Агендеры

– Да. Хотя подозреваю, что тебе просто не хочется носить его с собой.

– Я в ужасе от твоей проницательности. Ты опасный человек, – заявило Пламя и добавило:

– А вдруг дождя не будет?

– Проблема, – согласилось Чудо. – Придётся всё равно раскрывать зонт, не зря же ты тащило с собой такую немыслимую тяжесть.

– Вот именно! Ты понимаешь меня, как никто!

Мокрое, взъерошенное и, как обычно, до крайности возбуждённое Николе влетело в прихожую всё в куриных перьях снега. Стаскивая куртку, пока Гриз неодобрительно обнюхивала его сырые ботинки и презрительно морщилась, оно потребовало:

– Рассказывай.

– Я тоже радо тебя видеть. Но, может, ты всё-таки разуешься для начала? И оставь в покое кошку.

Но Николе уже схватило пушистое создание, отреагировавшее недовольным «курняяяу», и строго поинтересовалось:

– Зачем тебя только держат в доме?

Прочитав в глазах Гриз немой ответ: «Чтоб кормить», – оно переключилось на Пламя:

– Так какие новости?

– Есть будешь? – поинтересовалось Пламя, а отпущенная Гриз принялась остервенело вылизываться.

– Это был сейчас глупый вопрос.

Оказавшись на кухне, Николе плюхнулось на стул и жизнерадостно объявило:

– У меня новый роман.

– Кто-то из современных авторов? – с готовностью осведомилось Пламя. – Советуешь почитать?

– Это тоже, да. Не только посоветую, но и навяжу. И потребую отчёта. Но я сейчас не о том, – отмахнулось Николе. – Я познакомилось кое с кем…

– С человеком? – уточнило Пламя.

– Вот пока ты не спросило, я не сомневалось, – Николе изобразило глубокомысленную задумчивость, а затем широко улыбнулось и добавило:

– По всем признакам, оно человек.

– Тогда лучше ты рассказывай. Моя тёмная душонка жаждет подробностей.

– Как честный человек, я вынуждено молчать, – придав взгляду загадочности, Николе занялось более существенным делом: принялось уплетать ужин.

– Как жаль, что ты такое честное, – сокрушённо вздохнуло Пламя. – Или голодное.

– А у тебя что интересного?

– Хочешь съесть всё, пока я буду говорить? Не дождёшься! Я тоже честный человек, – ответило Пламя, отрезая кусок пирога.

– Просто скажи: да или нет. И я отстану, – пообещало Николе.

– Нет.

Николе разочарованно пожало плечами:

– Чтоб молчать как честный человек, нужно, чтоб было, о чём молчать.

– Правда, что ли?

– Ты пригласи его к себе поесть роллы или фильм посмотреть, – внесло деловое предложение Николе. – Или ты боишься, что оно опустошит твой холодильник и испарится, как я?

– Боюсь, – признало Пламя. – Опыт общения с тобой наводит на всякие гнусные мысли о человечестве.

– Я тут, понимаешь ли, спасаю его от переедания, – Николе потянулось за чайником. – Вот она человеческая неблагодарность! Как ты с ним живёшь, Гриз?

Гриз, расположившаяся на подоконнике, скорбно промолчала.

– Так вот о чём ты беспокоишься, оказывается! – возмутилось Пламя.

– Как будто ты у меня дома беспокоишься о чём-то другом, – парировало Николе.

– Тоже верно.

– А Чудо всё-таки пригласи к себе.

– Умеешь ты убеждать, – притворно вздохнуло Пламя. – Но только ради твоего спокойствия.

Познавательная активность среднестатистического студента резко возрастает во время сессии. Беззаботное время плевания в потолок не проходит даром: ему на смену приходят паника и страстное желание общаться. Поразительно, но в этот период студент гораздо чаще говорит о том, сколько ему нужно выучить, чем, собственно, учит. И оно понятно. Количество материала настолько велико, что в голове начинает крепнуть уверенность: усвоить это невозможно, от слова совсем. Значит, должен быть какой-то другой путь. Ну не читать же за несколько дней то, на что отводилось почти полгода!

Во время сессии студент делает массу невозможных вещей. Он просто не подозревает, что они невозможны, в этом весь секрет. Например, умудряется забывать то, чего никогда не знал. Или переписывать огромное количество чужих конспектов, совершенно не вникая в их суть. Или упорно и целеустремленно бороться за более высокую отметку, искренне расстраиваться из-за низкой, а потом тут же забывать о ней. Слово «студент» звучит гордо… ну, или нагло. Потому что беспардонность студентов накануне экзамена превышает допустимую норму и меру терпения преподавателя.

Университет напоминал бы муравейник, если бы можно было где-то сверху отключить звук. Со стороны казалось, что студенческие передвижения хаотичны и бессмысленно суетливы, но это только на взгляд неискушённого обывателя. На самом деле они всегда имеют внутреннюю логику и вполне конкретную цель. Преподаватели в конце рабочего покидали поле боя, преследуемые численно превосходящим противником, но, благодаря техническому прогрессу и современным средствам связи, их настигали и дома. Более умные студенты имели возможность поупражняться в ораторском искусстве и почесать за ушком собственное эго. Хотя это весьма сомнительное удовольствие, потому что атаковали их азартно и сбивали с толку вопросами уровня: «Чем отличается психология от холодильника?» Справедливости ради, следует признать, что такой вопрос имеет под собой основание, так как и то, и другое играет в жизни студента важную роль. Правда, холодильник дольше.

Пламя и Чудо против воли оказались втянуты в этот сессионный хаос. Наградой за старательную работу в течение семестра бывает общение со студентами, которые находили в это время куда более интересные занятия. Их жизнь била ключом. Вероятно, гаечным. И вполне возможно, что по голове.

Сдав последний экзамен, Чудо ретировалось с несвойственной ему поспешностью. Пламя поджидало его на улице, на безопасном расстоянии от университетского корпуса.

– Всё? – спросило оно.

– Для нас – да, – с облегчением вздохнуло Чудо. – Чувствую себя выжившим после конца света.

– Ну и как тебе постапокалиптический мир?

– Мне определённо нравится. Ты на Рождество поедешь к парантам? Есть имбирное печенье и пить глинтвейн?

– Ага, – кивнуло Пламя. – Правда, в прошлый раз печенье у них подгорело, но на их стремлении закормить меня это никак не отразилось. В начале следующего семестра я определённо буду толще и добродушнее.