Русский вид. Медведь

– Обещаю…

Брок выключил фен, откинул пряди волос с ее плеча и горячо поцеловал в изгиб шеи, потом стал целовать еще и еще, спускаясь по руке ниже…

– Уже возвращайся скорее, – тихо попросила Маша, ласково заглядывая в его глаза, – я очень соскучилась.

В эту беззвездную ветренную ночь они особенно нежно любили друг друга, словно обретя заново после долгой разлуки. Боялись рук разомкнуть, снова потеряться, потому что уже не представляли существования друг без друга. Потому что вдвоем им было теплее и мягче, спокойнее и безопасней.

А если чего и не хватало для полного счастья, то уже зрело крохотным росточком в потаенной глубине Машиного тела, обещая продолжение их любви в виде нового человечка. Живого, разумного, нового, уникального… Безмерно любимого.

Глава 12. Игнат

Три дня спустя

Оставив Брока досыпать после ночной прогулки, Маша еще к восьми утра сбежала из дома, якобы на завтрак, но по пути в столовую заглянула в медицинский корпус.

"Наконец все прояснится с моим интересным положением…"

Она заранее настроилась на любой результат, но реальность всегда ощущается острее, как ее не прогнозируй. И сейчас, держа в руках тонкую кусочек картона с двумя заветными полосками, Маша испытывала множество различных эмоций – от радости до нового залпа тревоги.

В дверь маленького туалета настойчиво постучали.

– Машенька, у вас все хорошо?

– Да, Надежда Петровна, более чем.

Оценив результат теста, опытный врач-терапевт Василевская молитвенно сложила руки перед грудью.

– Бедная моя девочка, решать только тебе. Никто заставить не может.

– То есть – не сможет… – рассеянно переспросила Маша. – О чем вы?

– Ты сама должна понимать, какой это риск… Я специально заказала особый препарат, срок небольшой, все еще можно исправить. Коротков будет вынужден тебя отпустить.

– О каком риске вы говорите?

– Ты ведь знаешь историю своего лесного друга. Алексей Викторович намекал, что его генетика отличается от обычной человеческой. Последствия могут быть ужасающими. Потом всю жизнь себя корить будешь, вся вина на тебя ляжет. Имеешь ли ты право произвести на свет подобное существо?

– Пожалуйста, объясните, в чем дело! Может, я что-то неправильно поняла…

Надежда Петровна испуганно замахала руками, всем своим видом показывая глубину проблемы.

– Милая, я сама знаю только крохи. Будто бы нашей лесной троице «подсадили» звериные гены в иностранной лаборатории. И еще я слышала совершенно случайно, – голос врача понизился до зловещего шепота, – твой Брок гораздо старше на самом деле – ему уже около ста лет на самом деле.

Тут Маша не выдержала накала страстей и нервно усмехнулась:

– Он, что же, по-вашему, вампир? Его случайно никто не укусил там – в этой иностранной лаборатории? А вдруг теперь и я стану бессмертной? Прямо как в фильме «Сумерки»… Чудесная у нас будет семейка! Может, и про нас когда-нибудь снимут фантастическую сагу? Прославимся на весь мир.

Отвечала нарочито весело, а у самой в голове вертелись догадки: "Сто лет Броку, давняя война… фашисты… за Родину".

– Маша, все очень серьезно! Речь о вас и ребенке…

– А что может угрожать ребенку? Брок – человек!

– Изменения вполне могут передаться потомкам второго поколения. Результат вообще непредсказуем. Вы же биолог, не мне вас учить.

Но Маша и так все прекрасно понимала, потому на пару мгновений замерла, припомнив древние опыты одного любопытного монаха с горошком – белые и розовые цветы… гибриды первого поколения… наследственные признаки… мутации…

"Следовало подумать раньше, а теперь он уже растет во мне – маленький, беззащитный".

Глядя прямо в глаза доктора, Маша строго произнесла:

– Лишь бы малыш был здоров, кто он будет, мне не важно. Пусть даже родится настоящий медвежонок, если его отец считает себя медведем.

– Машенька, вы с ума сошли! Вы искалечите себе жизнь.

– К счастью мне уже почти тридцать лет. Взрослая девочка, значит, могу решать сама. Я выношу и рожу того, кто во мне появился – и это будет наш ребенок. А если папочка вдруг не примет – только мой.

Произнося свою отчаянную тираду, Маша даже представить не могла, как воспримет Брок известие о ее беременности. Зато Надежда Петровна деловито осведомилась:

– Короткову будем сообщать? Только если вы решились окончательно оставить плод… Я серьезно предлагаю вам помощь, подсказываю единственно правильный вариант. Машенька, мне искренне жаль, – вы молодая, симпатичная девушка, у вас целая жизнь впереди. Зачем стирать будущее своими руками? Ради чего? Избавьтесь поскорее от этого кошмара и уезжайте отсюда. Вы совершенно правильно хотели покинуть заказник, но вам, кажется, помешали. Они права не имеют делать из вас еще одного подопытного…

Маше вдруг ощутила эффект дежавю. Ей уже когда-то прежде говорили, что ребенка надо уничтожить, убрать, отказаться от него. И тогда она испугалась, поверила на мгновение, будто он действительно никому не нужен. А что происходит сейчас? Может, судьба испытывает ее, одновременно, предлагая второй шанс?

– Вы же не только своим здоровьем рискуете, – патетически вещала Надежда Петровна, – еще неизвестно, каким он будет- этот ваш… э-э-э… ребенок. А вдруг изменения окажутся слишком в сторону… э-э-э…

– В звериную сторону, вы хотите сказать? – язвительно продолжила Маша. – Вы думаете, я шутила, говоря, о медвежонке? Ничего, пусть даже так. Держат люди дома обезьянок и хомячков. А у нас будет свой родной медвежонок. Как-нибудь справимся.

Она чувствовала, что находится на грани истерики. Видимо, угадав ее состояние, Надежда Петровна понизила голос:

– А если родится ни то ни се…

– Самый страшный вариант! – насмешливо согласилась Маша.

И нарочито грубо расхохоталась:

– Родила царица в ночь, не то сына, не то дочь, не мышонка, не лягушку, а неведому зверушку… А я говорю вам, что выдержу! Я сильная. Даже если останусь одна, больше ничего не боюсь. Тот, кто родится, все равно будет уникальным, единственным и неповторимым существом – моим и Брока. И даже, если тот вдруг откажется… хотя, с чего бы это ему вдруг отказываться от своей крови? В лесу будем жить, как Агафья Лыкова из семьи староверов. Ясно? Брок сделает нам подходящую берлогу, поселимся втроем и обязательно будем счастливы.

Маша всхлипнула, с трудом сдерживая слезы. Инстинктивно понимала, что реветь перед Надеждой Петровной нельзя – стыдно и гадко, но вдруг вспомнила свою соседку Елену – женщину из квартиры этажом выше. Маша встречала ее во дворе, на детской площадке у дома. Как-то разговорились случайно, потом здоровались при встрече, перекидываясь парой фраз.

У Елены была пятилетняя дочка с диагнозом – аутизм. Девочка абсолютно не реагировала на окружающих, монотонно выполняла однообразные действия с игрушками, пересыпала песок из одного ведерка в другой, выстраивала в ряды фигурки животных или машинки.

Милана не откликалась на свое имя, не подходила на зов матери. Она жила в своем особенном мирке, не замечая никого вокруг. Маша с содроганием представила подобное дитя на своих руках и тут же тряхнула головой, отгоняя печальные образы.

– Я буду любить его, буду с ним разговаривать и никогда не пожалею, что он у меня есть. Даже у здоровых родителей рождаются детки с отклонениями в развитии, а у меня есть большой шанс родить обычного нормального ребенка.

– Значит, придется поставить в известность Алексея Викторовича? Вы не передумаете, Машенька? – со страдальческим надрывом в голосе спросила Надежда Петровна.

– Говорите Короткову! Я для себя все решила.