Сталь и Золото. Книга 1. Истинное имя. Том 2

Только когда кто-то из соседей по колонне зашептал другому: «А я говорю тебе, что это он и есть!.. Фуэро!!» – Льюберт понял, что жестоко ошибался.

«Если он не уберется из Лакона в ближайшую пару месяцев, – мрачно думал Дарнторн в один из утомительно-однообразных дней после приезда из Эрхейма, – то я, наверное, просто его убью. А что? У дяди столько слуг, что даже непонятно, для чего они нужны. Пусть выловят его на улице и сбросят с крыши, что ли…»

Но, конечно, в глубине души Дарнторн прекрасно понимал, что ничего из этого не выйдет. Так что он дал выход раздражению, умело залепив Пастуху в лоб снежком и со злорадством наблюдая, как тот вертится на одном месте и глядит по сторонам, пытаясь выяснить, откуда прилетел этот снаряд.

Может быть, Льюберту стало бы легче, если бы он знал, что в этот день старшие приведут в исполнение их давний план по выдворению «дан-Энрикса» из Академии.

Декабрь почти кончился, и наступил канун Эйслита.

Охранявшие ворота Академии дозорные вместо того, чтобы торчать на холоде, спрятались в караульном помещении. Крейс Сонор принес откуда-то несколько фляг дешевого вина и окорок, украденный на кухне. И хотя все прекрасно знали, что, узнай об этом мастера, их ждет, по меньшей мере, по неделе карцера, старшие с удовольствием принялись за неожиданное угощение, оправдываясь тем, что на улице собачий холод.

Все уже успели позабыть, что они, как-никак, в дозоре, когда в тесной и ярко освещенной караулке появился Синто Миэльвитт и, с торжеством обведя взглядом остальных, провозгласил:

– Бросайте пить, есть дело! Кто-то позабыл закрыть калитку возле Западной стены. И я только что видел, как «дан-Энрикс» выходил через нее, так что сейчас он в городе. Вы понимаете, что это значит?.. Мы разбудим мастеров и скажем им, что один из первогодков вышел за ворота. И тогда «дан-Энриксу» конец. Нам даже ничего не нужно будет делать.

– Пошли к Ратенну! – загорелся кто-то из дозорных.

– Лучше к Вардосу. Он Пастуха терпеть не может…

Но Крейс Сонор предупреждающе поднял ладонь.

– Не так быстро, Миэльвитт. Кто вам сказал, что Пастуха сейчас же исключат, если узнают, что он вышел в город ночью?

– Но по правилам…

– По тем же правилам его могут заставить до следующего лета мыть полы в скрипториях или помогать на кухне. Но это совсем не то, чего мы хотели, правда ведь?..

Миэльвитт выпятил нижнюю губу, и его торжество сменилось замешательством. Как ни печально было это признавать, Сонор был прав.

– Ну, хорошо, а что ты предлагаешь?

– Не надо никого будить, – решительно заметил Крейс. – Раз Крикс ушел через калитку, значит, этим же путем он и вернется. Фейт, я знаю, ты недавно приносил из города бурдюк ячменки. У тебя еще осталось?.. Хорошо, тогда тащи сюда.

– Ты что, с ума сошел – пить водку в караулке? – хмыкнул Фейт.

– Это не для меня, – отрезал Крейс. – Вино… еще осталось, – с удовлетворением отметил он, встряхнув последнюю из принесенных им недавно фляг. – Все, хватит тут рассиживаться. Пошли, приготовим встречу для «дан-Энрикса»!.. Ну, пошевеливайтесь, а то я подумаю, что вас так сильно развезло с двух фляжек.

– Может, посвятишь нас в свои планы? – хмуро уточнил брат Мирто Миэльвитта.

– Некогда. Пошли уже, сам все увидишь. Главное, я гарантирую, что завтра Рикса здесь не будет.

Голова болела не переставая. Крикс с усилием открыл глаза, но поначалу не увидел ничего, кроме дрожащего дневного света, заливающего комнату, и нескольких размытых, темных человеческих фигур. Лаконец проглотил слюну, и его чуть не вырвало от омерзения. На онемевшем языке чувствовался явственный вкус ячменный водки.

«Я же ничего не пил?..» – подумал мальчик через силу.

Как будто бы в ответ на эту мысль боль голове усилилась. Криксу почудилось, что в висок ввинтилось ржавое тупое шило.

Он помнил гавань, освещенную таверну, где контрабандисты из команды капитана Ратгара встречались с Диведом. Помнил, как переполошились все присутствующие, когда в сопровождении охраны в общий зал «Поморника» вошел узкоплечий человек в плаще и капюшоне… как он скинул с плеч накидку и оказался высокой светловолосой девушкой с яркими губами и красивыми чертами несколько надменного лица. «Королева… королева!» – это слово, повторяемое обитателями гавани на разные лады, мгновенно пронеслось по залу. Девушка направилась к столу, где разместились Дивед и его сообщники, и все они поспешно встали, чтобы поприветствовать ее, а ростовщик – тот вообще сложился пополам в угодливом поклоне. Неизвестно, испугался он самой светловолосой девушки, которую здесь называли «королевой», или трех верзил, безмолвно следовавших по пятам за ней и выглядевших так, что даже очень храбрый человек не раз подумал бы, прежде чем связываться с кем-нибудь из них.

Крикс почти сразу понял, что он видит предводительницу островных пиратов, о которой говорил лорд Аденор.

Монсеньор еще не верил в то, что она существует на самом деле…

Мальчик порадовался, что он сможет рассказать о ней, когда в следующий раз явится в особняк Ральгерда Аденора. Еще он был рад тому, что одет в самое неприглядное тряпье, невероятно грязен и, если его случайно обнаружат в его укрытии за большой бочкой с пивом, то сочтут обыкновенным побирушкой, прошмыгнувшим сюда с улицы и задремавшим в тепле. На самом деле он присутствовал при том, как из трюма «Альтарры» выгружали контрабандные товары, и, опередив пиратов, спрятался в «Поморнике», чтобы самому пронаблюдать за дележом добычи. Скорчившись на полу за бочкой, он старался не упустить ни одного слова, сказанного за столом, и по возможности запомнить лица говорящих.

Таких серьезных поручений монсеньор ему еще ни разу не давал.

Крикс был в восторге от собственной ловкости.

Он прекрасно помнил, как выбрался из самой известной в Алой гавани таверны и, удачно разминувшись с несколькими дозорами ночной стражи, вернулся в Верхний город. Как снегом оттер грязь с лица и рук и заново переоделся в серую лаконскую одежду.

Помнил, как дошел почти до самых стен Лакона. Но потом…

Потом была внезапная тупая боль в затылке, и обычная ночная темнота внезапно стала непроглядно черной.

А теперь она рассеялась, оставив после себя головокружительные спазмы боли и подкатывающую к горлу тошноту.

Крикс закрыл глаза и попытался снова окунуться в ту спасительную темноту, из которой он так резко вынырнул. Но ему не предоставили такой возможности.

– А ну-ка прекратите притворяться, Рикс, – резко произнес над его головой знакомый мужской голос. – Мы все видели, что вы уже пришли в себя.

Мальчик разлепил глаза и с напряжением всмотрелся в говорящего. Мало-помалу темное пятно преобразилось в высокую и худощавую фигуру Мастера-со-шрамом, заслоняющую льющийся из окон свет. Еще через пару секунд Крикс осознал, что он лежит на койке в лазарете, а возле его кровати собрались чуть ли не все наставники Лакона. Кроме Вардоса, здесь были необычайно мрачный мастер Тал, Реймос и Элпин.

Говорил, конечно, Вардос, на правах Старшего мастера взявший все дело в свои руки.

– Ну, и как вы это объясните, Рикс?.. – осведомился он. Криксу внезапно показалось, что сквозь неприязненный и резкий тон наставника проступает что-то вроде мрачного удовлетворения.

Это был определенно дурной знак.

– Объясню что? – с трудом спросил «дан-Энрикс». Голова пульсировала болью. Больше всего ему бы хотелось попросить, чтобы его оставили в покое.

Было совершенно очевидно, что наставники узнали о его отлучке в город этой ночью.

В других обстоятельствах такая мысль привела бы его в ужас, но сейчас Крикс воспринял ее довольно равнодушно. Никакое наказание не могло быть хуже ощущений, которые он испытывал сейчас.

И, в любом случае, Крикс чувствовал, что он не в состоянии сосредоточиться и подыскать какое-нибудь объяснение тому, зачем ему потребовалось покидать Лакон.

– Как вы объясните то, что ночная стража привезла вас в Академию в подобном виде, – с уничижительным презрением ответил Вардос. – С кем вы пили?

Крикс вытаращился на мастера. От удивления он даже несколько пришел в себя.

– Я не пил!

– Только не нужно делать вид, что вы, вдобавок ко всему, лишились памяти, – недобро улыбнулся старший мастер. – Посмотрите на свою рубашку.

Ничего не понимающий «дан-Энрикс» все-таки скосил глаза. От того, что он увидел, у него похолодели руки. Его серая лаконская рубашка была надорвана у ворота и залита вином, как будто бы он опрокинул на себя целую чашу «Пурпурного сердца».

– …Я не знаю, что это! – выкрикнул он. – Я ничего не пил… честно слово!