Эпоха религиозных войн. 1559-1689

Слабостью Испании, с которой Филипп ничего не мог поделать, была неразвитость ее экономики. Страна была и остается по сей день горной, неплодородной и засушливой. Несмотря на то что 95 процентов населения составляли крестьяне, Испания XVI в. не производила достаточного количества зерна, чтобы прокормить население, и ей приходилось ввозить его из Средиземноморских и Балтийских стран. Знать, владеющая практически всеми территориями, предпочитала вместо земледелия разводить овец, поэтому шерсть мериносов была основным товаром, вывозимым из Испании. Испанцы продавали нечесаную шерсть во Фландрию по очень низкой цене, а обратно ввозили одежду по очень высокой стоимости, отдавая таким образом большую часть дохода в другую страну. О промышленности в Испании XVI в. говорить не приходится: большая часть промышленных товаров ввозилась из других стран. Жители Кастилии всегда ставили бизнес ниже войн и молитв, и большая часть их доходов и средств находилась в неумелых руках. У империи Филиппа было три торговых пути: между Испанией и Италией, между Испанией и Нидерландами и между Испанией и Америкой. На первом пути доминировали генуэзцы, на втором – голландцы. И только американский путь полностью контролировался Кастилией. Но даже здесь большинство кораблей не были испанскими. В конце XVI в. почти 200 кораблей в год курсировали между Севильей и Америкой, это был длинный, но весьма оживленный торговый путь. Ввоз слитков в Севилью достиг своего пика между 1580 и 1620 гг. В 1594 г. золото и серебро составляли 95 процентов экспорта. К сожалению, мало что задерживалось в Испании из-за проблем в экономике, средства шли на уплату долгов и кредитов.

Военную мощь империи Филиппа II подрывали неустойчивая экономика и несовершенная социальная структура Испании. Не хватало средств ни на поддержание армии, ни на крупные военные кампании. Во время его правления государственная казна была на грани опустошения. Филипп унаследовал от отца большие долги, и, отдавая их кредиторам в 1557 и позже, в 1575 г., он осознал порочность своей финансовой системы. Он был не в состоянии добиться былого богатства страны – знать была освобождена от налогов. Знать владела половиной земель в Кастилии, и средства, которые могли бы поступать от уплаты аренды 30 герцогами и 30 маркизами, составили бы миллион дукатов в год – это было больше, чем доходы от поставки слитков из Америки до 1580 г. Но эти деньги были недостижимы. Не мог Филипп взять достаточно и с торговцев и рабочих – в Испании этот класс был слишком мал по сравнению с остальными странами в Западной Европе. Единственным классом, с которого он мог брать налоги и делал это, были крестьяне. Он тратил американское золото очень быстро – как только оно появлялось в стране, – иногда даже закладывая будущие поставки. Но армия Филиппа поглощала все золото и все, вместе взятые, налоги. Когда жалованье военным стало задерживаться, армия погрязла в бесконтрольных бунтах и восстаниях. Лучше вообще не иметь армии, чем иметь армию, которую не можешь содержать, понял Филипп.

Одним из основных налогов во времена Филиппа был cruzada – сбор денег на священный поход, учрежденный папством для возобновления войны испанцев против ислама. Испанцы не могли понять настойчивости католиков в проведении церковной реформы. Испанская церковь опробовала свою собственную реформу в XV в., то есть раньше Лютера. С 1478 г. появляется испанская инквизиция, призванная очистить страну от ереси среди обращенных мусульман и евреев. Их ненавидели, их боялись, и к моменту начала правления Филиппа II проявились расистские действия против общественной деятельности всех, чья кровь была нечиста. Инквизиция действовала одинаково на территории и Кастилии, и Арагона, и Наварры, и, когда восстание протестантов было подавлено, инквизиция распространилась на огромную территорию, чтобы изгнать ересь из Испании. Все, что хотя бы слегка отклонялось от католичества, было объявлено лютеранством; жертвы подвергались пыткам и тайному суду, и, если была признана их вина и уклонение от нее, они передавались в руки светских властей для публичной расправы. Святой Игнатий Лойола был дважды осужден испанской инквизицией за пособничество в распространении ереси. Даже архиепископ Толедо, главный в Испании, был заточен в темницу своими врагами из инквизиции с 1559 по 1576 г. за помощь в распространении ереси. Несмотря на такую атмосферу, на горизонте страны ярким новым светом засияли двое святых конца XVI в. – святая Тереза из Авильи (1515—1582) и святой Иоанн Креста (1542—1591), так ярко показанные на полотнах Эль Греко (ок. 1548—1614). Испанская восторженность не распространялась на папство. Отношения между Мадридом и Римом постоянно оставались натянутыми. Как любой правитель своего времени, Филипп ревностно относился к любым вмешательствам в его церковь, и, кроме того, как утверждает Ж.Х. Эллиотт, «в своем сердце он считал религию слишком серьезным делом, чтобы доверить ее папе».

Каким человеком был Филипп II? Внешне застенчивым и скрытным, внутри – уверенным в своей католической вере и королевском величии. Он был худ, обладал неяркой внешностью, говорил медленно и мягко, редко улыбался, был начитанным и более одаренным духовно, нежели физически, и чувствовал себя самым счастливым человеком. Зачитывая постановления со своего трона, он никогда лично не управлял войсками. Он не любил путешествовать или общаться с людьми и после 1559 г. никогда не покидал Пиренейского полуострова. Но он жадно впитывал все сведения, которые смогли собрать его представители. Каждый день он погружался в массы бумаг, многие из которых были до абсурда тривиальны, и писал объемные комментарии на полях, иногда даже исправляя грамматические и орфографические ошибки. Король, как жаловались его подданные, желал управлять страной не вставая с трона. Он благоговел перед отцом, но не имел и десятой части общительного и энергичного нрава Карла.

Филипп перенес много разочарований и горестей. Он пережил четырех жен, сочетаясь браком лишь для продолжения династии. Будучи двадцатисемилетним юношей, он выбрал себе тридцативосьмилетнюю невесту. А после того как она умерла, тридцатидвухлетний король женился на девочке 14 лет. Шесть из его девяти детей умерли в детстве. Его первый сын, Карлос (1545—1568), имел физические изъяны и психические отклонения. Дон Карлос люто ненавидел отца, и, когда началось восстание в Голландии, он намеревался сбежать туда и присоединиться к восставшим. Однажды ночью в 1568 г. король ворвался в спальню сына со стражей, нашел оружие, и принца арестовали. С тех пор Филипп не видел более Карлоса. Шесть месяцев спустя принц умер. Историки до сих пор спорят, был ли это яд или самоубийство. Враги Филиппа тотчас воспользовались этим случаем. Они объявили короля жестоким тайным убийцей. С этих пор англосаксонские историки рисуют Филиппа в темных красках. Испанцы, напротив, помнят его как благоразумного короля и признают, что он был достойным и добросовестным правителем. Последняя точка зрения, как считают историки, ближе к правде, хотя его борьба против протестантов была явно не самым благородным и разумным поступком.

Филипп основал свой двор в Мадриде, в центре Испании. Но он страстно желал уединения, где мог бы пренебречь утомляющими его дворцовыми церемониями и надоедливыми аудиенциями с просителями и послами. Поэтому он выстроил Эскориал, огромное сооружение из серого гранита, вознесшееся над унылыми холмами на севере Мадрида. Здание, на строительство которого ушло 20 лет, полностью соответствовало желаниям и темпераменту Филиппа. За его суровыми, прочными стенами скрывались дворец, церковь, часовня и монастырь. Под огромным куполом церкви – она представляла собой одну из первых копий собора Святого Петра в Риме – король хоронил членов своей семьи и приготовил свою могилу. Он обретал мир и одиночество, уходя в монастырские кельи, построенные в одной из частей здания. В Эскориале находились роскошные комнаты, библиотека и картинная галерея. Но любимым местом Филиппа была скудно обставленная маленькая комната, из окна которой он мог наблюдать за высоким алтарем своей церкви, пока шла месса.

Несмотря на свою любовь к одиночеству, благоразумный король был движим своим усердием и способностью сыграть не последнюю роль в национальных конфликтах благодаря военной мощи страны. Первая часть его правления ознаменовалась войной против ислама, вторая – борьбой против протестантов. На Средиземноморском фронте Филипп поступил очень умно, выслав войска и флот против воинов Мухаммеда. Когда в 1568 г. мавры в Гранаде подняли восстание, королевские войска быстро погасили бунт и более 150 тысяч мавров были заточены в тюрьмы во всех уголках Испании. На долю Филиппа выпало участие во встречах с пиратами у берегов Северной Африки. Он не смог остановить их атаки на испанские города и испанский флот, но он усилил защиту торгового флота в западных водах Средиземного моря. За пиратами стояла мощная Османская империя. Как и Испания, в первые годы правления Филиппа она находилась на пике своего развития. Турция занимала три четверти средиземноморского побережья, от Адриатики до Алжира, и ее территория постоянно расширялась. В 1565 г. она поглотила Мальту, в 1571 г. – Кипр. Для спасения ситуации Филипп объединился с Венецией и папством против Турции.

В октябре 1571 г. три сотни кораблей с 8 тысячами солдат и моряков вошли в пролив Лепанто для сражения с турецким флотом, имевшим большее количество кораблей и людей. Сражение при Лепанто вошло в историю как самое крупное морское сражение века между европейцами Запада и Востока. Оба флота состояли из галер, управляемых гребцами, и они сражались по старинному шаблону, стараясь протаранить корабль противника, зацепиться крюком и перебраться на корабль врага.

После нескольких часов беспощадной борьбы турецкий флот был уничтожен: три четверти кораблей с экипажем были потоплены или захвачены. Всегда осторожный, Филипп не подкрепил победу попыткой взятия Константинополя. Но он остановил экспансию Турции и доказал, кто король Средиземноморья. Среди солдат, воевавших в Лепанто, был молодой человек по имени Мигель де Сервантес (1547—1616). Много лет спустя в прологе к своим «Назидательным новеллам» Сервантес гордо написал о своем поражении: «В морской битве при Лепанто выстрелом из аркебузы у него была искалечена рука, и, хотя увечье это кажется иным безобразным, в его глазах оно – прекрасно, ибо он получил его в одной из самых знаменитых битв, которые были известны в минувшие века и которые могут случиться в будущем».[1 - Сервантес М. де. Назидательные новеллы. Перевод Б. Кржевского. (Примеч. пер.)]

Успех Филиппа II пришел к нему в 1580 г., когда он присоединил Португальскую империю. Мать Филиппа была португальской принцессой, и, когда в 1580 г. умер король Португалии, не оставив после себя прямого наследника, Филипп имел право претендовать на трон. Португалия и Кастилия долгое время были политическими и экономическими врагами, и португальцы были настроены против кастильцев. Но ввоз серебра и обещания будущих наград завоевали доверие знати и высшего класса. И, что более важно, испанский король отправил армию для защиты страны. За четыре месяца испанские солдаты распространились по стране, и Филипп был коронован в Лиссабоне. Его новое королевство было маленьким – страну населяло чуть более миллиона жителей, зато, объединив Португалию, Кастилию, Арагон и Наварру, Филипп завершил объединение Пиренейского полуострова. Более того, Португальская империя была очень влиятельна, по размерам и главенству уступая только Испании. Теперь Филипп имел свои земли в Бразилии, на Азорских и других островах Атлантического океана, колонии с рабами в Африке, торговые пункты в Индии, острова со специями в Малайзии… Португальская торговля специями с Азией идеально дополняла испанские доходы от продажи американского серебра. У португальцев не было своего серебра, и им нужны были испанские деньги, чтобы закупать в Азии специи. Испанские колонисты в Америке желали иметь португальских рабов из Африки, а испанскому правительству нужен был Лиссабон (что было намного выгоднее, чем порты в Севилье или Кадисе) и португальский военный и торговый флот.

Но обещания 1580 г. не были выполнены. Включение Филиппом в состав своей империи Португалии было исключительно личным решением. Чтобы завоевать расположение португальцев, он пообещал сохранить независимость власти и экономики, назначая только должностных лиц. Не было предпринято попыток разрушить границы или соединить испанскую и португальскую казну. Вначале приняв своего нового короля без особых волнений, спустя несколько лет португальцы стали видеть все меньше и меньше плюсов от объединения, особенно когда испанцы не смогли сдержать атаку голландцев на португальские колонии. Поэтому то, что должно было перерасти в долгосрочное и взаимовыгодное сотрудничество, продлилось всего 6 лет.

Присоединение Португалии направило внимание Филиппа на запад и север, а не на восток. Португалия была ближе к Атлантике, чем Испания, и Филипп в первое время собрал неплохую армию для битв со своими протестантскими противниками в Северной Атлантике – Англией и Нидерландами. К тому же в 1580 г. импорт слитков из Америки увеличился вдвое. Филипп получал в год теперь 2 миллиона дукатов серебром. Филипп почувствовал, что может добиться более масштабных и амбициозных целей на военном поприще, нежели раньше. Теперь настало время разрешить ситуацию, которая, по мнению Филиппа, постепенно ухудшалась с 1559 г. Мы должны понимать, что испанское правительство долго пыталось подавить еретические бунты в Голландии. Английские каперы совершали налеты на испанских индейцев с отчаянной безрассудностью. Французские Религиозные войны достигли критической стадии. В итоге в 1580 г. Филипп сделал своей целью решение всех этих проблем с помощью военной мощи. Его солдаты и моряки подавят бунт в Голландии, сомнут Англию и прекратят войну во Франции. Так католико-протестантский конфликт достиг своего пика.

Религиозные войны во Франции, 1562 – 1598

В противоположность Испании, которая стремилась к объединению и миру на протяжении всей второй половины XVI в., Франция находилась на грани истощения в результате 40 лет непрерывных гражданских войн. Граней у этой войны было много. Гугеноты воевали с католиками, группы аристократов объединились для противостояния королевскому двору, в Париже шайки воров и нищих, казалось, совершенно обезумели, а отдаленные провинции стремились вернуться к былой средневековой независимости. Безусловно, основным источником разногласий была религия, но она породила кризис во многих сферах жизни. Французские войны выявили все скрытые пороки европейской цивилизации XVI в. Французы, несмотря на свое духовное и культурное наследие, свою сбалансированную экономику и централизованное правительство, казалось, потеряли чувство общественного единства. Эта проблема была отчасти вызвана размерами страны. С точки зрения XVI в. Франция была очень большой и неравномерно населенной страной, с 15 миллионами населения – что равняется двум Испаниям. Впрочем, Франция была более тесно сплоченной страной, нежели Испания. Более серьезной проблемой конца XVI в. стало слабая верховная власть. Четыре короля династии Валуа, правившие после Франциска I (годы правления 1515—1547), были весьма заурядны. Между 1559 и 1589 гг. Екатерина Медичи была единственной заслуживающей пристального внимания фигурой. Политический талант Екатерины был несомненен, однако она мало что смогла сделать для страны в той ситуации. Она устала жонглировать католиками и гугенотами, сталкивая их между собой. Итогом стал крах династии Валуа и Франции.

На протяжении первой половины XVI в. Франция имела все основания для того, чтобы называться страной «новой монархии». Франциск I осуществлял свою власть через институт должностных лиц, через свою постоянно действующую армию, через управление налогами. Французское Национальное собрание не проводило заседаний между 1484 и 1560 гг. В отдаленных районах страны власть договаривалась с собственниками имений – так было удобнее держать их в подчинении. В Центральной Франции, где не было имений, посланники короля ежегодно устанавливали и собирали налог на соль и талью – земельный налог, который платили в основном крестьяне. Король был главой местной церкви. Согласно Болонскому конкордату 1516 г. папа римский соглашался с тем, что все французские аббаты и монахи назначались королем. Амбициозные члены дворянства служили при дворе в королевской армии, участвуя в войнах против Карла V. Это было не слишком обременительное занятие, но оно позволяло держать знать на приличном расстоянии от страны. Ясно, что основной целью Франциска I была монархия – централизованная и абсолютная.

Но король был не всевластен. Парламенты в Париже и провинциях требовали от короля соблюдения закона и в определенной мере являлись сдерживающей королевскую власть силой. Граничащие со страной провинции, например Бретань или Бургундия, недавно присоединенные к королевству, получили некоторые привилегии. Знать Франции имела те же права, что и знать Испании, включая освобождение от налогов, и осуществляла политический контроль над королевскими служащими на своем уровне. Одно установление XVI в., бывшее средством пополнения казны, – продажа должностей в королевских учреждениях – привело к тому, что король потерял контроль над чиновниками; звание королевского служащего стало передаваться по наследству, система стала походить на феодальную. Следующие трудности были связаны с периодом, когда религиозные споры стали волновать умы и эмоции людей. Однажды утром 1534 г. католики пришли в ужас, увидев плакаты, распространенные по всем основным городам Франции и объявлявшие нечистым таинство литургии. Самые отчаянные реформаторы наклеили плакат и на дверь спальни короля. Оппозиция центральной власти начала появляться во время правления Генриха II (1547—1559). Этот король интересовался только охотой и Дианой де Пуатье, своей фавориткой, которая была на 20 лет старше молодого короля. Он слегка стеснялся своей жены – флорентийской королевы Екатерины Медичи (1519—1589), потому что она вышла из семьи буржуа. При дворе Генриха три аристократические ветви – Гизы, Монморанси и Бурбоны – начали претендовать на установление контроля над королевской властью. Все они были готовы вернуть феодальные порядки, когда знатные рода Франции управляли ее землями, а король был скорее символической фигурой. И каждый слишком завидовал другому и старался максимально усилить свое влияние на короля. Герцог Монморанси, главнокомандующий французской армией, имел обширные земли и несколько сотен рыцарей. Бурбоны были принцами крови и имели бы больше всего прав на трон, если бы сыновья Генриха не оставили наследников. Предводителями Бурбонов были Людовик, принц Конде, и его брат Антуан, король Наварры, чье королевство находилось в Испании. Но самыми сильными были Гизы. Герцог Франсуа де Гиз был лучшим генералом Генриха, а его брат Карл, кардинал Лотарингский, возглавлял французскую церковь. Они выдали свою племянницу (будущую королеву Шотландии Марию) за дофина (с XIV в. титул наследника французского престола) и подталкивали Генриха к продолжению войны против Габсбургов. Тяжкое бремя военных налогов нарушило планы Генриха и почти полностью опустошило казну. Когда наконец он подписал мирный договор с Испанией в 1559 г., ему пришлось отказаться от всех претензий на Италию. Знать, которая участвовала в этих провальных кампаниях, тоже оказалась без средств к существованию. Но у Генриха уже не осталось времени, чтобы решить эти проблемы – он был убит во время турнира в честь празднования подписания Като-Камбрезийского мирного договора: копье соперника попало ему в глаз.

Французский трон перешел к троим его сыновьям: Франциску II (правившему в 1559—1560 гг.), Карлу IX (правитель Франции с 1560 по 1574 г.) и Генриху III (правил в 1574—1589 гг.). Все трое находились под сильным влиянием матери. Но, хотя Екатерина Медичи была способна управлять сыновьями, она не могла управлять страной. Франция погрузилась в анархию, а из анархии – в гражданскую войну. Эта война была вызвана распространением кальвинизма. Гугеноты не только распространяли ересь, но и претендовали на смену власти. Это было хорошо организованное политическое общество. Поначалу работавшие тайно, они организовывали свою сеть конгрегаций по всей Франции. Даже когда Генрих II учредил суды для ареста и сожжения гугенотов, они продолжили распространяться. В 1559 г. они основали свой первый национальный синод. Они нападали на монастыри и грабили католические церкви, сжигая священные реликвии. В 1561 г. открыто работали 2150 объединений гугенотов, с более чем миллионом сторонников (во всей Европе на тот момент проживало около 15 миллионов человек).

Их влияние было огромно, поскольку большинство католиков были безынициативны. Кроме того, гугеноты были сконцентрированы в автономных периферийных областях – Дофине, Лангедоке и Гаскони на юге, Пуату и Бретани на западе, Нормандии на севере. Торговцы и юристы, правители провинциальных городов, крепко держащиеся за свои права и привилегии, объединились в огромные группы. Особенно это было характерно для юга и запада, где города стали бастионами гугенотов. Еще более интересным было большое число гугенотов среди знати. Около двух пятых представителей знатных родов Франции присоединились к ним. Почему столько людей были буквально покорены верой в предопределение? Кажется, мало кто действительно в это верил. Но они увидели в новой религии шанс изменить существующую ситуацию с абсолютной властью короля. Они хотели тех же изменений, того же порядка во Франции, который установился в Германии после Аугсбургского мирного договора 1555 г., когда каждый дворянин контролировал свою церковь на своей земле. Когда адмирал Колиньи из рода Монморанси и принц Конде Бурбонский приняли новую религию, гугеноты превратились в действительно опасную силу.

В 1560 г. Конде и Колиньи придумали план захватить тогда еще совсем юного короля Франциска II и силой оградить его от советников Гизов. Конспираторы прибыли в Амбуаз, где находился тогда король. Здесь, где долина Луары пересекает страну, короли Валуа со своей свитой проводили так много времени, как только было возможно; там был построен огромный замок – крепость с массивными башнями и величественным орнаментом в итальянском стиле, один из самых прекрасных образцов эпохи Ренессанса. Гизы раскрыли заговор, однако Екатерина Медичи предотвратила казнь главных заговорщиков, Конде и Колиньи. Впрочем, Гизы были слишком властны, чтобы слушать ее, поэтому ей пришлось прибегнуть к помощи Бурбонов.

Екатерина надеялась снять напряженную ситуацию созданием того пространства, где конфликт гугенотов и католиков мог бы разрешиться, поэтому в 1561 г. она получила согласие кальвинистов и католиков выступить на общем собрании, позже вошедшем в историю как коллоквиум в Пуасси, и рассказать о своей доктрине. Сама не имея религиозных предпочтений, Екатерина надеялась, что диспут поможет сгладить противоречия. Ее план, как мы видим, почти идеально совпадал с замыслом Елизаветы I Английской и ее концепцией религиозных поселений, которые стали появляться в Англии примерно в это же время. Но дела пошли не слишком хорошо. У Франции того периода просто не было шанса для объединения церквей или для проявления религиозной толерантности, поскольку обе стороны были буквально убеждены в своей победе.

Шаг королевы навстречу гугенотам шокировал истинных католиков и заставил их собрать армию против протестантов. Гизы всегда были убежденными противниками гугенотов, и религиозный кризис сделал их еще более влиятельными, чем это было ранее. Под предводительством Гизов самые радикальные католики объединились в большой влиятельный блок (как гугеноты), очень опасный для монархии Валуа и для французской короны. Они были верны Парижу, самому крупному и наиболее важному городу. Под их контролем находились огромные территории Северной и Северо-Западной Франции, где они могли набирать армию и оплачивать ее. Их поддерживал папа, иезуиты и Филипп II, который не любил Гизов. Однако он не желал упустить шанс использовать разрозненность Франции для своих целей. Гугенотов поддерживала Елизавета I.

В 1562 г. герцог Гиз, проезжая мимо небольшого городка Васси со своими слугами, пришел в бешенство, увидев группы гугенотов, отправлявшихся на моление в овин, и приказал своим людям убить их. Этот прецедент и дал начало французской войне. Однажды начавшись, война уже не могла остановиться. Гугеноты были явно в меньшинстве, но они настолько овладели искусством ведения боя, их армии стали столь профессиональны, что они были непобедимы. Те, кто не участвовал в битвах, страдали не меньше солдат: на каждое сражение приходилось несколько набегов, осад, грабежей, кровавых мародерств. Мирные договоры заключались только для того, чтобы тут же быть нарушенными. Основные предводители и зачинщики с обеих сторон вскоре были убиты (но не в битве – наемными убийцами): герцог Гиз в 1563 г. и принц Конде в 1569 г. Эти убийства положили начало кровавой вражде: католики и гугеноты требовали мести. Обе стороны были способны держать войска в полной боевой готовности долгие годы, их операции финансировались из налогов, поступавших в казну, и возглавлялись аристократами-бездельниками, которые любили драки и пиратство.

После 10 лет сражений казалось, что гугеноты взяли верх. В августе 1572 г. в период краткого перемирия сливки знати гугенотов собрались в Париже, чтобы отпраздновать свадьбу их лидера, молодого принца Бурбонов Генриха Наваррского (1553—1610), и сестры короля Карла IX. Но не все присоединились к торжествам. Для молодого Генриха, герцога Гиза (1550—1588), и для королевы-матери это было доказательством того, что гугеноты теперь полностью контролируют короля и страну. Адмирал Колиньи был теперь главным советником Карла IX и настоятельно рекомендовал мягкохарактерному королю изменить политику Франции в области международных отношений, объявить войну Испании и оказать содействие бунту в Голландии. Терпение Екатерины Медичи иссякло. Будучи вне себя от ярости от столь сильного влияния Колиньи на ее сына, она приказала убить адмирала. Спустя три дня после свадьбы, 21 августа, убийца выстрелил в него, но только серьезно ранил. Теперь Екатерина отбросила все предосторожности и поспешно присоединилась к Гизам в надежде пошатнуть главенство гугенотов. Она убедила Карла IX, что гугеноты, возглавляемые Колиньи, замышляли его убийство и хотели захватить власть; играя на нервах короля, как музыкант на скрипке, она получила согласие короля на внезапное нападение на лидеров гугенотов.

Вскоре после полуночи 24 августа, в день святого Варфоломея, вооруженные воины ворвались в дома гугенотов. Герцог Гиз лично убил Колиньи, отомстив таким образом за убийство своего отца. Принц Генрих Наваррский пытался сохранить себе жизнь, обещая стать католиком. К рассвету весь город захлебнулся в истерических криках: «Убить! Убить!» Были безжалостно убиты даже женщины и дети, а их тела сброшены в Сену. Известный ученый Петрус Рамус был убит во время чтения молитвы, и его ученики несли его тело по улицам. Должники убивали своих кредиторов. Казалось, этот кошмар никогда не прекратится. Такова была Варфоломеевская ночь, когда более 300 гугенотов были убиты на улицах Парижа. Позже стало известно, что еще несколько тысяч было убито в провинциальных городах. Когда слухи достигли папы римского, он был настолько обрадован этим, что даровал гонцу 100 крон. Екатерина Медичи торжествующе смеялась, увидев Генриха Наваррского на первой в его жизни литургии. Карл IX же в буквальном смысле заболел от осознания вины за то, что нарушил обязанности короля. Он был мудрее своей матери и понимал, что кровавая ночь сильно уронила престиж Валуа.

Когда Карл умер в 1574 г., его сменил экзальтированный Генрих III. Новый король быстро стал ненавидим подданными за деньги и почести, изливающиеся на его миньонов – придворных фаворитов, не говоря уже о немыслимых балах и маскарадах, на которых (согласно скандальным записям французского историка) король «часто являлся одетым как женщина, с длинным жемчужным ожерельем». Болезненная экстравагантность Генриха была унаследована от матери. Однако это не относилось к его внезапным приступам религиозности, когда он начинал вести отшельнический образ жизни или ходил босой в раже покаяния. При этом короле – последнем из династии Валуа – католико-гугенотский конфликт достиг своего пика. Обе стороны видели в короле лишь лицемера, они отвергли его стремление к заключению мира и делали все, чтобы сломить верховную власть. Гугеноты, несмотря на огромные потери во время Варфоломеевской ночи и смерть многих лидеров, по-прежнему занимали основные города Западной Франции, например Ла-Рошель. Самые сильные их части располагались на юге в независимом Лангедоке. Радикально настроенные католики организовали в 1576 г. так называемую священную лигу и дали обет истребить еретиков и установить на французском троне господство католиков, таких как Генрих, герцог Гиз. Лидеры обоих движений развязывали восстания. Теория Кальвина была специально переписана так, чтобы показать, что тираны нарушили свой договор с людьми и их необходимо свергнуть. Иезуитские писатели согласились с мнением лиги, что король, который предал церковь, должен быть свергнут. Что касается лиги, то Генрих Гиз был превосходным предводителем, храбрым, энергичным, с боевым шрамом на щеке. Но и гугеноты могли гордиться своим претендентом на трон – принцем Генрихом Наваррским, который быстро забыл о своем обещании перейти в католичество, данном во время Варфоломеевской ночи. Это был легкий на подъем и очень энергичный король, обладающий одним бесценным качеством: он был единственным правителем Франции конца XVI в., который стремился сохранить свою страну так же, как самого себя.

Поворотной точкой французского кризиса стал рубеж 1588—1589 гг., начало войны трех Генрихов: Гиза, Валуа и Наваррского. Конфликт начался тогда, когда герцог Гиз предпринял отчаянную попытку занять трон.

Ему стоило быть более острожным, поскольку он опирался на деньги Филиппа II, который сам хотел стать королем Франции! (Третья жена Филиппа была из династии Валуа.) В 1588 г. испанский король приказал Гизу устроить бунт в Париже, чтобы отвлечь Генриха III от испанской армады, пока та атакует Англию. Гиз проник в Париж против воли Генриха. Он спровоцировал городские низы напасть на охрану короля, чтобы проникнуть в Лувр. Прежде чем он решился ворваться во дворец и убить короля, его потенциальная жертва уже успела покинуть город. Тем не менее он теперь мог влиять на короля. Он заставил сделать себя коннетаблем Франции и диктовал свою политику, собирая Генеральные штаты в Блуа в 1588 г. Единственным минусом было то, что покровитель герцога, король Филипп II, был с позором разбит англичанами и не мог больше поддерживать своего французского агента.

Королевский замок Блуа был последним местом отступления Генриха III. Этот сложный и запутанный замок со знаменитыми открытыми лестницами, массой комнат и секретных проходов находился в центре долины Луары. Неподалеку располагался Амбуаз, где нашел уединение брат Генриха, и Шенонсо, где растратила свое состояние его мать. Екатерина Медичи не могла более вмешиваться в судьбу страны, поскольку была смертельно больна. Подражая матери, Генрих задумал убить Гиза. «Он не отважится», – заметил герцог, но он недооценил Валуа. 23 декабря 1588 г. стражники короля окружили Гиза и убили его. Королева могла слышать отдаленные звуки, поскольку умирающий герцог волочил на себе убийц через царские комнаты к ее спальне.

Генрих III присоединился к гугенотам в порыве покончить с католической лигой. Он объединил силы с Генрихом Наваррским, которого избрал своим преемником, и они выступили сообща против католического Парижа. Но расплата за убийство Гиза наступила быстро – в июле 1589 г. Генрих III был убит монахом-фанатиком, который спрятал кинжал в рукаве рясы. Остался только один из Генрихов. Смогут ли французские католики признать этого принца-еретика королем Генрихом IV?

Сильной стороной нового короля было отвращение к анархии. Многие французы страстно желали мира и стабильности. Эссеист Мишель Монтень (1533—1592) был политиком, не принимавшим теологию. Таков был и теоретик Жан Боден (1530—1596), чьи «Шесть книг о республике» провозглашали становление сильного суверенного государства в руках разумного короля. В Генрихе IV политики видели французского правителя, которому можно было доверить власть и который был защитником гуманизма и честности (в отличие от Екатерины Медичи) и отличался прагматичным характером. И все же Генриху понадобилось 10 лет, чтобы закончить войну. Со смертью Гиза католическим предводителем стал Филипп II, который попытался свергнуть Генриха IV и посадить на престол испанского инфанта. В начале 1590 г. испанские войска неоднократно вторгались из Фландрии и не давали Генриху занять его собственную столицу. Парижане продолжали верить священникам лиги, которые говорили, что истинные католики скорее съедят своих собственных детей, чем пойдут на сговор с еретиками. В 1593 г. Генрих решил, что он должен пройти через отречение от протестантизма. «Сегодня я поговорю со священником, – сказал он своей жене. – В воскресенье я совершил опасный шаг» (речь шла о посещении мессы). Решение Генриха, укрепленное его политическим поворотом, разозлило католиков еще больше, чем гугенотов, однако папа был вынужден признать его власть. Париж открыл свои двери королю, который, въезжая в город, приветствовал снятой шляпой всех хорошеньких девушек.

В 1598 г. Генрих IV и Филипп II наконец подписали мирный договор, восстановив соглашение 1559 г. Испания не получила ничего. В тот же год Генрих откупился от последних представителей лиги деньгами и титулами и примирил гугенотов Нантским эдиктом. Этим эдиктом Генрих положил начало долгому религиозному перемирию. Он провозгласил католицизм официальной религией Франции и запретил реформаторам совершать богослужения в пределах 5 лиг от Парижа. Те из знати, кто выбрал иной путь, могли исповедовать свою религию дома, а буржуа и гугеноты – в специально отведенных местах.

Гугенотам, населявшим около двух сотен городов, по большей части на юге, была гарантирована полная религиозная свобода, включая право основывать свои школы и печатать трактаты. Более половины городов были укреплены гугенотами за счет казны. К тому же на территории всей страны гугенотам была обещана «вечная и непререкаемая» свобода совести, гражданских прав и право поступления на государственную службу. Король учредил специальные суды – наполовину из католиков, наполовину из гугенотов.

Завершение Религиозных войн во Франции, закончившееся подписанием Нантского эдикта, было, по сути, победой католицизма. Франция стала католической страной с королем-католиком. Хотя Генрих IV временно исключил иезуитов и отрекся от фанатизма радикального католичества, в то же время можно считать эдикт и своеобразной победой протестантизма – ведь он гарантировал гугенотам крепкую позицию в стране. Хотя гугеноты потеряли своего лидера, такое отношение было подарком со стороны короля. В любом случае компромисс 1598 г. стал символом превосходства политики над религией. Главным уроком периода Религиозных войн во Франции стал политический: что сильное правительство было единственным способом прекращения хаоса бунтов и восстаний. На этой основе XVII в. и будет воздвигнута сильная абсолютная монархия Людовика XIV.

Восстание в Нидерландах

В середине XVI в. жители Нидерландов вели свой собственный образ жизни, несхожий с испанским или французским. Это было деловое население городов и портов с самым высоким уровнем здоровья в Европе. Их жители были образованны в плане языков и открыты для общения с чужеземцами. Их страна была разделена на 17 автономных провинций, из которых самыми влиятельными были Фландрия, Брабант и Голландия. Большая часть населения говорила на смешанном немецком (фламандском или голландском), а валлоны, которые жили в южных провинциях, изъяснялись на французском диалекте. Население Нидерландов проживало на границе Северной и Западной Европы, там, где берег Северного моря перерезался реками, протекавшими по Германии и Франции. Основные фламандские города – производители одежды и тканей Брюгге и Гент – не были столь успешны, как в конце Средних веков, но к XVI в. предприимчивые нидерландцы развили более эффективную экономическую модель. Теперь самым крупным городом и главным финансовым и портовым центром Европы стал Антверпен. Одежда из Англии, специи из Португалии, шерсть из Испании, металл из Германии, вино из Франции, шелк из Италии и зерно из стран Балтики оседали в Антверпене для обмена северных и южных продуктов. Антверпен и другие города Нидерландов были ведущими промышленными центрами, и их моряки главенствовали на рыбной ловле в Северном море.

Правителем Нидерландов был герцог Бургундский, с 1506 по 1556 г. этот титул принадлежал императору Карлу II. Нидерландам не пришлось жаловаться на столь длительное правление Карла, поскольку он сохранил все местные обычаи и привилегии и они занимались своими собственными делами. Император собирал деньги с Нидерландов на военные нужды, но оставил центральное управление страной в руках знати, а правление городов – в руках купцов и торговцев. Торговая знать контролировала и провинциальные земли, и центральные. Они отказывались платить налоги до тех пор, пока их претензии не были удовлетворены. Они стали сами собирать налоги, оставляя излишек себе. Правительство Нидерландов было сложно для управления, поскольку от каждого делегата из 17 провинций требовалось согласие на любое, даже самое незначительное изменение. Карл был не в состоянии остановить распространение протестантизма – нидерландцы были восприимчивы к новой религии. Они были чрезвычайно терпимы к религиозным изменениям, что выразилось в творчестве их выдающегося гуманиста Эразма Роттердамского. Начиная с 1520-х гг. лютеранская и анабаптистская церкви широко распространялись по стране, несмотря на старания Карла изгнать ересь.

Когда в 1556 г. титул герцога Бургундского унаследовал Филипп II, он посчитал Нидерланды жизненно необходимыми для своей империи. Антверпен был основным центром сбыта для испанской шерсти и вина, а Нидерланды поставляли в Испанию зерно, древесину, ткани, оружие и ртуть для серебра Филиппа. Но когда Филипп попытался внедрить испанскую политическую и религиозную систему в Нидерландах, он встретил ожесточенное сопротивление. Сам Филипп с 1559 г. предпочитал не появляться в Нидерландах. Он не говорил по-голландски, не верил советникам и управлял страной по данным из донесений. Вскоре он обнаружил, что политическая структура этой страны не соответствует испанским стандартам. Жители Нидерландов не разделяли мнение Филиппа. Карл V был другом страны, Филипп – чужестранцем. Знать вскоре обнаружила, что их власть в Брюсселе и Мадриде была сильно стеснена. Окончательно накалили ситуацию религиозные противоречия. С 1550 г. кальвинизм проник из Франции в провинции Валлонии и Фландрию. Антверпен стал оплотом кальвинизма. Когда Филипп понял, что его инквизиторы не могут изгнать еретиков, в 1561 г. он лично переустроил церковь в Нидерландах, увеличив количество священников с 4 до 16, при этом каждого назначая лично.

Испанский абсолютизм Филиппа II имел трагические последствия для Нидерландов. Торговцы стали солдатами, открытость и радушность по отношению к чужестранцам превратилась в национализм, религиозная терпимость сменилась кальвинистским фанатизмом. Но, как мы видим, переворот в Нидерландах был лишь наполовину удачен. Семь северных провинций стали протестантскими и свободными; десять южных (половина Германии и половина Валлонии) приняли политику Испании и католицизм. Это деление было по большей части случайным. В 1560 г. южные провинции были более нетерпимы по отношению к Филиппу II, чем северные, и там был значительно распространен протестантизм. Но, случайно или нет, это разделение закрепилось навсегда. Между 1560 и 1600 гг. происходит формирование наций Голландии и Бельгии.

Восстание против Испании было спровоцировано аристократией Нидерландов. Три представителя знатных родов, принц Оранский и графы Эгмонтский и Хорнский, а также члены Государственного совета старались склонить Филиппа прекратить свою политику. Но их чаяния не увенчались успехом. Тогда в 1556 г. небольшая группа аристократов ходатайствовала королю против действий инквизиции на территории Нидерландов и просила остановить истребление протестантов. «Почему мы должны бояться этих нищих?» – льстиво спросил придворный, когда петиция нескольких сотен джентри была официально зачитана регенту Филиппа в Брюсселе. И брошенный группой крик «Долгая жизнь нищим!» неожиданно стал лозунгом восставших. Кальвинисты распространились повсюду в Нидерландах, они разжигали в своих слушателях ненависть не только к священникам, но и к любым проявлениям католицизма. Летом 1566 г. сотни церквей были разграблены. Некоторые стали позже местами тайных собраний по образцу Женевы. Эта «ярость кальвинистов» шокировала жителей Нидерландов и заставила Филиппа обратиться к жестоким мерам. Герцог Альба прибыл в Нидерланды в 1567 г. с 10 тысячами вооруженных испанских воинов и почти сломил всю оборону нидерландских противников испанской короны. Альба арестовал и казнил несколько тысяч еретиков и присвоил себе их собственность. Он перечеркнул всю деятельность местного парламента и установил непомерно высокие налоги. Только одинокая группа изгнанников во главе с принцем Оранским пыталась оказать сопротивление Филиппу.

Восстание в Нидерландах назревало медленно – в среде восставших не было единства. Как гугеноты во Франции, бунтовщики в Нидерландах мыслили деструктивно, а не конструктивно. Они не пытались объединить страну; каждая из семнадцати провинций старалась сохранить свою автономию. Аристократы и торговцы, кальвинисты и католики были едины только в своей ненависти к Филиппу II. С 1567 по 1584 г. главарем восставших был принц Вильгельм Оранский (1533—1584), личность, чрезвычайно схожая характером с предводителем гугенотов Генрихом Наваррским. Названный Вильгельмом Молчаливым за то, что он умело скрывал свои намерения, принц на самом деле был чрезвычайно деятельным и активным. В целом он был обычным человеком, настолько погрязшим в долгах, что кредиторы отказывались давать ему деньги. Он был религиозным оппортунистом, сменившим лютеранство на католицизм, а его – на кальвинизм. К 1560 г. он снискал славу несерьезного и ветреного человека. Но, призванный встать во главе армии против испанской тирании, он проявил большой патриотизм и волю. Принц Вильгельм обратился напрямую к простым людям, пропустив мнение глав города и подданных-аристократов, при этом аккуратно избегая присвоения диктаторской власти. Практически в одиночку он привел к единому знаменателю все религиозные и классовые различия и превратил Нидерланды в единую нацию. Благодаря Вильгельму бунт разрастался, но не это было его основной целью, а создание цельной, единой страны. Вместо этого на протяжении 1570-х и 1580-х гг. 17 провинций разделились на две части – бунтующий север и испанский юг. Так Вильгельм снискал славу великого разделителя.

Наивысшего напряжения ситуация достигла в 1572 г. – го ду Варфоломеевской ночи, когда восставшие решили захватить часть портов в провинциях Зеландии и Голландии. Этим морским бродягам пришлось преодолеть сопротивление местной оппозиции – католиков. Захватив территории, граничащие с Зейдер-Зе, восставшие получили место для своих укреплений. Испанцы более не пытались захватить Голландию и Зеландию – дамба могла быть открыта, и вся армия была бы смыта. Религиозные и политические беженцы с южных территорий Нидерландов переместились в бунтующий Зейдер-Зе, и кальвинизм обрел прочную основу. Это и было началом разделения Нидерландов на две части.

В конце 1570 г. Вильгельм Молчаливый близко подошел к осуществлению своей мечты по соединению провинций, а Филипп мог потерять не только север, но и юг. В 1576 г. испанский гарнизон сбежал из южных провинций – армии два года никто не платил. Они разграбили Антверпен и убили около 8 тысяч жителей. Это убедило жителей Брабанта и Фландрии, что они должны сами присоединиться к бунтующему северу. В 1577 г. все провинции присоединились к Брюссельскому союзу, забыв о религиозных разногласиях и дав обет сражаться с Испанией до тех пор, пока Филипп не восстановит все их привилегии и не выведет свои войска. В 1578 г. на военной арене появилась новая фигура: командир испанцев, граф Парма, лучший генерал Филиппа с почти 20 тысячами солдат. Как только Парма одержал несколько побед на юге, он отделил франкоговорящие провинции Валлонии от бунтовщиков. Парма обратился к ним скорее по религиозным причинам, а не по лингвистическим. Как могли честные католики объединиться с кальвинистами? В 1579 г. он собрал южные провинции в Аррасскую унию и атаковал Вильгельма, стремясь присоединить север к Утрехтской унии. В 1581 г. правительство Нидерландов сместило Филиппа II и провозгласило независимость Голландской республики.

В 1580-х гг. обе стороны соперничали друг с другом, параллельно защищаясь от испанцев. После того как Парма взял главные фламандские города в 1584 г., Брюссель и Антверпен в 1585 г., он захватил почти весь юг Рейна. Новая волна беженцев обрушилась на север. Филипп надеялся, что семь восставших провинций усмирятся, если он сможет захватить их лидера. Он объявил Вильгельма Молчаливого вне закона и обещал 25 тысяч монет за его убийство. Многие пытались получить эти деньги, и в 1584 г. католик-фанатик ворвался в дом принца в Делфте и убил Вильгельма, выстрелив в него из пистоли.

После смерти своего лидера и вдохновителя Голландская республика оказалась в безнадежном положении. Голландцы обратились за помощью к Германии и Франции, но в ответ получили немногое. Они обратились к Елизавете I, королеве Англии, которая прислала небольшую армию под командованием неумелого эрла Лейстера. Два года (с 1585 по 1587) англо-голландская армия безнадежно удерживала Рейн. Филипп II, вспомнив свою победу над турками в Лепанто, подсчитал, что такой удар сможет смять голландцев и англичан. Он собрал огромный флот, прозванный Непобедимой армадой, чтобы очистить Английский канал и Северное море от голландских и английских кораблей, подавить восстание в Нидерландах, сместить королеву-еретичку с английского престола и уничтожить североатлантический протестантизм.

Елизаветинская Англия

Британские острова, которые готовился завоевать Филипп II в 1588 г., представляли собой три совершенно разных страны. В Англии во время правления «доброй королевы Бесс» царил мир и достаток, каких не было ранее. Англичане по какому-то странному стечению обстоятельств сотворили из своего окруженного водой острова преуспевающую, динамично развивающуюся страну. Шотландия, напротив, по-прежнему оставалась дикой землей. Шотландцы управляли своими делами с большим трудом. Это было время Марии, королевы Шотландской, и убежденного евангелиста Джона Нокса. Ирландия, едва встававшая на ноги, была страной кровной мести и рогатого скота – без правительства и защиты против вторжения. На протяжении конца XVI в. ирландцы постепенно попадали в зависимость от английского влияния. И при этом все три страны прошли через религиозный кризис Западной Европы. Протестанты и католики были везде.

Когда королева Елизавета I (правившая в 1558—1603 гг.) взошла на английский престол, религиозные вопросы, без сомнения, были самыми проблемными. Возвращаясь к 1530-м гг., когда правил ее отец Генрих VIII (годы правления 1509—1547), который так легко отделился от Рима, стоит отметить складывающуюся атмосферу циничности: Генрих пригласил аристократию и джентри, которые были в парламенте, официально закрепить отделение от папства, дающее им огромную власть, и продал им церковные земли по очень низкой цене.

В те дни только очень немногие, например сэр Томас Мор, были готовы умереть за старую церковь. Только немногие, как Уильям Тиндейл, который перевел Библию на английский язык, предлагали откровенно обсудить доктрину Лютера. Но к 1550 г. атмосфера поменялась. На протяжении правления брата Елизаветы Эдуарда VI (1547—1553) радикальные протестанты усовершенствовали доктрину англиканской церкви. Во время своего успешного правления страстная католичка, сестра Елизаветы королева Мария Тюдор (1553—1558) силой объединила церковь с римской и сожгла на кострах несколько сотен несчастных протестующих. Этот короткий период, столь напомнивший период правления Валуа во Франции, поселил в сердцах людей религиозный гнев. Было неясно, пойдет ли Елизавета по пути отца или продолжит дело Марии.

Она поступила по-своему. Елизавета I была единственной правительницей в Западной Европе конца XVI в., которая смогла решить религиозный вопрос. Несмотря на громкое осуждение со стороны кальвинистов и тайные общества католиков, она безошибочно выбрала для себя политику мира и компромисса и не прогадала. Уже только этого достаточно, чтобы признать Елизавету лучшим политиком своего времени. К слову, она была намного более привлекательна как королева, а не как человек. У нее был сильный, вспыльчивый характер и острый язык. На самом деле она была нерешительная, уклончивая и сомневающаяся, но старалась это не показывать. Ее несчастным советникам приходилось расплачиваться головой за любые провинности. Она была скромна в своих расходах и, хотя много тратилась на наряды, позволяла своим преданным фаворитам развлекать ее, не возрождая пустые пышные церемонии, как при Екатерине Медичи, или строя памятники, как это было при Филиппе II. В эпоху, когда управление страной считалось исключительно мужским делом, Елизавета отказалась выходить замуж, не желая ни с кем делить власть. Однако она вполне разрешала принцам быть ее фаворитами. Будучи в том возрасте, когда женщина уже должна озаботиться появлением ребенка, а королева – наследником, Елизавета объявила всем о своей девственности, продолжая при этом заигрывать с мужчинами до самой старости. И все же она была самой великой правительницей Англии за всю ее историю.

Самым первым и основным ее делом была организация религиозных поселений между 1559 и 1563 гг. Новая королева не терпела католическую церковь, установленную ее сестрой Марией, восстановленное ее братом Эдуардом протестантское духовенство (многие из которого вернулись из Женевы и других кальвинистских центров) и парламент, разделявшийся на католическую палату лордов и протестантскую палату общин. Королева и парламент вместе работали над реорганизацией церкви так, чтобы можно было соединить католическую структуру с протестантскими догматами. Целью было узаконить и допустить как можно большее религиозное разнообразие. Всем англичанам было предписано посещать национальную церковь, но никакие внутренние убеждения не критиковались публично. При Елизавете не было охоты за еретиками, инквизиции, костров, только система взимания платы с тех, кто не причислял себя к англиканской церкви. Менее 5 процентов духовенства ушли в отставку (их сменили протестанты); остальные послушно платили налог. Королева сама назначала священников и иногда держала места в церкви свободными долгие годы, чтобы сократить расходы: церковь при Елизавете полностью подчинялась государству. Конечно, многие убежденные верующие не воспринимали англиканскую церковь. Однако только самые радикальные кальвинисты и наиболее убежденные католики не соглашались признать красоту англиканской литургии, и вскоре многие англичане свыклись с новой системой.