Коварный обольститель

– Вам нравится? – спросил Уэстфилд, глядя на картину.

– Да, она чудесная.

– Это Джанни. Очень немногие его работы выставляются на продажу. Я нашел эту в одном магазинчике на Стрэнде. Вы знакомы с его работами?

– Очень хорошо знакома. Я видела несколько его картин в Национальной галерее.

София сама подарила коллекцию этому музею.

– Значит, когда вы не ухаживаете за больными и обездоленными, то посещаете музеи?

– Иногда.

– Как еще вы отдыхаете, София? Играете в вист? В триктрак? – Он улыбнулся. – Посещаете адское казино Винтона или танцуете на сцене мюзик-холла Морли?

Она поддержала его ироничный тон.

– Последнее, но только по понедельникам.

Он фыркнул, и она тоже зашлась смешком.

– Осторожно, София, ваше остроумие… небольшой перебор.

Он медленно поднял ноги на диван и вытянул их. Закрыв глаза, граф положил на раненую ногу свою сильную ладонь. Взгляд Софии прошелся по его оголенным ногам, по халату и широким плечам, затем остановился на его губах. В животе затрепетали бабочки. Усилием воли она перевела взгляд на книгу и заставила себя читать. Лежа с закрытыми глазами, Хейден слушал, как София тихо шелестит страницами. Время от времени она издавала легкий вздох, который звучал на удивление музыкально. Но, к его большому сожалению, она затихла. Безусловно, то, что он заинтересовался этой женщиной, можно объяснить только нескончаемой скукой. Хотя он действительно получал удовольствие от их перепалок и от того, как сверкали ее прелестные темные глаза, когда она возбуждалась, и от того, как легко краснели ее щеки. Он давно уже не общался с женщинами, которые умели так прелестно краснеть. Почему она затихла?

Он опустил руку и посмотрел на кресло, в котором она сидела. Теперь София уже не была одета в свое строгое одеяние цвета морской волны и накрахмаленный передник. На ней было плотно облегающее, как вторая кожа, ярко-зеленое платье. Низкое декольте открывало грудь, настолько сильно стянутую корсетом, что она грозила вывалиться из лифа. Взгляд переместился на распущенные волосы, которые больше не закрывал уродливый накрахмаленный чепец. Темные блестящие пряди ниспадали на плечи, притягивая к себе свет, струившийся через окно гостиной. София выглядела так, что захватывало дух. Она даже стояла и двигалась так, словно ее ноги плыли по воздуху. Уголки ее губ приподнимались, когда она бросала взгляд на лорда из-под завесы полуопущенных ресниц. Не говоря ни слова, она поднесла руку к обшитым шелком пуговицам лифа и начала расстегивать их. Горло Хейдена пересохло. Когда же он в последний раз испытывал такое сильное предвкушение и желание при виде обнаженного женского тела? Лиф ее платья раскрылся, и стал заметен теплый оттенок ее кожи и черные тонкие прутья ее корсета. На ней не было рубашки, и похожая на газовую ткань практически не скрывала рыжевато-коричневые ореолы ее сосков. В северном районе Парижа он видел танцовщиц в таких эротических одеяниях. Маленькая кокетка подалась вперед и легко провела пальцами по своей округлой груди. Быстрый прилив крови напряг его и так уже возбужденный орган. В этот момент София встала и, выпрямившись, легким движением изящного тела стряхнула переливающуюся ткань платья под ноги. Теперь она стояла перед ним в одном лишь тончайшем корсете и черных чулках с подвязками, которые обтягивали ее великолепные длинные стройные ноги. Его отяжелевшее достоинство болезненно сжалось от возбуждения. София плавно двинулась к дивану, через пару секунд она подошла так близко, что он почувствовал запах лаванды и лимона, исходящий от ее теплого шелкового тела и волос.

– Милорд, – сказала она нежным мечтательным голосом. – Милорд, пора вставать.

Хейден обхватил Софию за тонкую талию и, притянув, опрокинул женщину на себя.

Глава 7

Раздражающий, неприятный вопль пронзил уши Хейдена. Он открыл глаза. София извивалась, лежа на нем, ее лицо пылало, выражая одновременно и крайнее замешательство, и искренний гнев. Он окинул взглядом ее фигуру, куда же делись эти едва не выскакивающие из лифа груди, невероятно длинные ноги и эротический наряд? И почему эта ужасная шляпка так криво примостилась на левой стороне ее лица? Господь всемогущий! Неужели все это ему приснилось, и именно во сне он опрокинул Софию на себя? Очевидно, так. Что же теперь делать? Сказать, что был охвачен страстной фантазией, в которой она предстала перед ним желанной кокеткой, а затем принести глубочайшие извинения? Наверное, так и следует поступить. В этот момент Хейден был противен самому себе. Он никогда никем не овладевал силой, тем более когда речь шла о его наемных работницах. Уэстфилд не нашел ничего лучше, чем спросить:

– София, могу я поинтересоваться, почему вы лежите на мне?

Женщина даже открыла рот от удивления.

– Милорд, – произнесла она на удивление спокойным тоном. – Может, лучше следует задаться вопросом, почему ваша рука самым собственническим образом водрузилась на моем заду?

Он посмотрел на свою левую руку – и в самом деле его пальцы буквально впились в ягодицу Софии. «Ну так прекрати таращиться и убери руку. Сейчас же!» Он почти отдернул руку с ее округлой попки. С совершенно искренним возмущением граф ответил:

– Бог мой, откуда же мне знать? Я мирно спал, а когда проснулся, то обнаружил, что вы пристаете ко мне.

– При-пристаю к вам? – прошипела она. – Сэр, вы хотите сказать, что я улеглась на вас, а потом самым бесстыдным образом положила на себя ваши руки?

– Вы так сделали?

– Вы же знаете, что нет.

София продолжала извиваться всем телом, словно что-то создавало ей колоссальное неудобство, в этот момент выражение настоящего ужаса промелькнуло на ее лице. Тысяча чертей! Естество мужчины оставалось в возбуждении. Что же это такое? София побелела, почти судорожным движением оттолкнула от себя Хейдена и вскочила, словно по ее обнаженному телу прошлись пучком обжигающей крапивы. Она расправила платье, поправила чепец, затем сдула темный завиток со щеки.

– Полагаю, что вам приснился сон, и я могу лишь предположить, о чем или о ком были ваши грезы.

В ее голосе вновь зазвучала привычная строгость и спокойствие.

– Не воображайте, что они были о вас.

– Я и не допускаю этого. Мое воображение рисует полногрудую уличную девку, у которой ветер в голове гуляет. Другими словами, пустое ничтожество, у которой разума не больше, чем у муравья!

Он поднял бровь.

– Она кажется более привлекательной, чем дерзкая жеманница, которую любой разумный мужчина будет избегать как бубонной чумы.

– Вы отвратительный человек!

София расправила плечи, развернулась и быстро направилась к двери, бормоча себе под нос, что она лишилась разума, если собирается терпеть его еще хоть минуту. Неужели она уходит? У Хейдена участился пульс.

– Вы увольняетесь, София? Я всегда знал, что никакая юбка вроде вас никогда меня не переиграет.

Она замерла как вкопанная и несколько секунд стояла, не оборачиваясь. Затем, не сказав ни слова, она вышла из комнаты. София понимала, что ей нужно немедленно собрать вещи и бежать из этого дома, остановить наемный экипаж и умчаться на нем, не оглядываясь. Однако вместо этого она прошла в кухню, где попросила у повара-француза поднос с ужином для Уэстфилда. Какое-то мгновение она смотрела на свежеприготовленный кофе в кофейнике и думала, не добавить ли туда корень ревеня. Хорошее слабительное, которое доставит Уэстфилду дискомфорт на целый день, чего он определенно заслуживает. Но тут же ей стало стыдно – сиделки не добавляют слабительные средства в кофе пациентам, неважно, насколько те их вывели из себя. Она тяжело вздохнула.

– Их светлость в ужасном настроении? – спросил месье Лоран.

– Ваш вопрос, месье, подразумевает, что у их светлости бывает другое настроение.

Повар хохотнул и вновь занялся подготовкой подноса. София тайком провела рукой по своей ягодице. Она все еще ощущала, где крупная ладонь прожигала ей кожу, словно отлитая из железа и горячая, как клеймо палача. Кроме того, она точно помнила, как прижималось к ее телу затвердевшее естество Уэстфилда. Этот мужчина воспламенил каждый нерв и каждую клеточку ее тела. Потребовалось всю волю собрать в кулак, чтобы сделать вид, что ее это не задевает. Слава богу, он, кажется, поверил, что для нее это ощущение было отвратительным. Было бы хуже, если бы он понял правду, которая заключалась в том, что ей хотелось, чтобы Хейден поцеловал ее, а руки жаждали прикоснуться к нему. Но только до того момента, когда она почувствовала его возбуждение. Тогда она испугалась влажности, возникающей под ее юбками. Действительно жеманница! Должно быть, она сама вконец испорчена. Уэстфилд не кто иной, как бесстыдный повеса с порочным умом, грязным ртом и чересчур крупным мужским органом между ног. Вероятно, ему приснился сон о какой-нибудь молодой наивной девице, или он мечтал о том, как выиграть это проклятое пари. Надо в конце концов понять, что она ему совершенно безразлична. Нужно быть полной дурочкой, чтобы хотеть его. Щеки Софии загорелись, когда она заметила, что месье Лоран пристально смотрит на нее и на его лице расползается улыбка, словно он читает ее мысли.

Полчаса спустя настроение Хейдена улучшилось, когда он услышал чьи-то шаги в соседней комнате. Неужели София вернулась? Он вытянул шею, пытаясь хоть мельком увидеть ее со своего места на диване. Проклятье! Ни черта не видно. Он схватил костыли и поковылял в спальню. Сердце неприятно стукнуло, когда из гардеробной вышел Мэтьюз.

– Добрый вечер, милорд. Вам что-нибудь нужно?

– Да, я хочу одеться. Я намерен выйти.

Если София уже ушла, он найдет ее и попросит прощения. Лакей открыл рот от изумления.

– Мисс Камден будет недовольна.

– Она здесь?

– Разумеется. Она на кухне.

– Слава богу, – облегченно пробормотал Хейден.

– Что такое, милорд?

– Ничего. Я…