Кофе со сливками

– С Катькой?

– Да, – ответила она и даже не соврала. – Пошла к ней…

– Ну да, куда же тебе ещё было идти, – буркнул он, но заметно смягчился. Наверное, он сильно переживал, но старался не показывать вида. Чуть дальше телефона стояла пепельница с несколькими раздавленными окурками. – Я уж собирался звонить. Куда-нибудь. Искать тебя.

– Всё обошлось, – ответила она. – Я так устала. Извини, что я вспылила.

– Нет, это ты меня извини.

– Пожалуй, я пойду… спать.

– Ты разве не хочешь об этом поговорить? – удивился он. – Я думал, нам надо понять, как избегать таких ситуаций. Ты пойми, я же смотрю за производством, и мне очень важно, чтобы всё производилось в нужное время, в нужном объёме, в нужный срок. И здесь – в бытовой жизни – точно так же, как и там, на работе. Нам надо твёрдо понимать…

– Завтра поговорим. То есть, сегодня, но позже.

– Хорошо.

Она прошла в спальню и быстро принялась снимать с себя брюки, чтобы смять их в комок, вытереть свою задницу и забросить их комком под кровать… А уж завтра она и помоется, и постирается… И хорошо, что ей к третьей паре, иначе бы не успела ничегошеньки. Алина быстро улеглась на ложе, накрывшись одеялом – её не смутила даже стоявшая духота. Было как-то стыдно… Потом она подумает хорошенько над всем этим, но пока надо было как-то дождаться подходящего часа, чтобы остаться одной.

Он вошёл следом и тоже принялся взбираться на кровать, стал раздеваться. И скоро раздался его едва слышный храп – он вообще почти не храпел, зато много ворочался. А она так и лежала в кровати, и сон к ней не шёл. Страшно подумать, как утром она будет выглядеть… В голову полез её новый знакомый, прижимающийся к ней, держащий её за руки. Но в этот раз она не испытала возбуждение, а наоборот – отвращение.

И она так пролежала, пока Тоша через некоторое время не проснулся. Он стал собираться на работу… Надел свежую рубашку, лёгкий пиджак, но завтракать не стал. Покурил и ушёл. Она же всё это время делала вид, что спит… И, убедившись, что он точно ушёл, пошла в душ – отмываться от прошлой ночи.

Алина всё ещё чувствовала себя неприятно – стыд лишь усиливался. Она хотела бы, чтобы это всё оказалось лишь дурным сном, но внутренний голос ей тут же подсказал, что сон был вовсе не таким уж и дурным. Секс был хорош всё-таки.

Краска опять залила её лицо. Какой же это стыд! И она чуть себя не выдала… Надо вести себя естественнее, естественнее!

Алина тоже стала собираться на работу – университет ждал. Надо как-то продержаться этот денёк, а дальше станет куда проще. Всё забудется, всё обязательно забудется – так уж мозг устроен: стирает плохие воспоминания.

ВТОРОЕ ИЮНЯ, 11:30

Брюзгин вёл себя очень беспокойно – просто не находил себе места. Он и вставал, и снова усаживался, плюхался на кресло, снова подрывался, оглядывался. Мутноватые глаза его бегали из стороны в сторону. Он в третий раз хотел закурить, но худой мужик в белом халате с выбритыми висками снова отобрал у него сигарету. И строго покачал головой.

– Здесь не курят, Тоша, не курят. Я тебе в третий раз говорю.

– А я тебе в третий раз говорю, Сева, ты должен мне помочь.

Сева недовольно посмотрел на него, и во взгляде его серо-зелёных глаз засквозило неудовлетворение. Севой он являлся только для него, для других же клиентов – Всеволод Тимофеевич Жарков, врач высшей категории, уролог, сексопатолог, ярко выраженный эктоморф, незаурядный шахматист и любитель старых энциклопедий, занимавших треть его солнечного кабинета.

– Я тебе уже сказал, что надо полностью обследоваться, – ответил он упорно.

– Да нет у меня времени на сдачу спермы и пальцы в жопу, дружище.

– Я, конечно, могу тебе сказать, что у тебя всё в порядке, и это у тебя стрессы… Возраст. Лишний вес. С кем не бывает.

– Но? Я отчётливо слышу эту нотку «но» в твоём голосе, дружище. Что мешает тебе это сказать?

– То, что я не могу откармливать тебя таблетками просто так. Я не могу тебе сказать, чтобы ты пошёл и купил «силу коня». Это же бред. Тебе надо обследоваться. И ставить точный диагноз. Назначать лечение… Ну, сам понимаешь.

– Я всё понимаю, – примирительно сказал Брюзгин. – Но у меня нет времени на всё это… Я вчера сильно поссорился со своей женой.

– Это я каждый день слышу, – заверил его Жарков. – Ты думаешь, так просто поднимать члены?

Антон натянуто улыбнулся.

– Звучит забавно.

– Может быть, – сухо согласился уролог. – Но всё очень серьёзно. Не «дал таблеточку, и всё заработало». Надо причины выяснять.

– Ты же сам перечислял…

– Надо точно убедиться, – прервал его Жарков. – Что всё нормально у тебя с твоей простатой, что она не распухла так, что теперь пережимает мочеточник.

– Всё с ней нормально, – заверил его Брюзгин, но липкий пот у него выступил на лбу.

– Ты когда последний раз обследовался? Уверен, что давненько. Когда у тебя давление ещё не было сто пятьдесят на девяносто. Уж сколько лет я тебя знаю? Давным-давно… И ты ко мне пришёл всего лишь второй раз на приём, хотя я тебя долго уговаривал зайти.

Брюзгин привстал в очередной раз со стула, но уселся опять под взглядом врача. Тот смотрел хладнокровно, сжав губы в тонкую полоску. Лицо его было совершенно гладким, выдержанным, ни одной нервной морщины не пересекало кожу. Он выглядел куда моложе своих лет.

– Я направляю тебя на биохимию, узи и на мочу тоже.

– А что мне сегодня делать?! – Брюзгин начал нервничать сильнее.

– Во-первых, убери свой мандраж. Во-вторых, я не могу тебе ничего назначить без обследования.

– Тогда я просто зайду и куплю какую-нибудь… Как ты выражаешься, «силу коня». Сам. И сожру пять таблеток.

– Ты не понимаешь…

– Нет, это ты не понимаешь, – прошипел Тоша. – Когда ты сожительствуешь с моложавой куколкой, ты должен всегда быть в форме. А когда ты будешь лажать, ты быстро станешь ненужным. И тебе найдут замену.

– Так ты боишься… быть брошенным? – Жарков задумался.

– Да! – гаркнул Брюзгин. – Я всё равно люблю её… И не хочу её потерять. Потерять вот так – на ровном месте.

– Я тебя прекрасно понимаю, – после некоего раздумья начал доктор. – Но пить… «Поднимающие» лекарства надо осторожно. Сердце у тебя не казённое и не железное. Лучше будет всем, если ты сначала обследуешься, а потом я назначу тебе хорошие и действительно нужные препараты. Ты подлечишься, и будешь радовать всех ещё пуще прежнего. Идёт?

Брюзгин был непреклонен, и смотрел на него тяжёлым взглядом человека, уверенного в своей правоте. Жарков вздохнул, посмотрев по сторонам с видом человека, принимавшего важное и ответственное решение.

– Хорошо, – согласился доктор. Наконец-то. Он оторвал листок и размашистым почерком вывел с десяток корявых буковок. – Зайдёшь в аптеку. Только смотри, не переусердствуй. Я потом не хочу тебе в кардиологию носить яблочки с апельсинчиками. Но после страстного секса со своей бестией ты придёшь и будешь обследоваться. И лечиться. Понял?

– Понял-понял, – энергично согласился Брюзгин.

Он суетливо пожал сухую руку доктора и заспешил из кабинета.

В аптеку он забежал быстренько, даже лишний вес ему не помешал. Как назло, аптекарша оказалась очень миленькой, молоденькой девчоночкой со светлыми волосами. На её тонкие плечики, едва не прозрачные, был накинут совершенно белый халат. Она улыбнулась, и Брюзгин почувствовал, как лиловость заливает его лицо – это же так стыдно. Ведь всегда хочется оставаться самцом, успешным и всё такое, а когда ты забегаешь в аптеку и покупаешь «силу коня», эти заинтересованные голубые глазки сразу превратятся в две насмешливые пуговички. И потом она будет обсуждать его со своей сменщицей… Ну, что уж теперь.

– Чем могу помочь?