Иллюзии

– Да, меня ведут. А кого – нет? Я всегда чувствовал, что за мной наблюдают или что-то в этом роде.

– И ты думаешь, тебя приведут к учителю, который тебе поможет?

– Если не случится так, что этим учителем окажусь я сам, – тогда да.

– Может, так и случится, – сказал он.

* * *

Современный новый пикап, подняв облако пыли, неслышно подъехал к нам по дороге и остановился у поля. Дверца отворилась, и оттуда вышли старик и девочка лет десяти. Было так безветренно, что пыль осталась висеть в воздухе.

– Это вы тут катаете? – спросил старик.

Поле нашел Дональд Шимода, и я промолчал.

– Да, сэр, – сказал он весело. – Сегодня неплохо полетать, правда? Хотите?

– А если бы захотел, вы не станете выкидывать номера, делать всякие там петли-кувырки? – глаза старика озорно блестели, пока он разглядывал нас, чтобы увидеть, принимаем ли мы его за простака-деревенщину.

– Захотите – будем, не захотите – не будем.

– Так вы, наверное, дерете за это чертову уйму денег?

– Три доллара наличными, сэр, за десятиминутный рейс. Это значит тридцать три и треть цента в минуту. Многие, кто рискнул, говорят, что дело того стоит.

У меня было странное чувство стороннего наблюдателя, который болтается тут и слушает, как другой нахваливает свой товар. Мне понравилось, что он сказал все так спокойно, не повышая голоса. Я настолько привык к своей собственной рекламе (Парни, гарантирую вам наверху температуру на десять градусов ниже! Отправимся туда, где летают только птицы и ангелы! И все это за три доллара, мизерная часть содержимого вашего кошелька или кармана!), что и забыл о возможности делать это как-то иначе.

Это напряженная работа – летать и катать пассажиров в одиночку. Я привык к этому, но тут было и другое: если у меня не будет пассажиров, мне нечего будет есть. Сейчас, когда мой обед достался мне даром, я мог позволить себе побездельничать, слегка расслабился и просто наблюдал.

Девочка стояла в стороне и тоже наблюдала. Белокурая, с карими глазами, с серьезным лицом, она была здесь только из-за дедушки. Она не хотела летать.

Чаще бывает как раз наоборот: жаждущие летать дети и осторожные взрослые; когда вы зарабатываете себе на жизнь, у вас вырабатывается чутье на такие дела, – и я точно знал, что девочка не полетит с нами, сиди мы тут хоть целое лето.

– Так кто из вас, джентльмены? – спросил старик.

Шимода налил себе в кружку воды.

– Ричард полетит с вами. У меня еще обед. Разве что вы готовы подождать.

– Нет, сэр, я готов прямо сейчас. Мы можем пролететь над моей фермой?

– Конечно, – сказал я. – Только покажите, куда лететь, сэр.

Я выгрузил из передней кабины Флита спальный мешок, ящик с инструментами и котелки, помог старику забраться на пассажирское кресло и пристегнул его ремнями. Затем я скользнул на заднее сиденье и застегнул собственный ремень.

– Крутни пропеллер, Дон, хорошо?

– Давай. – Держа кружку с водой, он встал у пропеллера. – Как надо?

– Зажигание, и хватит. Поверни легонько. От толчка он сразу вырвется из руки.

Обычно, когда кто-нибудь прокручивал пропеллер Флита, он делал это слишком быстро, и по тем или иным непонятным причинам мотор не заводился. Но этот человек провернул его так плавно, словно только этим и занимался всю жизнь. Щелкнула пружинка стартера, искра проскочила в цилиндры, и старый мотор заработал совсем легко. Дональд вернулся к своему аэроплану, сел и заговорил с девочкой.

В реве мотора и вихре летящей соломы Флит вскарабкался в воздух на сто футов (если сейчас мотор заглохнет, мы сядем в кукурузу), пять сотен футов (теперь мы можем повернуть и сесть на выгоне – к западу тут выгон для коров), восемьсот футов. Я выравниваюсь и следую туда, куда указывает палец старика, навстречу юго-восточному ветру.

Три минуты полета, и мы делаем круг над фермерским хозяйством – сараями цвета раскаленного угля, над домом, словно выточенным из слоновой кости, и морем мяты. Позади дома огород – сахарная кукуруза, салат и помидоры.

Когда мы кружили над фермой, старик на переднем сиденье смотрел вниз, в пространство между крыльями и расчалками Флита. На крылечке под нами появилась женщина в белом переднике поверх синего платья и помахала нам. Старик помахал ей в ответ. Позднее они будут говорить, как им хорошо было видно друг друга, несмотря на высоту. Наконец он обернулся ко мне и покивал, показывая, что довольно, спасибо, мы можем возвращаться.

Я сделал широкий круг над городком Феррис, чтобы оповестить жителей о наших воздушных прогулках, и стал снижаться по спирали, показывая, где это происходит. Когда я пошел на посадку, делая крутой вираж над полем, Тревл Эйр взмыл с земли и сразу же повернул в сторону фермы, над которой мы только что летали.

Когда-то я летал в составе пятерки, и на мгновение у меня возникло то же ощущение… один самолет взлетает с пассажирами, другой приземляется. Мы коснулись земли с небольшим сотрясением и откатились до дальнего края поля, ближе к дороге. Мотор заглох. Старик отстегнул ремень, и я помог ему выбраться. Он достал из комбинезона бумажник и, качая головой, отсчитал долларовые бумажки.

– Вот это прогулка, сынок.

– А как же иначе. Мы предлагаем товар высшего сорта.

– Это все твой друг. Вот уж кто умеет предложить свой товар.

– Почему он?

– Вот что я тебе скажу. Твой друг продал бы золу самому дьяволу. Держу пари, разве не так?

– С чего вы это взяли?

– Из-за девочки, почему же еще. Чтобы моя внучка Сара полетела на самолете! – Он не спускал глаз с Трэвл Эйра, кружащего над фермой в голубовато-серебристой дымке. Он говорил как человек, обнаруживший у себя в саду засохшую березу, которая вдруг расцвела и покрылась румяными спелыми яблоками.

– С самого рождения эта девочка до смерти боялась высоты. Вопит. Просто в ужас приходит. Она бы скорее голой рукой схватила шершня, чем влезла на дерево. Не поднялась бы по лестнице на чердак, даже если бы началось наводнение. Девочка чудо как хорошо управляется с машинами, да и с животными неплохо ладит, но высота – она ее боится как чумы! И вот посмотрите-ка – она летит!

Он говорил о нынешних и добрых старых временах, припомнил, как много лет назад такие же вот бродяги-авиаторы, бывало, появлялись у Гейлсбурга и Монмаута на таких же, как у нас, самолетиках – у них тоже было по два крыла, – только те выделывали с ними черт знает что.

Я смотрел, как далекий Тревл Эйр становится все больше, как он снижается над полем по более крутой спирали, чем это сделал бы я, будь у меня на борту девочка, которая боится высоты… Как он скользнул над кукурузным полем, оградой, коснулся скошенной травы и приземлился на три точки так, что дух захватило. Дональд Шимода, должно быть, уже немало налетал, если уж он мог так посадить Тревл Эйр.

Самолет подкатил и остановился возле нас, для этого не пришлось делать никаких лишних усилий – пропеллер тихонько звякнул и остановился. И ни одной мертвой мошки на восьмифутовой лопасти.

Я вскочил, чтобы помочь, отстегнул у девочки ремень, открыл для нее дверцу передней кабины и показал, куда поставить ногу, чтобы не повредить обшивку крыла.

– Как тебе понравилось?

Она даже не слышала, что я ей сказал.

– Деда! Я не боюсь! Мне было не страшно, честно! Дом был как игрушечный, и мамочка помахала мне, а Дон сказал, что я боялась просто потому, что однажды упала с высоты и умерла, и что больше я не должна бояться! Я буду летчиком, деда! У меня будет самолет, и я сама буду чинить его, и везде летать, и катать людей на своем самолете! Можно?

Шимода улыбнулся старику и пожал плечами.

– Это он сказал тебе, что ты будешь летчиком, да, Сара?

– Нет, я сама. Ведь я уже хорошо разбираюсь в моторах, ты же знаешь!