Рука в перчатке

Шервуд внезапно наставил указующий перст на Стивена Циммермана:

– Взять, к примеру, вас! Вы появились на теннисном корте без четверти шесть. Чем вы занимались в предыдущий час? По вашим словам, гуляли по лесу, и я не могу этого опровергнуть. Но что вы делали вчера утром в офисе у Сторрса? Вы ведь не гуляли по лесу. Так? Вы отказались сообщить, зачем приходили к Сторрсу. Если вы убийца, то ничего другого я от вас и не ждал. Хотя и мог рассчитывать на мало-мальское объяснение, а не на категорический отказ отвечать. Если вы действительно невиновны, чем объяснить ваше молчание? Можете ли вы оправдать свое молчание передо мной, перед собой, перед обществом, перед Богом, наконец? Я как окружной прокурор представляю закон, а закон дает Пи Эл Сторрсу право на защиту жизни и отмщение за насильственную смерть. Может ли хоть кто-нибудь из вас… – Шервуд обвел рукой всех присутствующих. – Может ли хоть кто-нибудь из вас, разумеется кроме преступника, сказать, что Сторрс заслужил, чтобы его убийца избежал карающей руки закона? – Окружной прокурор сделал паузу и, откинувшись на спинку стула, продолжил: – Итак… Любой из вас, кто лжет, или увиливает, или скрывает информацию о том, что произошло вчера или до вчерашнего дня, покрывает убийцу, умышленно или неумышленно. Надеюсь, я понятно выразился? – Он снова оглядел присутствующих, всматриваясь в каждую пару глаз, и все выдержали его взгляд, после чего Шервуд вернулся к Чисхолму. – Вы обещали ответить на вопросы. По вашему собственному признанию, вчера днем вы были жутко злы на Сторрса и вообще на весь мир. Почему?

Чисхолм поморщился:

– По разным причинам. Вам огласить весь список? Пустой номер, но, если хотите, извольте. Я злился на Сторрса за то, что из-за него меня выперли с работы. Злился на своего босса за то, что он не выплатил мне двухнедельное выходное пособие. Злился на мисс Раффрей за то, что позволила Сторрсу себя запугать и в результате кинуть мисс Боннер, а еще за то, что использовала меня, чтобы вызвать ревность Фольца, по-видимому решив, будто мне не хватит ума это понять. Злился на Фольца за то, что он по своей дурости позволил ей выкинуть этот номер. Да и в любом случае мы с ним друг друга не перевариваем. Он считает, что жизнь прекрасна, а вот я пессимист. Злился на мисс Боннер за то, что осталась в Нью-Йорке. И наконец, я злился на себя за то, что приехал сюда без мисс Боннер, поскольку общаюсь с этими людьми только потому, что они ее друзья. – Лен воинственно огляделся по сторонам. – Коли на то пошло, я злился и на всех остальных, вот только не помню за что.

Шервуд понимающе кивнул:

– Вы сказали, что были злы на весь мир. По крайней мере, я понял именно так. Тогда почему вы подумывали о том, чтобы уехать на поезде в Нью-Йорк, если мисс Боннер должна была приехать в шесть часов?

– Я об этом не знал. Она не собиралась.

– А мисс Боннер объяснила, почему передумала?

– Она здесь. Вот у нее и спросите, – насмешливо блеснул глазами Чисхолм.

– Лен, не глупи. Скажи ему, – послышался голос Дол.

– Ну ладно. Она сказала, ей позвонил Пи Эл Сторрс и пригласил в гости.

– А она говорила, что Сторрс приезжал к ней в офис?

– Насколько я помню, нет. У меня не было с собой блокнота. Ведь я больше не репортер.

– Да, вас уволили. Вы говорили, что злились на себя, так как приехали сюда без мисс Боннер. Вы что, ее старый друг?

– Довольно старый. – Лен бросил взгляд на Дол, державшую за руку Сильвию, и, моргая от падающего из окна у них за спиной яркого света, прищурился на прокурора. – Я влюблен в мисс Боннер. И тщетно пытаюсь убедить ее, что наши чувства взаимны. – Сделав паузу, он сердито буркнул: – Она единственная женщина во всем мире, которая хоть что-то для меня значит. Задайте мне этот вопрос через год, и я отвечу вам так же.

– Сомневаюсь, что в следующем году мне придется задавать вам этот вопрос. Надеюсь, что нет. Но раз уж вы были злы на весь мир, почему все же явились сюда без мисс Боннер?

– Я уже объяснял. Мисс Раффрей предложила мне приехать и попробовать умаслить Сторрса. Я хотел получить свою работу обратно.

– Значит, умаслить Сторрса было не вашей идеей? А вот намерением, о котором вы объявили во всеуслышание…

– Полегче на поворотах! – Лен поднял руку ладонью вверх. – Я ведь просил вас больше не напоминать о моей угрозе задушить Сторрса. И вообще, чем дольше вы будете играть со мной в кошки-мышки, тем меньше будете знать. Я позволил вам продолжать исключительно потому, что солгал вам прошлым вечером и должен загладить вину.

Шервуд собрался было ответить, но ему помешал Бриссенден. Наклонившись через стол к окружному прокурору, полковник потребовал:

– Отдайте его мне! Хочу кое-что попробовать.

Шервуду снова помешали ответить. В дверь постучали, и в комнату вошел полицейский с приплюснутым носом, тот самый, которому Дол вчера вечером объясняла, о чем свидетельствует проволока, намотанная спиралью на ствол. Дождавшись кивка Шервуда, полицейский поставил на стол между окружным прокурором и своим непосредственным начальством потрясающий набор трофеев. Плоская корзинка была доверху набита перчатками всех цветов и фактур, мужскими и женскими. Свирепо посмотрев на корзинку, Бриссенден рявкнул:

– Какого черта?!

– То, что вы просили, сэр, – ответил полицейский. – Вот это из помещений для прислуги. Все остальное принадлежит членам семьи, кроме двух пар с бирками. Мы нашли их в стенном шкафу в передней, но дворецкий и горничная не знают, чьи они. Ни одна пара перчаток не использовалась для натяжения проволоки. Здесь есть перчатки для верховой езды с характерными отметинами, явно оставленными не проволокой. Парни заканчивают обыскивать второй этаж. Кое-какие вещи – чемоданы и ящики – дворецкому открыть не удалось. Что мне делать? Всех отпустить?

– Здесь командует мистер Шервуд, – с горечью заметил Бриссенден.

– Нет, думаю, что… – Окружной прокурор осторожно потрогал перчатки. – Раз уж вы все осмотрели, можно вернуть перчатки на место. Если, конечно, полковник не захочет лично проверить. – Шервуд повернулся к миссис Сторрс. – Мэм, не соблаговолите ли отпереть ящики и проследить, чтобы их снова заперли? Или нам попросить вашу дочь? Полагаю, наш долг – произвести тщательный обыск.

Миссис Сторрс осталась сидеть как изваяние.

– Это бесполезно, – изрекла она. – Я вас предупреждала. Доказательство дураков. Я, конечно, все сделаю, хотя это бесполезно. Я вдоволь наслушалась ваших глупостей. Неужели вы рассчитываете провести Шиву с помощью пары перчаток? Что значат какие-то презренные факты перед лицом его великой мудрости, если он сам создает факты? Что значат стрелки часов или глаза глупого юноши? Я знаю, что цикл уже завершен!

Шервуд нетерпеливо кивнул:

– Хорошо, миссис Сторрс. Предоставьте это нам. Мы знаем, что цикл мог завершиться после четырех сорока, а быть может, и раньше. Что понятно даже таким непросвещенным дуракам, как мы. Если вы пройдете с сержантом и отопрете ящики… Квилл! Де Руд, тот парень из поместья Фольца, случайно, не приходил? Хорошо. Впусти его сюда. А потом я хочу побеседовать с помощником садовника. И еще… – Он посмотрел на Лена. – Полковник Бриссенден желает с вами пообщаться. Не могли бы вы пройти с ним в соседнюю комнату?

Лен обреченно пожал плечами:

– Он только и знает, что лаять на меня. Ну а я буду лаять в ответ.

– Так вы пройдете или нет?

– Естественно. Постараюсь держать себя в руках.

Шервуд снова повернулся к собравшимся:

– Мистер Циммерман, вы мне тоже понадобитесь. Примерно через полчаса. Пожалуйста, далеко не уходите. Я за вами пришлю. – Затем окружной прокурор обратился к Мартину: – Мистер Фольц, если хотите, можете возвращаться домой, но не дальше своего поместья. Я побеседую с вами позже. Просьба ко всем остальным – не покидать территорию. Пока не знаю, надолго ли… Да, Квилл! Передай всем этим репортерам, что я передумал, и гони их взашей. Они могут подождать у меня в офисе. Миссис Сторрс, надеюсь, вы не против?

Глава 8

Дол Боннер не выспалась, и теперь у нее болела голова. Приветливым солнечным сентябрьским утром она шла по огибающей восточный склон тропинке в надежде успокоить головную боль. Накануне вечером ей так и не удалось поужинать, и сегодня утром она буквально умирала с голоду, а потому съела на завтрак два крупных персика из здешнего сада, овсянку, копченую пикшу и рогалики. Пока она пила кофе, ее вызвали к Шервуду в игральную комнату, в связи с чем ей так и не удалось выйти на террасу полюбоваться утренним солнцем. Но вот теперь, когда солнце слепило глаза, головная боль еще больше усилилась.

Дол продолжала убеждать себя, что она детектив. На самом деле она приехала в Берчхейвен именно как детектив, нанятый Пи Эл Сторрсом. И хотя желание плюнуть на все значительно окрепло, упрямство мешало ей это сделать. Она отлично понимала абсурдность того, что красивая молодая женщина – ее уверенность в себе отнюдь не страдала оттого, что она решительно отрицала свою привлекательность, хотя зеркало свидетельствовало об обратном, – выбрала себе подобную карьеру, но уже после первой недели работы в агентстве «Боннер и Раффрей» перестала об этом думать. Будучи реалисткой, Дол прекрасно понимала, что придется хорошенько потрудиться, чтобы преуспеть на выбранном поприще, или признать, что она села в лужу. Что для Дол Боннер было неприемлемо. Поэтому она энергично атаковала проблемы, которые должна была решить, даже такие запутанные случаи, как дело Лили Ломбард и Харольда Айвза-Битона.

И вот смотрите, куда это привело: она, Дол, по уши увязла в деле об убийстве. Да и дело-то, собственно, ее не касается, и тем не менее.

Проходя мимо раскидистого куста, Дол внезапно обратила внимание на нечто темное и чужеродное – цвета коричневой кожи, – не вязавшееся с живыми ветками и зеленой листвой. Дол сошла с тропинки и, раздвинув ветви, обнаружила пустое птичье гнездо. «Столь пустяшное происшествие, а сердце уже готово выскочить из груди», – мысленно упрекнула себя Дол. И все же! Она неосознанно выискивала взглядом пару перчаток. Ведь так? Что на этих необъятных просторах было бы непосильной задачей для целой толпы полицейских и детективов, не говоря уже об одной слабой женщине. Не то чтобы Дол осудила свой порыв с профессиональной точки зрения. В любом случае попытка не пытка, даже если и обречена на провал.

Решив посмотреть, как будет выглядеть дерево и укромный уголок у пруда при ярком дневном свете, Дол начала спускаться с холма. Однако, оказавшись возле пруда, Дол решила не идти на место преступления. Во-первых, под свисающими ветвями дерева стоял полицейский, задумчиво жевавший жевательную резинку. Цербер. Во-вторых, внимание Дол привлекли доносившиеся со стороны пруда голоса, и она увидела топтавшихся там мужчин. Дол подошла к самому краю, туда, где некогда была вода. Мужчины не заметили девушку, поскольку были всецело поглощены странным занятием. Пруд практически полностью осушили. Тысячи рыбешек, в основном представленных синежаберным солнечником и окунем, отчаянно бились в мелких лужицах, а вооруженные граблями мужчины, потея, чертыхаясь и обмениваясь саркастическими замечаниями, героически прокладывали себе путь сквозь ил и тину. На противоположном берегу стоял седовласый мужчина в выцветшем комбинезоне и негодующе попыхивал трубкой. Это был Ватруз, старший садовник Берчхейвена.

Дол уныло побрела обратно к вершине холма. Похоже, не ей одной пришла в голову мысль, что убийца мог легко сунуть в каждую перчатку по камню и бросить перчатки в пруд. Впрочем, не так уж и легко! Поместье содержится в образцовом порядке, и вокруг нет даже мелких камешков. А если вы только что повесили человека и стремитесь побыстрее скрыться, у вас практически не остается времени на поиск подходящих камней, если только вы не припасли камни или груз заранее, что, как ни крути, кажется маловероятным.

Проходя мимо огромного роскошного розария, Дол заметила двоих мужчин в черных котелках и темных костюмах. С лопатами в руках, они подныривали под кусты роз в поисках свежевскопанной земли. Дол отправилась на конюшню и, поздоровавшись с конюхом, получила разрешение погладить лошадей, на одной из которых пару раз ездила верхом. С чердака доносились ругань и хриплые голоса. Судя по всему, полицейские ворошили вилами, а затем вручную перекидывали сено.

– Искать иголку в стоге сена, – пробормотала Дол.

С этими словами она вышла наружу. Свернув в сторону, она пролезла через просвет в изгороди из тиса прямо в огород и зашагала по посыпанной торфом центральной дорожке. Похоже, огород тоже тщательно обыскали: головки сельдерея скрючены, вьющиеся стебли арбуза растоптаны, перцы и баклажаны повреждены, – однако поблизости никого не было видно. Дол прошла в самый конец, к сложенным из кирпича низким компостерам, и бросила взгляд на свежую компостную кучу: отшелушенные кукурузные початки, гнилые томаты, листья и кочерыжки капусты, верхушки сельдерея, хвостики моркови, арбузная мякоть, бледно-розовая и незрелая…

Увиденное навело Дол на грустные мысли: «Еще недавно все это было живым, росло и зеленело, а сейчас годится разве что на компост». Она прижала руки к вискам. Солнце отнюдь не облегчало головную боль. Дол решила вернуться в дом.

В прихожей ей преградил дорогу сержант Квилл, выросший, словно из-под земли:

– Мисс Боннер! А я вас уже обыскался. Багажник вашей машины заперт. Если не возражаете…

– Что? – Головная боль явно мешала соображать. – Ой, ну конечно! Ключи в бардачке.