Плач синтетических сирен

– А так можно? Я не знала, – изумлённо выдыхаю.

– Я расскажу, но… позже, ладно? – он будто сам сбит с толку. – Сейчас надо уйти в спокойное место, пока рестриктеры не очнулись, – его рука взлетает к виску. Пальцы мелко дрожат. Мне вдруг кажется, что он сейчас упадет, как тогда, после больницы, и я пугаюсь.

– Ладно, идём, – киваю.

Голова ещё кружится, и Миллрэт поддерживает меня до конца лестницы, хотя сам морщится от боли, стоит разогнуть спину. Кровь у него из носа, наконец, останавливается.

Выходим из переулка на улицу. Она живая: шумная, дышащая. Слишком много жизни на нас двоих. Разноцветные огни бликуют перед глазами, сливаясь в линии и тут же разделяясь обратно в точки: фиолетовые, зелёные и синие вывески, красные сигнальные огни автомобилей, желтый свет фонарей и молочно-белый рассеянный сверху, от Сирены. Стук сердца высвобождается через уши, растворяясь в шуме машин и людском гомоне.

Мой шок огромен, чтобы отвлекаться на обстановку. Выдергиваю отдельные элементы: светящиеся колеса велосипеда, металлическая труба протеза ноги прохожего, мигающие вывески реклам прямо перед глазами. Голова снова кружится.

Ветер сильный. Воздух горячими массами прокатывается по коже, раздувает юбку, бросает волосы на лицо, липнет к рукам. Мы просто идём вперёд, чтобы успокоиться. Час назад я перестала соображать, что происходит. Хотя нет, уже больше суток.

Нио отзывает меня в безлюдные дворы. Освещённая улица остаётся позади, шум затихает. Снова фрагменты расколотой реальности: стеклянная дверь, жалюзи с оранжевой подсветкой, лестница, уводящая к подъезду.

– Элия, ты как? – здесь тёмно, и я рада, что мы не видим лиц друг друга.

Но мрак густеет и в голове.

– Нормально, – отвечаю отрывисто и не узнаю свой голос – он глухой и чужой.

Откровенно говоря, в этот момент не ощущаю себя собой. Это кто-то другой, кто выглядит так же, но поступает несвойственным мне образом. Настоящая Элия сейчас дома с родителями, а я – её копия, бегу куда-то, дерусь, теряю близких, никому не доверяю и озлобляюсь. Меня начинает колотить – это подступает внезапно.

– Ничего не нормально, я же вижу! – Нио ворчит, понимая, что я вру.

Как почувствовал, что мне плохо? Хотя тут особых умений не надо. Как сказать ему правду? Как объяснить, что на душе? И себе-то не могу.

– Иди сюда, – он уверенно берёт меня за плечо и выводит на свет.

Скидываю его руку с плеча и отворачиваюсь – слёзы подступают. Почему сейчас? Так не вовремя! А когда они приходят по заказу? Всегда сильнее любой воли.

Мужчина понимает, что меня вот-вот накроет и тянет за собой на пустую детскую площадку. Но я уже не могу удержаться – боль рвёт меня изнутри. Заслышав всхлип, Нио останавливается и говорит что-то успокаивающее. А у меня точно уши закладывает, слышу слова, но смысла не понимаю. Я будто лишилась тела, стала пустой оболочкой.

Слёзы срываются с подбородка, волосы липнут к мокрым щекам. Смотрю в никуда, точно мне приоткрыли Вселенную, неописуемо красивую и безобразную одновременно.

Видимое спокойствие рушится, когда приходит вторая волна. Она сильнее – беззвучные рыдания искажают лицо. Я клоню голову, и капли щекочут, замирают на кончике носа и срываются вниз. Каждая – частичка души, воспоминание о Юне, о погоне, о рестриктерах, пытавшихся нас убить. Всё уходит, иссушая меня. Я отдаю эту боль жестокой Вселенной, скатываясь вглубь себя и позволяя эмоциям нахлынуть. Не знаю, что прервёт моё погружение, кажется, ничто не сможет. Я – воздух в разбитом сосуде.

Тень Нио нависает надо мной несуразной громадой, заслоняет свет фонаря. Живот сводит от слёз, истерика душит, и Миллрэт привлекает меня к себе. Громкие всхлипы тонут в его грудной клетке, проходят её насквозь и улетают в небо, где их цепляют Сирены.

Когда боль срывает голос, и я больше не могу плакать, мужчина обнимает меня так крепко, что даже дышу с трудом. Но я благодарна – это то, что нужно. Нио так много, что его руки заворачивают меня полностью. И я снова тону, но уже не в пустоте себя, а в дружеском участии. Обвиваю руками спину Миллрэта и затихаю.

Иногда кажется, что боль не преодолеть, не покой приходит внезапно, сметая поставленные заслоны. Я жива! И твёрдо уясняю, что не одна. Есть человек, которому я могу безоговорочно доверить свою жизнь. Может, мы и из разных миров, но у нас одни интересы.

Нио – мой единственный друг.

Когда я окончательно успокаиваюсь, и объятья становятся неловкими, он отпускает меня.

– Извини, распустила сопли, не удержалась, – говорю глухо и трогаю лицо.

Оно неприятно холодное, но уже сухое – обтерла о толстовку мужчины.

– Стало легче? – задает он единственный вопрос.

– Да, спасибо, – отвечаю уверенно.

Не вру. Иногда надо отпустить эмоции, пока они не порвали тебя на части. Теперь я выпита до дна.

– Хочешь чего-нибудь? – такие простые вопросы, а сколько в них заботы.

Шмыгаю носом и качаю головой. Не чувствую ни жажды, ни голода, ни усталости. Но знаю, что скоро захочу. А мы опять без крова. Плевать, готова спать на скамейке в парке – сейчас не до бытовых вопросов.

Ветер в листве – самый громкий звук, но спокойствие обманчиво. Улица тихо шумит за домами. Добавляю в ночь скрип качелей – сажусь на них и начинаю раскачиваться.

– Как думаешь, насовсем отстали? – спрашиваю я с надеждой.

– Не будь такой наивной, – Нио усмехается. – Скоро они снова нападут на след.

Мужчина садится на перекладину карусели. Нелепость: он такой большой, а она как игрушечная под ним. Я улыбаюсь не со зла, напротив, даже получаю какое-то эстетическое удовольствие. Мы молчим некоторое время, а потом я вспоминаю:

– Ты обещал рассказать про волну. Как ты избавился от рестриктеров? – в сумраке лицо Миллрэта бледное, с тёмными отметинами, оставленными дракой.

– Использовал нейросвязь. Но, если честно, не собирался. Программа запрещает конструкторам использовать боевые команды без надобности. Даже мой уровень доступа ограничен. А тут режим сменился, ключ замкнул цепь… Само собой вышло.

В голове не укладывается. Нио ментально заставил Сирену разрушить крышу павильона и раскидать патрульных! Он разбирается в таких вещах, о которых я не имею понятия. Но сейчас, кажется, и сам до конца не понимает, как это сделал, так что нет смысла расспрашивать. Однако иногда наводящие вопросы помогают прояснить картину.

– Догадки есть?

– Есть одна. Пол в переходе – каменный, с вкраплениями кристалла.

– А его свойство – проводить нейроимпульсы, – выдыхаю я, сообразив.

– Да, создалось проводящее поле, как если бы я подключался через импульса?р.

– Нужна была помощь, и мы её получили, – тихо говорю я, и Миллрэт кивает.

Это всё объясняет, но… Сирена помогла нам? Неожиданно. Я думала, весь город против нас.

– Нетрудно догадаться, о чём ты думаешь. Но я точно не могу сказать, – мужчина вздыхает. – За последние сутки вижу всё больше фальши и не узнаю собственную жизнь.

– Я тоже, – вторю я, и ночь глушит мои слова.

– Пойдём, поищем, где переночевать. Кое-какие деньги у нас есть, – Нио поднимается, но то ли слишком резко, то ли ещё не до конца пришёл в себя, и его кренит в сторону.

Он столько раз спасал меня, а я ничем не отплатила. Я в ответе за его самочувствие!

Стремительно соскакиваю с качелей и подлетаю, но Миллрэт уже ловит равновесие, хоть и не до конца распрямляется – всё-таки сильно приложили спиной.

Он удивлённо смотрит на меня, а я краснею и отступаю.