Великое расширение

Ма почти добралась до дома. За кустами возле дома она услышала незнакомый голос и смех. А затем крик – этот голос она хорошо знала.

А Боонь лазил по кустам, спугивая с низких ветвей птиц. Рядом Ма увидела девочку. Даже издали было заметно, что ее голубое самфу[20 - Традиционная женская верхняя одежда, состоящая из рубахи или жакета и длинных брюк.] пестрит заплатками. Девочка засмеялась. Она что-то держала в руках. И у А Бооня в руке тоже был какой-то небольшой предмет. Словно два котенка перед дракой, они повернулись друг к дружке, а затем, будто по сигналу, бросились к дому.

Когда Ма подошла, А Боонь и девочка стояли у старого колодца. И тут Ма догадалась. В руках у обоих было по семечку каучукового дерева. Если быстро и с силой потереть его о кирпичи колодца, семечко делается горячим и превращается в настоящее оружие.

У Бооня появилась подружка! За младшего сына у Ма всегда болела душа, ей хотелось, чтобы у него все сложилось как полагается. У ее тихого, замкнутого мальчика, который, в отличие от брата, никогда не играл с другими мальчишками в кампонге. Отчасти потому она и отправила его в школу.

Дети настолько увлеклись игрой, что когда Ма окликнула А Бооня, оба подпрыгнули и обернулись к ней с чуть виноватым видом, будто в том, чтобы уйти с головой в игру, было нечто предосудительное.

– Ма, – сказал А Боонь, – я скоро приду, помогу тебе стирать.

И он крутанул в руке семечко каучукового дерева, словно мячик, который приготовился бросить.

– А это твоя подруга? – Ма повернулась к девочке.

– Здравствуйте, тетушка. – Девочка закивала головой.

Голосок звучал уверенно, маленькие зубы сверкали белизной. Ма сразу же преисполнилась симпатией.

– Тебя как зовут?

– Ин Сыок Мэй, тетушка. Мы с А Боонем вместе в школе учимся. Я у двоюродного дяди живу, недалеко от лавочки.

Ма заметила маленький белый лоскуток, приколотый к рукаву Сыок Мэй. Так, значит, вот чья это дочка. Родители у нее такие патриоты, что вернулись на Материк, чтобы воевать против напавших на страну японцев, а детей пристроили по родственникам. Говорят, отца недавно убили – отсюда и эта траурная метка. Если верить слухам, мать девочки прячется где-то возле юго-западной границы, защищая конвои машин, которые по коварным горным дорогам доставляют войскам боеприпасы и провизию.

Такая жертвенность, верность идеалам вызывала уважение, и все же в голове у Ма не укладывалось, как же это они взяли и бросили дочку. Ее захлестнула жалость, захотелось обнять эту маленькую сильную девочку, погладить по голове и прошептать слова утешения. Но девочка глядела радостно и голову держала гордо. Ничто в ней не выдавало скорби. В утешении она не нуждалась.

– Поужинаешь с нами? – предложила Ма.

А Боонь не смог скрыть смущения:

– Ма, у Сыок Мэй есть свой…

– Спасибо, тетушка, – поблагодарила Сыок Мэй, – не хочу вас утруждать.

Но Ма и слушать не желала. Еды у них на всех хватит. Сыок Мэй девочка высокая, выше А Бооня, – Ма не сомневалась, что у нее отменный аппетит.

Лицо у А Бооня сделалось пунцовым. А Сыок Мэй улыбнулась и согласно кивнула.

– Вот и хорошо. Позову вас, когда ужин будет готов, – сказала Ма.

Направившись в дом, она вдруг вспомнила, что должна рассказать Па про общую кассу. Впрочем, тревога покинула ее. У А Бооня появилась подруга, Ма потушит отличную рыбу со свежим чили. И А Хуат поддержит ее: поделиться тайной с кампонгом – решение верное, а А Хуат из тех, кто старается поступать правильно.

Глава

8

На следующий день, вернувшись из школы, А Боонь и Сыок Мэй увидели возле дома Ли небольшую толпу. Собравшиеся были им знакомы: Суи По, А Тун, Гим Хуат, Сор Хун и еще много кто. А Боонь разглядел и Пак Хассана, старейшего рыбака из соседнего кампонга, которого А Боонь считал мудрым и уважаемым, как баньян. Пак Хассан привел с собой двух сыновей. По мере того как А Боонь шел к дому, рыбаки многозначительно переглядывались, но молчали. А Боонь приближался, а в сердце ему вползал страх.

– Боонь, привет. – Дядя отделился от толпы и выступил ему навстречу.

А Боонь бросился вперед, вцепился в Дядю, прижался к нему, уткнулся в его майку.

– Здравствуйте, дядюшка Лэ Он, – поприветствовала его Сыок Мэй.

Дядя кивнул ей.

– Поздоровайся с дядюшками и тетушками, – сказал он Бооню.

Обращаясь по очереди к каждому, А Боонь принялся перечислять: здравствуйте, тетушка Суи По, здравствуйте, дядюшка А Тун, здравствуйте, дядюшка Гим Хуат, здравствуйте, Пак Хассан, – все это тихим, преисполненным уважения голосом. Они смотрели на него с опаской, будто ожидая, что он того и гляди взлетит в воздух или обратится в пламя. Поприветствовав всех, он смущенно уставился себе на ноги. А Боонь представлял, как превратится в шарик и дождется, когда все уйдут.

Чья-то липкая теплая рука коснулась его руки. Страх исчез. Он поднял взгляд. Рядом стояла Сыок Мэй, уверенная, собранная, целиком и полностью такая, какая есть. Она перехватила его взгляд, будто говоря, что никуда не уйдет, и А Бооню сделалось вдруг тепло, словно в живот ему нежно положили горячий уголек. Мальчик повернулся к Дяде.

– Где Па? – спросил он.

– Скоро придет, – ответил Дядя.

Значит, вот кого они дожидаются. У А Бооня имелись и другие вопросы, однако гнетущая тишина не позволяла их задать. Сыок Мэй тоже молчала. Она слегка опустила голову, и густые волосы упали на лицо. Из-за прядей поблескивали глаза – она оглядывала толпу с любопытством животного, лишь недавно оказавшегося среди людей. Если верить ощущениям, простояли они так немало. Время от времени кто-то замечал, как жарко сегодня, или равнодушно принимался строить догадки о том, когда же прольется дождь. Почти весь кампонг у них дома – это как-то непривычно, такое случалось разве что на лунный Новый год, когда соседи, нарядившись в новую одежду и положив в маленькие авоськи апельсины, навещали друг дружку. Такое сходство придавало толпе странный, жутковато-праздничный вид.

Наконец А Боонь увидел отца – тот появился из-за дома, держа нос лодки. Корму поддерживал Хиа. Они направлялись к берегу. Рыбаки оживились и двинулись следом.

– Пойдем. – Дядя подтолкнул А Бооня в плечо.

А Боонь потянул за собой Сыок Мэй. Время для рыбалки неподходящее – полдень, тени совсем коротенькие, от духоты трудно дышать, но собравшиеся шли к берегу по тропинке между деревьями. Миновав мангровые заросли, которые в лучах слепящего солнца казались голыми, они спустились на сухой горячий песок. Словно удивительная похоронная процессия, в которой лодка, которую несли Па и Хиа, представляла собой гроб, а остальные играли роль скорбящих.

Когда они спустились на берег, А Боонь увидел еще три лодки. Рядом ждали рыбаки из соседних кампонгов, китайских и малайских. А Боонь видел их на рынке и на гонках колеков[21 - Тип традиционной рыбацкой лодки в Малайзии и Сингапуре.]. Они кивнули Па, Хиа и Дяде, однако внимание их было приковано к А Бооню, оно облаком окутывало пространство вокруг мальчика и повисало у него над головой.

А Боонь понял, зачем все это. В груди закололо – от чувства собственной значимости или от страха, он точно не знал. Выпустив руку Сыок Мэй, он бросился к Па и Хиа и ухватился за борт лодки. Гладкое теплое дерево на ощупь напоминало человеческую кожу, успокаивало своей твердостью. А Боонь помог спустить лодку на воду. Он вспомнил времена, когда волны, разбиваясь о голые икры, заставляли его выскакивать на берег. Кто был тот мальчик? А этот, сейчас, – он кто?

Наконец Па повернулся к А Бооню.

– Мы пойдем к островам, – сказал он, – ладно?

При упоминании островов толпа оживилась. А Боонь кивнул. Он понимал, что молчание последних месяцев нарушено. Высматривая недоверие или издевку, он всматривался в лица мужчин, но заметил лишь волнение, что-то вроде благоговейного страха.

Мужчины уже расселись по лодкам, когда вперед выступила Сор Хун. Хоть ей и исполнилось почти шестьдесят, она выглядела совсем не такой изможденной, как большинство вечно усталых, обожженных солнцем женщин кампонга. Под кожей не выпирали кости, в волосах не было проплешин. Судя по виду этой дородной женщины, жизнь ее протекала беззаботно, хотя на самом деле это было не так. А Боонь смотрел на ее полные, словно налитые руки и успокаивался. Сор Хун протянула руку к Па.

– Я с вами, – заявила она, – хочу посмотреть.

Мужчины загомонили громче, переглядывались, посматривали на Гим Хуата, ее мужа с бельмом на глазу, который стоял тут же, опершись на трость. Его дни как рыбака были сочтены. Все ждали, когда он скажет жене, что никуда та не пойдет. Однако Гим Хуат кивнул.

– Сор Хун увидит все вместо меня, – сказал он, обращаясь к Па.

Голос его звучал предостерегающе, а взгляд будто бы говорил: не отказывай мне. После долгого молчания Па кивнул. Мужчины заворчали, но возражать никто не стал. Сор Хун подвернула штанины самфу и вошла в воду, где Па помог ей забраться в лодку.

– А Би, и ты тоже садись, – сказала Сор Хун. – Это ты нам обо всем рассказала.

Ма вспыхнула и, глядя на Па, покачала головой. Значит, это Ма рассказала всем в кампонге. А Боонь посмотрел на мать с неведомым ему прежде любопытством. Она выглядела так же, как обычно, а лицо ее складывалось из непостижимого, нежного рисунка линий. А Боонь ни разу не видел, чтобы она противилась отцу и поступала наперекор его воле.