Рука в перчатке

Циммерман медленно повернулся и, склонив голову набок, поднял на Дол глаза. Его редкие тонкие волосы на солнце выглядели безжизненными, широкие ноздри непрерывно раздувались, блеклые глаза, утратившие былую пытливость, казалось, ничего перед собой не видели, да и не хотели видеть. Стив на секунду остановил отрешенный взгляд на Дол, снова перевел его на собаку и произнес безучастным тоном:

– Не понимаю, каким боком это вас касается. И все же… Я ничего не рассказал Шервуду о своем разговоре со Сторрсом. Вам тоже не расскажу. И кому бы то ни было.

– Рано или поздно расскажете. Придется рассказать.

Циммерман покачал головой:

– Не придется. Я буду хранить молчание. – Он говорил без привычного оживления, с какой-то смертельной обреченностью. – Человеческий мозг бессчетное число раз демонстрировал свою способность к упорству. Я не раскрою ничего из того, что предпочитаю скрывать, если только не приму другого решения. Это мое личное дело, защищаться мне либо нет. И не важно, чем объясняется мое упорство: то ли желанием оградить невиновного или виновного, то ли пустым капризом. С точки зрения психологии все это крайне увлекательно, хотя лично мне особого удовольствия не доставляет. Что я и сообщил Шервуду.

– Боже мой! – Дол уставилась на его профиль. – Да вы и вправду дурак.

– Я отнюдь не дурак. – Циммерман поднял с земли кусочек печенья и бросил через сетку, но собака, покосившись на угощение, явно решила, что оно не стоит ее внимания. – Вы предлагаете мне что-нибудь придумать, чтобы успокоить Шервуда. Что-нибудь хитроумное. Однако вы забываете, что я ученый и искренне предан правде. Впрочем, я наверняка справлюсь с помощью инстинкта игры – самого простого и эффективного стимула для воображения. Может, мне объяснить Шервуду, что я заходил к Сторрсу исключительно как психиатр с целью проверить его нормальность? И после психиатрического анализа приговорил его к ликвидации? Или рассказать, как я вчера, незаметно пробравшись в поместье, накинул проволочную петлю Сторрсу на шею, потянул конец на себя и подвесил беднягу, когда тот подпрыгнул? Такой вариант вас устроит? Вот только одна беда: я не знаю, где перчатки. Этого я точно сказать не смогу. Насколько я понимаю, закон во избежание самооговора не позволяет принимать на веру признание человека в убийстве, требуя дополнительных доказательств. Жаль только, я забыл, куда подевал перчатки…

– Вы такой же скудоумный, как и миссис Сторрс. Несете абсолютный вздор. Или вы… – Дол остановилась и, прищурившись, посмотрела на Стива из-под полей соломенной шляпы. – Пожалуй, я не стану искать истинную причину вашей идиотской маскировки. Можете не трудиться. Однако вы заслуживаете того, чтобы узнать мое мнение. Я не верю, что вы убийца и ваше поведение объясняется самозащитой. Сомневаюсь, что ваша вчерашняя беседа со Сторрсом имеет какое-либо отношение к его убийству. Навряд ли у вас есть основания думать обратное. Подозреваю, говоря о капризе, вы попали в самую точку. Ваши слова, не мои. Вы привыкли рыться в мозгах других людей, особо не заботясь о приличиях. И я действительно верю, что у вас хватит низости рассматривать это как возможность… попрактиковаться…

– Перестаньте искать соринку в моем глазу, – прервал ее Циммерман. – Я с удовольствием помогу вам разобраться с бревном, которого вы в упор не видите. Похоже, вы тоже не упускаете возможности попрактиковаться в своей профессии.

Он поднял очередной кусочек печенья и бросил собаке. Дол, потеряв дар речи, наблюдала за Циммерманом, затем повернулась и пошла прочь, не удостоив его ответом. Вот уж действительно прискорбное поражение.

На обратном пути Дол старательно искала аргументы против сделанного Циммерманом выпада. И даже подобрала несколько подходящих. Разве не она нашла тело? Разве не ее пригласил приехать сюда ныне покойный Сторрс? Разве не она установила значение проволоки, намотанной на дерево спиралью? Разве не она помешала Ранту забрать долговое обязательство? Разве Сильвия не дала ей добро на продолжение расследования? И разве она…

Обогнув бордюр с многолетниками, где двое мужчин ковырялись в сфагнуме, Дол призналась себе, что все эти доводы были если не лживыми, то, по крайней мере, сомнительными. В любом случае она в них не нуждалась. Собственно, в чьем одобрении она нуждалась? Ни в чьем. Разве что в одобрении Сильвии. А что до нее самой… Она остановилась, глядя на пылающую полоску флоксов и громко пробормотала:

– Я детектив или не детектив?

На этом вопрос был закрыт, однако что-то продолжало ее грызть с назойливостью жужжащего комара. Что такого, черт возьми, произошло сегодня утром, о чем она страстно хочет, но не может вспомнить?! Дол тщетно попыталась сосредоточиться на этом, а потом так же тщетно попыталась выкинуть из головы…

Нужно срочно увидеться с Леном Чисхолмом.

Когда она вернулась в дом, ей сообщили, что полковник Бриссенден, закончив допрашивать Лена в оранжерее, отпустил его восвояси. После безуспешных поисков на западном и южном склонах холма Дол наконец обнаружила Лена в беседке в розарии. Растянувшись на скамье, он читал воскресную газету. Увидев Дол, Лен пододвинулся, чтобы дать ей место, но она предпочла сесть на скамью напротив. Голове стало чуть легче, хотя все мышцы противно ныли.

– Где ты раздобыл «Газетт»?

– Один из полицейских смотался в Огоувок.

– Есть что-нибудь интересное?

– Ага. Вся половина первой полосы. – Лен показал газету. – Фотография Сторрса. И фотография дома. Уж не знаю, где они ее откопали. Хочешь взглянуть?

– Быть может, почитаю позже, – покачала головой Дол. – Как с тобой обошелся наш бравый полковник? Сурово?

Лен скривился:

– Клянусь богом, Дол, я просто не понимаю, почему таким мордоворотам, как он, слишком редко дают по сусалам?

– Боже правый, ты что, ему врезал?!

– Нет, только собирался. Я отчитал его. Объяснил, что к чему. И даже сказал, что я американский гражданин. Не волнуйся, я вел себя как джентльмен.

– А я и не волнуюсь. – Дол, нахмурившись, посмотрела на Лена: покрасневшие белки голубых глаз, небритое лицо, помятый воротничок рубашки, съехавший на бок галстук, взлохмаченные больше, чем обычно, волосы. – Нет. Конечно, я тоже волнуюсь. Я пользуюсь случаем, чтобы попрактиковаться в своей профессии. Расследую убийство.

– Отлично! – Лен откинулся на спину, сцепив руки за головой. – Ты наверняка справишься лучше, чем этот оловянный солдатик. Треклятый остолоп делает вид, что считает убийцей меня.

– Может, он действительно так считает?

– Ты меня пугаешь до потери пульса.

– Вовсе нет. Я просто хочу, чтобы ты включил мозги. Расскажи, что вчера случилось у Мартина. Насколько я понимаю, ты приехал туда примерно в три часа дня. И что потом?

– Ага! – Лен тотчас же выпрямился. – Значит, вон оно что. Ты прикидываешься, будто расследуешь преступление, а на самом деле интересуешься моими шашнями с другими женщинами. Слава богу, что ты наконец-то себя выдала! Скрытая ревность, подобная твоей, иногда достигает той стадии, когда выходит из-под контроля и вырывается наружу. Я отказываюсь защищать…

– Лен, я тебя умоляю! Брось свои шуточки! Я хочу знать, что случилось.

– Так ты настаиваешь? Ну ладно. Мы приехали туда в три часа. Мартин гнал как полоумный. На крыльце нас ждал Стив Циммерман. Он сидел с таким видом, будто ему дали рвотного. Мартин извинился и прошел со Стивом в дом. А Сильвия отыскала теннисные туфли, ракетки, мячики и все такое… А этот… как его там… натянул для нас сетку…

– Ты имеешь в виду де Руда?

– Именно. Мы с Сильвией немного покидали мячик. Потом она предложила посидеть и поговорить. Как она сказала, насчет моей работы. А на самом деле ей просто хотелось меня охмурить. Она вовсю махала у меня перед носом волшебной палочкой-завлекалочкой, а когда появился Мартин, воспользовалась моментом и удвоила усилия. Но я был как скала, ни на дюйм не поддался. Ведь все это время думал только о тебе. Мартин распсиховался и влез в разговор. Я тоже в долгу не остался и отпустил пару соответствующих комментариев. Сильвия расстроилась и обозлилась. Короче, дело могло кончиться кровопролитием. Поэтому я счел за благо откланяться и направился сюда. Тебе в жизни не найти более верного мужчины… Так мне продолжать?

– Но только без ерничества. Говори по существу. Итак, согласно твоим показаниям Шервуду, ты явился сюда и отправился искать Сторрса. Увидел, что он спит на скамье, и ушел прочь, решив не будить. Обогнул парадный фасад дома и встретился возле теннисного корта с Сильвией. Все верно?

– Ты ведь слышала, как я это говорил. – Лен выразительно поднял брови. – Ты опять о Сильвии, а? Но мы с ней не языком чесали. Мы играли…

– Перестань, пожалуйста! Когда ты поднялся на холм и обошел дом спереди, ты кого-нибудь видел? Джанет, или Ранта, или кого-нибудь еще?

– Дол, любовь моя! – Лен сел и опустил ноги на землю. – Чем, по-твоему, ты занимаешься?

– Я ведь уже сказала. Расследую убийство Сторрса.

– Но нет… моя дорогая леди… ты явно лукавишь. Я хочу сказать, ты ведешь себя несерьезно. Спрашиваешь меня о мелких происшествиях в гостях у Мартина. Какое, будь я проклят, это имеет отношение к убийству?!

– Не знаю. – Дол продолжала в упор смотреть на Лена. – Я спрашиваю обо всем, что может прийти в голову. В первую очередь мне хотелось бы знать, зачем Стив приходил вчера утром в офис к Сторрсу… Да я и сейчас этого очень хочу. И я до сих пор не могу понять, почему ты вчера нам всем заявил, что искал Сторрса, но не смог найти.

– У тебя с головой совсем плохо, – отмахнулся Лен. – Наверное, солнцем напекло. Можно подумать, ты серьезно.

– Я действительно не шучу. Ой, я знаю, что твое оправдание своего вранья звучит очень естественно, и все же у меня возникает вопрос. Мистер Чисхолм, я детектив. Мне известно твое умение скрывать свои чувства, а также то, что ты отъявленный лжец, причем весьма искусный. Объяснив вчера Шервуду, почему утверждал, что не обнаружил Сторрса, ты пошел еще дальше и солгал прокурору не далее, как сегодня утром. В присутствии всех нас.

– Я?! Ты, наверное, спятила! Я чистая душа.

– Нет, ты солгал, – стояла на своем Дол.

– Объясни.

– Ты заявил, что влюблен в меня и я единственная женщина во всем мире, которая хоть что-то для тебя значит.

– Господь свидетель! – Лен вскочил с места. – И это твоя благодарность?! Только потому, что я не сюсюкаю и жалобно не мычу, словно больной теленок? Неужели ты думаешь, что можешь вот так легко растоптать мою страсть? Неужели ты думаешь, что стоит тебе дунуть – и она улетучится? Неужели ты думаешь…

– Кончай молоть ерунду! – На Дол эти страстные речи явно не произвели впечатления. – Лен, прекрати сейчас же! Твои шуточки были уместны, пока помогали тебе скрыть то, что ты желал скрыть… Нет, я не против… Иногда мне они и вправду нравились… правда, не сейчас. Быть может, это не имеет особого отношения к делу, но, полагаю, я должна сказать, что все знаю. Ты влюблен в меня не больше, чем в китайскую императрицу.