушевления, тем возвышеннее, шире и светлее горизонт и полет мысли – вообще тем лучше почва для развития истинно университетского духа – того духа, существо и свойства которого трудно определить и разъяснить тому, кто никогда не имел счастья с ним встречаться, так как он выше всякого определения, анализа и описания.
К сожалению, дух этот падает, и университетские организмы быстро мертвеют; но некоторые остатки веяния истинно университетского духа все-таки еще сохранились; пока эти огоньки еще не совсем засыпаны и потушены сором и золою, есть еще источник для возникновения и роста научного пламени.
Университетский дух совсем бы исчез, и университетским, гораздо более нежным и сложным организмам, чем это себе представляют разные прожектеры, был бы нанесен смертельный и непоправимый удар, если бы осуществились «идеи» тех, которые предлагают разделение университетов на отдельные, независимые факультеты или специальные «учебные заведения» в качестве верного средства «оздоровления».
Разрушить университет весьма легко, но создать или воссоздать его на развалинах гораздо труднее, чем это себе представляют, например, те, которые предлагают наделать побольше университетов по губернским городам для уменьшения количества слушателей и «улучшения» преподавания.
В случае же доведения существующих университетов до окончательного худосочия путем рассеяния и без того слабых сил и иссякающих соков для обзаведения предлагаемых новых университетов, а тем более в случае их умерщвления путем раздробления исчез бы и рассадник для насаждения вновь.
И потомство с ужасом вспоминало бы о роковой ошибке и вандализме предков, и много усилий, труда и времени потребовалось бы для постепенного исправления сделанного зла!
Требуется существенное преобразование, но оно должно с величайшею осторожностью относиться к существующим живым корням науки, чтобы не разрушить их, а только доставить им более здоровое и обильное питание.
III.
Под упомянутым выше здоровым и обильным питанием мы разумеем две вещи: 1) надлежащее пополнение и направление личных научных сил (вопрос личного состава); 2) доставление материальных средств и вообще надлежащей обстановки для успешного действия этих личных сил, для ученой и просветительной деятельности их.
К условиям второго рода относится, во-первых, доставление надлежащих средств для развития библиотеки, лабораторий, музеев, кабинетов и обсерваторий, инструментов и материалов для производства опытов – вообще орудий и материалов научного производства без ограничения теми средствами и размерами их, какие были бы достаточными для чисто учебных целей, для сообщения студентам существующих знаний в надлежащем с точки зрения обучения виде.
Что касается этой стороны дела, то она, вообще говоря, и теперь находится в сравнительно удовлетворительном состоянии. Вообще нельзя сказать, чтобы производство научных исследований и вообще университетская наука встречали какие-либо серьезные затруднения и препятствия с этой стороны. Существуют, конечно, разные более или менее серьезные недочеты, главным образом в провинциальных университетах, но вопрос об их пополнении не требует никаких особых законодательных реформ и крупных финансовых жертв.
Во-вторых, к условиям второго рода наряду с упомянутыми орудиями производства научного света относятся орудия и условия его распространения.
Что касается материальных средств (например, на издание ученых трудов, сборников, периодических научных органов университетов или пособий на печатание сочинений отдельных ученых, профессоров, доцентов и т. д.), то здесь тоже никаких фактических затруднений и законодательных вопросов не возникает. По поводу этого и предыдущего пунктов можно только выразить, главным образом от имени некоторых провинциальных университетов, пожелание несколько большей щедрости.
Что касается прочих средств и условий распространения света университетской науки, то дело идет главным образом об отсутствии разных стеснений и запрещений: об отсутствии цензурных стеснений, о праве университетов учреждать ученые общества, созывать ученые съезды, открывать отдельные или систематические публичные курсы (например, так называемые «вольные университеты») и т. п.
И теперь университеты свободны от цензурных стеснений («Издания, выходящие от имени университета или с его одобрения, и все вообще печатаемое от имени университета не подлежит предварительной цензуре» (ст. 138 Уст. 1884 г.)).
Между прочим, и «[п]олучаемые университетами из-за границы печатные произведения, рукописи и учебные пособия не подлежат рассмотрению цензуры и оплате пошлиною» (ст. 139).
«Университетам предоставляется с разрешения министра народного просвещения учреждать ученые общества» (ст. 145). Университеты уже теперь представляют как бы солнца, окруженные целою системою планет в виде ученых обществ всякого рода; средний читатель, вероятно, не имеет и приблизительного представления о размерах и плодотворности просветительской деятельности университетов в этом направлении – и она растет и будет, конечно, расти с каждым днем и с тем большею силою и блестящим успехом, чем благоприятнее будут условия для процветания и жизненной энергии университетов и отдельных факультетов.
В затронутой области тоже особенно существенных затруднений и сложных законодательных вопросов не возникает. Можно только сказать: побольше доверия! Следует предоставить полный, ничем не стесненный простор просветительской деятельности университетов. Уже существующая свобода от цензурных стеснений ни в чем никогда никаких затруднений и неудобств с правительственной точки зрения не вызывала и не вызывает (хотя университетская цензура, «одобрение» сводится к надписи декана на рукописи, что печатать разрешается).