Короли рая

Одеяло сдернули, взметнув пыль, и Рока вновь обнаружил себя в зале вождя. Он сидел в одном из тех же кресел, которые раньше занимали горожане; веревка петлями обхватывала его грудь и предплечья. Мясо исчезло, и теперь лишь двое женщин с испепеляющими взглядами сидели напротив друг друга, а Каро и еще двое мужчин – возле Роки. Бэйла выглядела изнуренной и бледной, но все же гораздо лучше, чем в последний раз, когда он ее видел.

И она может говорить!

– Это необходимо? Он всего лишь мальчик.

– Этот мальчик едва не убил меня. Слышала б ты его. Твой сын – демон, как говорят горожане, и должен быть уничтожен, как бешеное животное. Я хочу, чтобы его выпороли и избили. Я хочу его позора, и хочу, чтобы руку, державшую нож, отсекли от его тела.

Его мать покачала головой.

– Он испуганный ребенок, который не причинил вреда. Ты не закон, Жрица. – Она посмотрела на сына. – Расскажи мне, что случилось.

– Я уже рассказала тебе. То, что он говорит, ничего не значит. Его накажут, или я пойду в Алверель и обвиню его в попытке убийства. У меня будет дюжина свидетелей. А у тебя что? Слово обвиняемого? Проклятого сына падшей шлюхи?

Рока взглянул на пустые лица мужчин и проверил прочность веревок, но мать не выглядела оскорбленной или напуганной.

– Иди. И я тоже пойду. Возможно, я обвиню тебя в убийстве Бранда, сына Гиды, чьими землями теперь владеешь ты. Возможно, я скажу, что ты отравила меня и оставила больной, дабы притязать на остальное.

Кунла выдохнула.

– У тебя нет доказательств. Нет свидетелей.

– Я знаю каждое слово в Книге Гальдры, ты, гнусная, безымянная мошенница. У меня есть моя болезнь, и у меня есть союзники в этом городе и в Ордене, что бы ты ни думала. Давай посмотрим, пренебрегают ли дочерью Вишан, как ты говоришь.

– О да, я знаю твою кровь. – Кунла ехидно усмехнулась. – Я знаю, мужчины этого города тебя вожделеют, как течную суку. Ты умеешь читать и писать. Я знаю. – Она умолкла, повернула голову и подалась вперед. – Тебя, должно быть, бесит, что такая невзрачная, бестолковая женщина, как я, достигла намного большего. Что я – Верховная Жрица, а ты – никто. Ты потеряла своего мужчину. Свое здоровье. А теперь еще и твой омерзительный сын станет калекой. Бедная, бедная Бэйла.

Рока стиснул зубы и натянул путы, и мужчины рядом с ним напряглись. Его мать лишь улыбнулась. Даже на ее исхудалом, бледном лице эта улыбка, словно щит от ненависти, придала Роке чувство безопасности. Мать перевела взгляд на Каро и пристально смотрела, пока вождь не ответил ей тем же.

– Я не согласна с наказанием, предложенным жрицей Кунлой за предполагаемые преступления моего сына. Если она желает предъявить иск, пусть идет в Алверель, согласно закону. А сейчас ты немедленно вернешь сына мне. И если прикоснешься к нему еще раз без моего согласия, я включу тебя в злодеяния Кунлы, когда буду излагать свое дело. – Она оглянулась на жрицу, и обе женщины воззрились друг на друга.

Каро зарделся и пожал плечами:

– Могу отвести тебя в Алверель, жрица.

– Ты и так уже сделал достаточно. Молись, чтобы я не сместила тебя. – Кунла встала, заворачиваясь в шкуры. – Удачи в долине закона, Бэйла. Дорога долгая и трудная, а мы все знаем, как… хрупко твое здоровье.

Когда она тяжелой походкой вышла из комнаты, один из подчиненных вождя развязал Року, и лицо его матери поникло. Ее веки опустились, и она сгорбилась, и, как только Рока освободился, он спрыгнул с кресла и направился к ней, заметив, как подскочили мужчины при его движении.

– Давай отведем тебя домой, мама.

Она ответила этой улыбкой, предназначенной только ему, дотрагиваясь до его лица.

– Немного погодя, сынок, мне нужно отдохнуть. Вероятно, мы сможем отправиться утром? – Она поглядела на Каро.

– Можешь остаться на ночь со мной. В моем доме, то бишь. – Краснота залила его шею.

Бэйла застенчиво улыбнулась ему, но Рока ощутил ее обман. Она никогда в жизни не делала что-либо застенчиво.

Слуги Каро вышли вперед, словно чтобы ее отнести, но мальчик подложил руки под ее спину и ноги – и поднял.

– Боги, малец… дай нам. Ты ж замерз.

Он пристально смотрел, пока они не отступили, переглянувшись, а вождь пожал плечами, жестом веля следовать за ним.

Его бойцы отворили им двери и шагали рядом, пока они шли под хруст снега. Предплечья мальчика дрожали, ступни ломило при каждом шаге, но голова Бэйлы лежала на его плече, уткнувшись в шею. Мой черед, подумал он. Твоя сила уберегла нас, и теперь ты нуждаешься во мне. Мой черед.

Шагая, Рока запоминал планировку городка, хотя мало что изменилось с того дня, когда он пришел сюда впервые. Он представил себе ножи, оставленные вокруг зала, заметил топоры и копья, прислоненные к домам. Я мог бы внезапно убить мужчину, подумал он, и определенно мог бы убить жрицу.

Взгляд, которым он смерил Каро, был искренним. Он бы прикончил каждого мужчину в Хальброне, дабы защитить свою мать. Он не знал, с чем они столкнутся завтра или к каким опасностям готовиться – знал только, что его детство закончилось и, что бы ни случилось, ради Бэйлы он будет вечно пылать в недрах горы, если придется.

3

Жаркий, влажный остров. 1576 год П. П. (После Просвещения)

Солдат засмеялся.

– Думаешь, я бы ударил принца?

Кейл взглянул на небольшую толпу наблюдателей – мальчишек-бойцов, собирающихся на бледном песке. Его радовало присутствие публики.

– Это учебное упражнение, – объявил он. – Иногда солдатам достаются травмы на учебе. Ты согласен, Тхетма?

Другой паренек неуверенно рассматривал собравшихся, темная кожа его лба и шеи блестела капельками пота на жаре.

– Айда, парень с фермы. – Кейл произнес это небрежно, как оскорбление. – Или ты боишься?

Тхетма сделал выпад, и Кейл протянул руку и схватил его запястье не раздумывая. Оба мальчика упали на песок, извиваясь в попытке высвободить кулаки и достаточно размахнуться для удара, забыв несколько дней флотской подготовки, в любом случае бесполезные.

Кейл оказался снизу, со слишком обездвиженными руками, и ощутил панику, теряя контроль.

Мышцы его онемели в предчувствии боли, и он знал, что получит не меньше одного тумака, прежде чем сможет пошевелиться. Мгновение казалось медленным, растянутым, неизбежным. Он отвел взгляд от стиснутых зубов товарища-новобранца, повернул голову и посмотрел на белизну, простиравшуюся вдоль Южного побережья Шри-Кона. Он увидел птиц, летящих к морю, и в тысячный раз подумал, куда же они направляются, – разум его, как бывало всегда, унесся к вещам, неактуальным в данный миг.

Он много раз боролся на подобном пляже с братьями.

«Тейн? – спросил он однажды старшего, когда был маленьким. – Откуда берутся волны?»

Старший брат улыбнулся и театрально развел руками.

«Шаманы говорят, великие духи моря взбивают воду в глубинах, двигая ее туда-сюда».

«Думаешь, это правда?»

Тейн ухмыльнулся так, словно они были посвящены в какую-то общую тайну.

«Нет».

Кейл нахмурился. Ребенком он, казалось, только и делал, что верил в глупости, узнавал обратное, а после чувствовал себя униженным. По крайней мере, Тейн был добр.

В пять лет он поверил рассказу няньки о том, что его мать превратилась в рыбу и уплыла в море. Из-за этого он боялся плавать, о чем однажды заявил, и братья со смехом дразнили его, и лишь Тейн остался серьезен. Он сказал, что мать Кейла умерла от болезни и что есть люди, которые превращаются в рыб и уплывают, по крайней мере в легендах, и над этим негоже шутить, просто его мать не была одной из них.