Популярна и влюблена

Райнер наклоняет голову набок.

– Это из-за дурацкого океана, да? Очень шумно. Я попрошу Джессику что-нибудь сделать.

Джессика – ассистент режиссера. Ей двадцать три, и она красотка. Из тех девушек, ради которых пересекают зал, только чтобы встать к ней поближе. Длинные светлые волосы, еще более длинные ноги. Она не потеет даже в тропическую жару, и у нее никогда нет мешков под глазами, даже после восьмичасовой ночной съемки. А еще Джессика – очень приятный человек, один из самых приятных, которых я когда-либо встречала. Когда я только прилетела на Гавайи, она купила мне козырек от солнца с надписью «Запертые» и датой съемок. В уголке изображен логотип фильма – ракушка каури, как в ожерелье, которое носит Август.

– Где здесь можно взять эспрессо? – Сэнди, менеджер Райнера, появляется в дверях. Она, как обычно, безупречно одета, и, несмотря на ветер, из ее прически не выбился ни один волосок.

Раз уж на то пошло, именно благодаря Сэнди я получила роль. Она убедила мою маму. Это далось нелегко, но Сэнди заверила ее, что будет присматривать здесь за мной. Моя мама хотела полететь со мной сама, но я знала, что она никогда не оставит свою работу и Аннабель.

Сэнди была с нами в первые несколько дней на Гавайях, а потом вернулась в Лос-Анджелес. Я не видела ее больше двух недель. Думаю, Сэнди можно считать и моим менеджером. У всех в Лос-Анджелесе есть менеджер.

За ее спиной появляется Уайатт, наш режиссер, и я замираю. Я все еще в халате, а Уайатт не тот человек, кому я могла бы спокойно показаться в таком виде.

– Тебе надо позвонить на стойку администрации, – отвечает он. – То, что подают в столовой, отвратительно.

На нем черные джинсы, черная футболка и кроссовки – в общем, костюм, который ясно дает понять, что поездка на Гавайи для него серьезное неудобство, а не развлечение. Не только его стиль явно противится тропикам. Даже прическа, его собственный вид афро, определенно настроена против теплой погоды.

– В десять начинаем, – говорит Уайатт. – Невероятно, что ремонт освещения в одной комнате занимает шесть проклятых часов.

– Хотите воды? – спрашивает Райнер. Райнер расслаблен, как всегда, но при виде Уайатта он встает и протягивает ему бутылку.

– Нет, – отвечает Уайатт и поворачивается ко мне. – Разве ты не должна уже быть в гримерной? – Я чувствую, как мое лицо заливается румянцем, а руки потеют.

Я открываю рот, чтобы ответить, но Райнер встревает:

– Это я виноват, я не давал ей уйти. – Он искоса смотрит на меня и подмигивает. – Но да, иди подправь свое личико.

– Спасибо. – Хоть я и отвечаю с сарказмом, я действительно ему благодарна. Мне не нужна еще одна лекция от Уайатта. Но могло быть и хуже. Он мог бы отчитать меня на площадке, перед всеми, как это обычно происходит.

Несмотря на то, что снимаемся только мы с Райнером, на площадке с нами еще куча народу. Монтажеры, ассистенты видеорежиссера и линейные продюсеры. Осветители и постановщики трюков. Людей так много, что мне понадобилось бы десять тетрадей на спирали, чтобы записать всех. Я учусь, потихоньку. Меня будто бы из детского сада сразу перевели в колледж. К счастью, у меня есть Райнер в качестве наставника. Вся команда любит его, и он все время всех подкалывает. Он уже как минимум трижды натягивал прозрачную пленку на унитаз в студии звукозаписи.

– Пойдем, Пи Джи. Я прогуляюсь с тобой, – говорит Райнер.

После того как на пресс-релизе было объявлено, кто будет играть Август, СМИ прицепились к тому, что мое имя никому не известно. Крепко прицепились. С тех пор они зовут меня Пи Джи за мою «непорочность». В честь «детского» рейтинга фильмов[4 - В системе рейтингов Американской киноассоциации PG (Parental guidance suggested) означает «детям рекомендуется смотреть фильм с родителями». Имеются в виду дети неограниченно маленького возраста.]. Когда я говорила с Кассандрой по телефону, то подчеркнула, что я не настолько уж и непорочна. У меня просто пока не было возможности набраться дурного опыта, хоть это и прозвучало странно. В общем, Райнер теперь зовет меня Пи Джи, и меня бы это раздражало, не будь у него той ямочки на правой щеке. Из-за нее мне сложно всерьез на него злиться.

Сэнди взмахивает рукой, заставляя свои «ролексы» застрять на предплечье.

– Ага, – говорит она. – Лилианна уже внизу.

– Я готов, – откликается Райнер. Он встает за моим стулом, готовясь его отодвинуть.

Я отставляю свою чашку из-под кофе и вытираю губы тыльной стороной ладони. Бросаю взгляд на Уайатта, но он не обращает на нас никакого внимания. Он прислонился к перилам и смотрит то на облака, то на пляж внизу. Пытается предсказать сегодняшнюю погоду. Но я-то знаю, что он здесь только из-за Сэнди.

Она поворачивает нас за плечи и ведет через всю комнату, холл, лифт и еще два пролета вниз в гримерную.

– Садись, дорогая, – командует Лилианна. Мы с Райнером занимаем наши места, и Сэнди направляется к выходу.

– Встретимся на площадке, – выкрикивает она через плечо.

– А если ты нам понадобишься? – поддразнивает ее Райнер. – Где нам тебя найти?

Сэнди останавливается и упирает руки в бока.

– Дай мне немного покоя.

– Где вы будете?

– Ты же знаешь, где я буду. – Она закатывает глаза.

– Просто скажи, – отвечает Райнер. Он подмигивает мне.

– В «Старбаксе», – говорит Сэнди сквозь зубы.

Райнер вскидывает кулак в триумфальном жесте.

– И так каждый раз. Почему ты просто не скажешь кому-нибудь, что ненавидишь здешний кофе?

Сэнди бросает взгляд на Лилианну, а потом вновь на Райнера.

– Занимайся своим делом, а я займусь своим.

Она уходит в вихре кремового шелка, и я поудобнее усаживаюсь в кресле. На часах только восемь утра.

– У нас сегодня много тяжелой работы, дорогая, – произносит Лилианна, осматривая мою голову.

Лилианна не просто занимается гримом и прическами, она еще и источник местных сплетен. Она родилась и выросла на Гавайях и работала над всем, что когда-либо здесь снималось, с подросткового возраста, то есть уже почти пятьдесят лет. В мой первый день здесь она рассказала мне о том, как однажды гуляла под луной с Кэри Грантом.

– Я была ребенком, – говорила она. – Даже не поняла, что он, возможно, хотел меня поцеловать. – Я не стала говорить, что почти все считают, что он был геем.

Она тянет меня за волосы, буквально набрасывается на них, но ее плавная речь и мягкое кресло начинают меня усыплять. В последнее время я мало сплю и иногда, хоть и неловко признаться, использую время в гримерной, чтобы подремать.

Кажется, проходит одно мгновение, и вот я уже просыпаюсь и вытираю влажные от слюны уголки рта. Райнер ушел, но надо мной стоит Джессика. Она выглядит ярко и свежо в светло-розовой маечке и джинсовых шортах.

– Как успехи? – спрашивает она. Я вижу, что на самом деле она хочет спросить: «Почему вы еще не закончили?»

– Если бы твоя милая попка перестала мне мешать, мы бы не выбивались из графика, – говорит Лилианна.

Джессика краснеет, а я прикусываю губу, как бы говоря «прости».

– Поняла, – отвечает Джессика. Она уходит тем же путем, каким пришла, бормоча что-то в телефонную гарнитуру.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на Лилианну. Она вооружена лаком для волос и тюбиком искусственной грязи. Лилианна улыбается и протягивает ко мне свои занятые всем этим руки.

– Готова испачкаться, милая?

Я киваю.

Знаете, как бывает, когда приходишь к зубному и гигиенист сперва просит открыть рот, вставляет туда кучу трубочек и начинает истязать ваши десны металлическими крючками, а потом расспрашивает вас о школе? Лилианна точно такая же.