Конечная станция – Эдем

И увидел Афрани, прижавшуюся к стене сарая. Её паника была вполне объяснима: один из парней уже успел расстегнуть брюки. За его спиной стояли ещё двое, оглядываясь – видимо, страхуя напарника от возможных неприятностей. Так, ясно. На полном ходу я пнул ведро и, воспользовавшись моментом, врезал ближайшему так, что тот опрокинулся навзничь.

Крик. Удар свистнул выше, но я успел поднырнуть. «Фритцль!» – взвизгнул тот, что стоял дальше, на пальцах блеснул кастет. Плохо дело, подумал я. По крайней мере, из пулемётов никто не лупил, но это только пока. Пора было серьёзно приниматься за дело.

И я принялся.

Солнечный жар туго сконцентрировался в висках и смешался с солёным потом. Мной овладел раж. Дикие фигуры дёргались на свету, запрокинутые чёрные рты, пасти с блестящей слюной на подбородке. Падаль. Кто-то валялся и визжал у меня под ногами. Кто-то плакал и кричал: «Хватит! Эрих, хватит!» Почему Эрих? Они ложились, но опять и опять вставали, измазанные грязью, скользкие и смердящие жжёной щетиной, как свиньи. Я утопил одного в грязи, и жижа булькала, пока ноги дёргались в судорогах, разбрасывая ошметья грязи, всю эту грязь, гнусь, мерзость, дерьмо…

– Эрих!

– А…

Струйка пота обожгла уголок глаза. Кажется – или опять стреляли? Я ошалело заморгал и выпустил то, что стискивал в кулаке. Оно хлюпнуло. Серые тени попятились и встали, не нападая. Их стало больше.

– Это инспектор, – сказал кто-то вполголоса.

Тени переговаривались. Афрани плакала, но с ней было всё в порядке, по крайней мере, я на это надеялся. А вот с лежащим на земле – не совсем. Акклиматизировался, чёрт возьми! Какой-то человек смотрел на меня в упор, и я не мог вспомнить, откуда я его знаю. Морщины, ожог, и всё лицо как будто хитро перекошено вправо.

– Закончил? – спросил он меня совершенно мирно и подошёл ближе.

Присел на корточки, проверил пульс. Выдохнул и, напружинясь, поволок тело куда-то в сторону. Ему помогли. Одна из серых теней осталась маячить рядом. В костюме санитара, теперь запачканном кровью.

– Пшёл отсюда! – сказал я.

Взял Афрани за руку и побрёл к «Эдему», оставив позади перекличку отрывистых голосов. Ветер овевал разбитую морду, а небо горело сумасшедшими красками. Ярко-алое небо, ослепительно алое, как после грозы.

Глава 4. Слова

– Не дёргайте головой! – строго предупредила Афрани. – Неужели так больно?

Прохладная губка мазнула по коже, стирая кровь со скулы и подбородка. От запаха спиртовой жидкости зверски защипало в носу. Я поморщился.

– Жжёт.

– Потерпите.

Я театрально повёл плечом. После схватки, когда адреналин уже схлынул, хотелось всё делать исключительно театрально. Вполшишечки. Спустя рукава и ни в коем случае не напрягаясь. Тем более что роль трудинспектора уже вовсю трещала по швам.

Но огорчало не это. А то, что я прохлопал момент и мне приварили.

– Вы не заметили, когда там появился Полли?

– Санитар?

– «Санитар»! – мрачно сказал я, ощупывая шею. – В гробу я видал таких санитаров… В свинцовых ботинках. Значит, не заметили? Жаль. Я вот тоже не заметил.

– Вам было не до того, – сказала она. – Вы рычали.

– Что?!

– Рычали, – повторила она тихонько, – и вели себя так, как будто совсем сошли с ума. Били его головой об камень, словно хотели убить. Совсем, понимаете? И… выражались. Ничего не замечали вокруг.

Так ли, нет, но ведь кастет я отразил. В жаркой толкотне кто-то дохнул мне в ухо, шепнул: «Держи, старичок». Отсюда, видимо, и гуля. Никакой мистики. Да. Вот поэтому у подводной лодки – смотровые окна по каждому борту. И перископ. Улучив момент, какой-то прыщ подобрался ко мне вплотную и со всей дури засветил в перископ, и я догадывался, что знаю этого деятеля.

«Старичок». Скажите пожалуйста!

– Вот вы и опять зарычали, – констатировала Афрани с едва уловимым восточным ехидством. – А господин Бессер утверждал, что вы очень рациональны. А ещё аккуратны и педантичны.

– Очень. Терпеть не могу, когда портят складку на брюках.

Между прочим, верно. Мне не улыбалось искать здесь прачечную и утюг. И вообще приводить себя в порядок после каждой встречи с Полли. Создавалось ощущение, что его буквально ко мне приклеили. А те двое губастых были одеты не как санитары, и их карточек я не видел. Вопрос – откуда они взялись? Тэк-с. Я вдруг почувствовал, что устал и смертельно хочу работать.

– Пойдёмте ко мне в кабинет. У вас есть кабинет?

– Меня пригласили в библиотеку, но после ужина. Туда перенесут бумаги. Сейчас какая-то заминка, что ли…

– Да-да, – сказал я. – Знаем мы эту заминку. Послушайте, Афрани, а зачем вы вообще попёрлись во двор? Уж там-то явно нет зарплатных ведомостей.

Она посмотрела исподлобья – виновато, но твёрдо. В широко расставленных глазах светилась решимость.

– Я хотела проверить, где заканчивается территория. Помните ту поляну? Мне показалось, она вплотную примыкает к «Эдему».

– Возможно. Но в следующий раз согласуйте со мной свои вылазки… и вообще, не вылазьте. Я разберусь с этой поляной. Тут ещё со многим предстоит разобраться. Эти, например, губастые… Почему они на вас налетели?

– Не знаю, – совсем тихо сказала Афрани, и я увидел, как её щёки опять смуглеют. Странное зрелище: женская, очень, просто невероятно тонкая кожа. Удар кастета разорвал бы её в клочья. – Они несли ящик, но увидели меня и сразу окружили, как волки. Они смеялись. Один сказал, – она сглотнула. – «Распяль черномазую обезьяну!»…

– Так…

Что-то треснуло. Я обнаружил, что сжимаю обломки карандаша. В комнате было жарко, эти черти не вырубили отопление. Как там выразился Фриш? «Дыхание некогда мощной культуры»?

– Вы тоже так думаете, – сказала Афрани. – Я на вас не в обиде.

За створкой окна пел ветер. Монотонный унылый звук разносился далеко по округе и замирал в отдалении. Гудок отходящего поезда, считающего километры где-то под Венцельдорфом. Мне вдруг показалось, что мы сидим так очень давно. Друг напротив друга. Каменные столбы в пустыне, наверное, не так одиноки, как пустота, принявшая форму наших тел, молчание мыслей, обрывочных и несвязанных.

Мой дом был далеко и, конечно, разрушен. Почему я об этом вспомнил? Маленьким я бродил по его коридорам, заставленным корзинами и бутылками, он казался мне бесконечным. Тогда. Присутствие других – великанов – совершенно терялось в мирке, наполненном жёлтым, коричневым волшебным стеклом. Этажом ниже работала типография. Непомерно крутая лестница, уводящая вниз – время словно не трогало слепые, голые лестницы с вечно разбитой лампочкой и усатым ликом, скалящимся с плаката.

Я медлил. Боялся встать и выйти, прикрыв за собой дверь.

Слыша тихий плач у себя за спиной.

* * *

Обещанную рыбу принесли на полдник, а вовсе и не на ужин, как планировалось первоначально. Администрация знала толк в извинениях!

Афрани вяло ковыряла салат, а вот я немного развеселился при виде блюда с кусками филе, обильно посыпанными травами и чёрным перцем. Прогнозы начинали сбываться. А может, здесь изобрели новый способ самоубийства? Если так, то директор Фриш, видимо, окончательно решил свести счёты с жизнью.

– К рыбе идёт белое вино, Коллер, но попробуйте сухое розовое. «Ротлинг фон Дорф». Лёгкий ягодный аромат и привкус садовой вишни. Исключительно приятная сладость. Пробуйте смело, рекомендую. Или вы боитесь танинов?

– Танинов я не боюсь.