Короли рая

Он вгрызался в куриные ребрышки; его лицо и руки были выпачканы маслом, прищуренные глаза по-прежнему смотрели вниз. Он молчал.

Рока постарался вспомнить книгу. Вот оно, подумал он, теперь нет места малодушию. Он прочистил горло.

– Я сын Бэйлы. Я хочу поговорить.

Каро перестал жевать. Он отложил обглоданные кости.

– Мы думали, ты помер. Сколько зим?

Рока не понял, какое это имело значение.

– Двенадцать.

– Выглядишь на пятнадцать. – Вождь посмотрел оценивающе, как дверной страж и Красноносый, и позволил Роке нарушить молчание.

– Сегодня к нам домой приходили мужчины с ездовыми псами и требовали серебро. Зачем?

Каро обвел взглядом стол, и голос его стал тихим.

– Бэйла в долгу. Каждый владелец очага платит с урожая, и вдобавок за землю.

Рока следил за глазами вождя.

– Тогда мы заплатим. Не надо посылать людей с оружием в метель. Сколько?

Вождь приподнял бровь и поерзал на сиденье.

– Несколько унций. Можете заплатить зерном, или животными, или орудиями, или работой в пользу города, если у вас больше ничё нет.

Рока все еще чувствовал: он что-то упускает.

– Почему мы никогда не платили раньше?

Губы Каро поджались, а глаза сузились, и Роке он напомнил испражняющегося на морозе пса.

– Бэйла… ей… помогали.

Рока мгновенно увидел образ своего отца. Своего мертвого, негласного отца, который, по словам матери, охотился на оленей, дубил шкуры и продавал мясо и кожу фермерам и жителям нескольких городов. Рока потрогал свои замшевые перчатки.

– Что с вещами, которые остались от Бранда, сына Гиды? – Это был первый раз, когда он произнес имя отца.

Каро помолчал и взглянул исподлобья. Он прочистил горло.

– Отошли городу, мальчик, – он выдержал паузу, – не было родни.

Рока почуял здесь опасность, но неважно.

– Я сын Бранда. У него не было дочерей. «Город» означает вас?

Вождь мотнул головой.

– Женщины – сердце и суть Хальброна, а мы, мужчины, – лишь его руки и ноги. – Цитата из книги. – Вещи Бранда у жрицы. – Он снова выронил курятину, будто потерял аппетит.

Рока не понимал разницы, да и не особо заморачивался. Он проследил за взглядом Каро.

– Той самой?

– Да, это Кунла, но…

Рока преодолел короткую дистанцию размашистыми шагами. Жрица Кунла говорила с женщинами возле себя невзрачным, тонким ртом на еще более невзрачном, краснощеком лице. Ее короткие темные волосы подпрыгивали, когда она вертела головой по сторонам, а далеко расставленные глаза были широко раскрыты, словно все, что она видела, вызывало удивление или, может, возмущение. Ее высокий голос, казалось, высмеивал всю болтовню в комнате – бесстыдно громкий и нелестный, и Рока почувствовал мгновенное, необъяснимое отвращение.

Он заполнил небольшое пространство между ее креслом и соседним; теперь из-за жары в комнате и собственного страха он потел. Вспомни книгу, подумал он. Бэйла нуждается во мне. Я не могу потерпеть неудачу.

– Я хочу все, что осталось от Бранда, сына Гиды. Я его сын, Рока. Моя мать – Бэйла.

Он надеялся, что высокомерием потребует уважения к себе.

Увидев его, жрица вздрогнула. Ее глазам некуда было расширяться дальше, и они сощурились, а губы искривились, как если бы она учуяла дурной запах. Она осмотрела Року с головы до пят и, казалось, не получила удовольствия от увиденного.

– У Бранда не было матроны, следовательно, у него не было детей. Если какая-то ведьма раздвинула свои шлюшьи ноги для Носса и из нее выпал ты, это меня не касается.

Она произнесла оскорбления так же громко, как и всё остальное, и шум в комнате умолк.

Южане до сих пор воспринимали буквально, что Богиня слов Эдда слышит всё, когда-либо сказанное – они верили, что хула и клевета, не встретившие возражений, становятся правдой, и что грубые слова всегда следует оспаривать действием. Неспособность противостоять умаляла тебя и придавала чужим словам вес.

Кунла воззрилась на Каро:

– Убери это мерзкое существо с глаз долой. Его здесь вообще не должно быть.

Лицо вождя порозовело. Он едва заметно кивнул, и двое мужчин за столом поднялись.

Ведьма – это плохо, подумал Рока, но шлюха – еще хуже. Его не особо заботило, что думают о нем боги или люди – они и так уже думали самое худшее, – но доброе имя его матери было важно. И станет еще важнее, когда он уйдет.

Книга. Вспомни книгу.

Он взял покрытый хрящами нож с тарелки Кунлы, и на мгновение время застыло. Некоторые из мужчин дернулись и пошевелились, но слишком медленные, слишком далекие – и в любом случае слишком удивленные. Рока скользнул позади жрицы, дернул назад ее голову за пригоршню тонких волос и приставил клинок ей к горлу. Он вообразил самую суровую улыбку матери.

– Бэйла, дочь Эгрит, не ведьма и не шлюха. Скажи это.

Глаза Кунлы едва не выскочили из орбит. Двое мужчин, вставших, дабы выпроводить мальчика, подались вперед, намереваясь его схватить, но Каро поднял руку, и они замерли. Больше никто в комнате не двигался, и лишь потрескивающие поленья в двух прекрасных очагах и звуки дыхания из отвисших ртов нарушали тишину.

– Уберите его от меня. Уберите сейчас же!

По-прежнему никто не двигался. Не по годам рослому Роке пришлось сгорбиться, чтобы приблизить лицо вплотную к ней. Он прошипел слова так, как сделал бы, по его представлению, демон:

– Они не могут, Жрица. Не раньше, чем твоя кровь пропитает это кресло и этот пол.

Ее дыхание воняло тухлятиной. Оно покидало ее легкие рваными вздохами, которые, подумал Рока, были признаком скорее ярости, чем страха.