Кровавое наследие

– Ты учти, приятель! – крикнул уже вслед моряк. – Лучше подождать!

Доспехи провели Норрека через маленький городок, направляясь к южной части гавани. Матросы и местные жители глазели на него – выходцы с запада попадались здесь нечасто, – но никто ничего не сказал. В крохотном городишке порт наверняка представлял собой средоточие деловой жизни. Норрек размышлял, стала бы гавань выглядеть более впечатляюще при солнечном свете, но сомневался, что ему когда-нибудь представится возможность увидеть ее такой.

Добравшись наконец до южной окраины порта, ветеран ощутил какое-то беспокойство. По сравнению с тем, что Норрек видел до сих пор, этот участок выглядел ветхим, а несколько замеченных фигур показались ему такими же отвратительными, как те несчастные дураки, пытавшиеся ограбить его.

Наихудшим же здесь было то единственное судно, которое треклятые латы выбрали для путешествия.

Если бы какой-то темный дух извлек давно затонувший корабль из недр морских, а потом потерпел неудачу в не слишком-то скрупулезной попытке придать ему хоть сколько-то приличный вид, – даже тогда корабль не выглядел бы так зловеще, как «Ястребиный огонь», представший перед глазами Норрека. Три мачты торчали как долговязые скелеты часовых, полуобернутые в саваны-паруса. Резную фигуру на носу когда-то, вероятно, представлявшую собой соблазнительную русалку, так истрепали стихии, что теперь она напоминала уродливого хохочущего водяного. Что до самого корпуса, то его деревянную обшивку покрывали застарелые смоляные пятна и шрамы зарубок. Это заставило Норрека задуматься, не участвовал ли корабль в своем давнем ярком прошлом в войне или, что более вероятно, не ходил ли он под пиратским флагом.

Экипажа видно не было, лишь на баке стояла одинокая сухопарая фигура в мундире. Несмотря на свою неуверенность в безопасности такого путешествия, Норреку приходилось делать то, что требовали от него доспехи. Не медля, они провели своего бедолагу-носителя по сходням к изможденной костлявой фигуре.

– Чего надо?

Скелет оказался пожилым мужчиной с пергаментной кожей, совершенно лишенным плоти под этой тонкой оболочкой жизни. Один глаз невидяще уставился в какую-то точку слева от Норрека, в то время как второй, налитый кровью, подозрительно озирал пришельца.

– Место пассажира в рейсе к Лут Голейну, – ответил Норрек, пытаясь покончить с этим делом как можно быстрее.

Если он будет покорно сотрудничать, то, возможно, доспехи Полководца дадут ему немного свободы передвижений.

– В порту стоять другие корабли! – буркнул капитан с сильным акцентом. Его белые как древняя кость волосы под широкополой шляпой сходились в косицу. Выгоревший зеленый мундир, китель морского офицера одного из Западных Королевств, вероятно, сменил нескольких владельцев, прежде чем достаться нынешнему. – Нет время на пассажир!

Стараясь не обращать внимания на зловонное дыхание грубияна, Норрек придвинулся ближе:

– Я хорошо заплачу.

Поведение капитана мгновенно изменилось.

– Ну?

Доверившись латам – не подвели же они его (хотя как сказать…) на постоялом дворе, солдат продолжил:

– Все, что мне нужно, – это каюта и еда. Если во время путешествия меня никто не потревожит – тем лучше. Просто доставьте меня в Лут Голейн.

Смертельно-бледная фигура изучала его.

– Латы? – Капитан потер подбородок. – Офицер?

– Да.

Пусть думает, что Норрек дезертир в бегах. Наверное, это повысит цену, зато капитан будет больше доверять ему. Ясно, что Норреку необходимо убраться отсюда.

Старик почесал заостренный подбородок. Норрек заметил татуировку на худом запястье, прячущуюся в широком рукаве кителя. Уверенность в том, что корабль флибустьерский, упрочилась.

– Двенадцать драхлин! Спать один; есть один, говорить с экипажем мало! Покинуть корабль по прибытии!

Норрек был согласен со всем, кроме цены. Как соотносятся драхлины с деньгами его земли?

Впрочем, тревожиться не о чем. Левая рука разжалась, обнаружив на ладони в перчатке несколько монет. Капитан жадно зыркнул на них и сгреб все разом. Прикусив одну и удостоверившись в подлинности, он ссыпал деньги в потрепанный мешочек на своем поясе.

– Идем!

Он проковылял мимо Норрека, только что обнаружившего, что левая нога капитана закреплена в лубке – двух дощечках, тянущихся от бедра до самого сапога. Судя по перевязке и собственному опыту полевой хирургии, ветеран подозревал, что его «гостеприимный» хозяин без этой шины даже стоять бы не смог. Капитану надо бы получше следить за ногой (да и не только), но бинты и лубок выглядели так, словно их когда-то давно наложили, а потом просто забыли.

Сколько бы ни составляла сумма в двенадцать драхлин на земле Норрека, первый же взгляд на каюту дал ему понять, что с него содрали втридорога. Даже комната в трактире выглядела намного уютнее этой каморки. Размерами она едва ли превосходила чулан, а единственным удобством была лишь шаткая койка, одним краем прибитая к дальней переборке. Простыни, все в пятнах, выглядели словно куски материи, наспех оторванной от парусов, такие они были грязные и грубые. В каюте воняло тухлой рыбой, а на полу были заметны следы насилия. В углах под потолком висела ажурная паутина, трепещущая на сквозняке, тянущемся из открытой двери и щелей в полу, обрамленных зеленоватым мхом.

Зная, что выбора у него нет, Норрек постарался скрыть отвращение.

– Благодарю, капитан…

– Каско, – фыркнул скелет. – Внутрь! Еда по склянкам! Понимать?

– Да.

Коротко кивнув, капитан Каско оставил пассажира обустраиваться. Вняв совету, Норрек закрыл дверь и сел на сомнительное ложе. Неприятностей добавляло и то, что в каюте не было даже иллюминатора, а значит, облегчения от зловония не будет.

Он пошевелил руками, потом проверил ноги. Похоже, за сотрудничество он удостоился свободы движений, только вот надолго ли? Норрек полагал, что на «Ястребином огне» доспехи не доставят ему много неудобств. Чего им было ожидать – разве только что Норрек шагнет за борт и погрузится на дно морское? Хоть проблемы и множились, он не собирался пока сводить счеты с жизнью, особенно таким ужасным способом. Кроме того, Норрек сомневался, что ему удастся даже это, – доспехам он все еще нужен живым.

Не придумав, чем занять время, он решил попробовать уснуть. Несмотря на вонь – а возможно, именно из-за нее, – Норрек ухитрился задремать. К несчастью, его сны вновь оказались пугающими, ибо большей частью они даже не были его собственными.

Опять он жил как Бартук, получая удовольствие от чудовищных спектаклей, постановщиком которых и выступал. Поселения, не сразу признающие его господство, пали перед его неистовым гневом, а городских старейшин и всех, сделавших неправильный выбор, топили, четвертовали, заживо сдирали с них кожу – в назидание прочим. Визджереи, пойманные на шпионаже, превратились в жуткие канделябры, не только освещающие покои Полководца, но заставляющие дрожать даже его демонических слуг. Бил колокол…

…выдергивая благодарного Норрека из сна. Он заморгал, наконец сообразив, что действительно уснул, а теперь склянки зовут на ужин. Хотя солдат и сомневался, что здешняя еда придется ему по вкусу, чувство голода было так велико, что Норрек не мог больше игнорировать его. Кроме того, он не хотел рисковать – ведь доспехи опять вызовут демонов, чтобы накормить его. Сложно сказать, что они могут посчитать съедобным…

Закутавшись в плащ, боец шагнул наружу и увидел несколько потасканных угрюмых людей, спускающихся в недра корабля. Предположив, что они тоже собираются поесть, Норрек проследовал за ними в весьма ветхую на вид кают-компанию, где и получил ломоть черствого хлеба и миску с подозрительным мясом, заставившую добром вспомнить похлебку трактирщика-грабителя.

Один взгляд на сердитую группку убедил Норрека отправиться восвояси. Поднявшись с едой на палубу, он ненадолго задержался у перил, чтобы вдохнуть немного свежего морского воздуха, прежде чем снова спуститься в духоту каюты.

Ему на глаза попалась фигура, стоящая на окутанном туманом пирсе.

Миска выскользнула из рук, варево разлилось по палубе, но Норрек не заметил этого.

Фаузтин. Даже закутанный в балахон – это мог быть только Фаузтин, и никто другой!

Мертвые глаза бывшего товарища смотрели прямо на Норрека. Даже отсюда воин видел зияющую дыру на шее визджерея.

– Дурак! – взревел за спиной Норрека Каско. – Грязь! Ты мыть сам! Помощи нет!

Ошеломленный ветеран через плечо оглянулся на сердитого капитана, затем увидел пролитую похлебку. Пара кусков мяса шлепнулась на носок сапога Бартука.

– Мыть! Помощи нет! Нет сегодня еды! – И Каско захромал дальше, бормоча на своем родном языке нечто, без сомнения, унизительное для дьявольских чужаков.

Несмотря на ярость капитана, Норрек немедленно забыл, что остался без пищи, – его взгляд поспешно вернулся к пирсу в поисках…

Никого. Никакого мертвеца, наблюдающего за ним. Призрак испарился – если он вообще когда-нибудь там был.

Руки тряслись; солдат, пошатываясь, подался назад, не помня ни о чем, кроме представшего перед ним ужасного образа почти обезглавленного Фаузтина, мертвого Фаузтина с его пустыми осуждающими глазами…

Забыв о категорическом требовании капитана Каско убрать грязь с палубы (подходящее слово для мерзкого варева), Норрек поспешил в свою каюту, захлопнул за собой дверь и не осмеливался даже вздохнуть, пока снова не рухнул на койку.