ЛЮДИ И СУДЬБЫ. Незабываемые

Могучий поток пионеров двинулся на Запад страны и в течение всего XIX-го столетия отодвигал фронтиры. Чем дальше человек продвигался на Запад, тем меньше в нем оставалось европейского, тем больше появлялось новых – американских – черт, соответствовавших нетронутой природе и суровой жизни: презрения к условностям, веры в себя, изобретательности, выносливости, упорства и силы. Первопоселенцев называли «христиане с кулаками».

Вторая треть XIX века остудила патриотизм многих американцев. Политика президента Эндрю Джексона привела к экономической депрессии, религиозному подъему и расцвету общественных движений; в первую очередь – движения за отмену рабства, аболиционизма.

Тогда же в Новый Свет ринулись иммигранты из Ирландии и Западной Европы и за двадцать лет население страны выросло с 16 до 36 миллионов человек. Но сельские жители массами двинулись в города; фермерские дома опустели, расчищенные земли снова покрылись лесом и выглядели, как заметил Герман Мелвилл, словно «опустошенные чумой и войной».

Салемские предки и их наследие

Натаниэль Готорн родился в 1804 году в одном из первых городов Новой Англии – Салеме, штат Массачусетс. Портовый Салем был основан в 1628 году на том самом месте, где с оружием в руках встретились рыбаки, курившие табак, и пуритане, считавшие табак забавой дьявола. К счастью, разошлись они мирно, а потому город Салем обрел свое название от древнееврейского слова «Шолом» – мир.

Предки Натаниэля известны как первые колонисты Массачусетского залива в 1630 году. Прапрапрадед Уильям и его сын Джон прославились как ревностные пуритане: Уильям жестоко преследовал квакеров (их, виновных только в исповедании иной христианской веры, наказывали сорока ударами хлыста на площади); Джон, по прозвищу «бич ведьм», председательствовал на знаменитых салемских процессах и, как гласило семейное предание, был проклят одной из осужденных им женщин; а всего судья Джон обрек на смерть 16 женщин, трех мужчин и двух черных собак. Отец Натаниэля, капитан торгового судна, погиб в море; вдова с тремя детьми перебралась к своим родителям и в последующие сорок лет почти не покидала свою комнату. Натаниэль рано пристрастился к чтению и развил, по его выражению, «проклятую привычку к одиночеству», которую частично нарушили годы обучения в Бодуйенском колледже в штате Мэйн. Соучениками Готорна были будущий поэт Генри Лонгфелло и будущий четырнадцатый президент США Франклин Пирс. Готорн же ничем, кроме прекрасной хрупкой романтической наружности, не выделялся (сокурсники считали его «красивее лорда Байрона»).

По возвращении в Салем к матери и сестрам он вернулся и к прежнему образу жизни: дальние прогулки, запойное чтение книг по истории пуританской Новой Англии, готических романов и английской литературы XVIII века. Тогда же он начал писать.

Любовь на всю жизнь

К своему счастью, Готорн познакомился с образованным и прогрессивным семейством Пибоди: со старшей дочерью Элизабет Готорна связывали издательские дела, а с младшей, двадцатишестилетней Софией, которую жестокие приступы мигрени сделали затворницей, его соединили пламенная любовь и родство душ. София Пибоди стала впоследствии женой Готорна и матерью его троих детей.

После романтической помолвки и тайного брака Готорн четыре года зарабатывал деньги для будущей семьи, служа на бостонской таможне. После, ненадолго увлекшись трансцендентализмом, он примкнул к «Брук Фарм» – фурьеристской коммуне, сочетавшей физический труд с духовной культурой. Днем Готорн работал в поле, в лесу и на скотном дворе, а по вечерам с упоением участвовал в беседах на философские и на моральные темы. Однако вскоре разочаровался и покинул общину.

Несмотря на финансовые трудности, брак оказался исключительно счастливым: «Я женат на Весне, я повенчан с Маем!» – восклицал Готорн. Супруги обосновались в Конкорде, центральном городе Новой Англии; узкий круг их знакомств составили трансценденталисты Ральф Уолдо Эмерсон, Маргарет Фуллер, Генри Торо, Уильям Эллери Чэннинг, Бронсон Олкотт, позднее – Герман Мелвилл. При полном семейном согласии Готорны, переезжая на новое место, за редчайшим исключением всегда оставались в пределах Новой Англии, штат Массачусетс: Салем, Леннокс, Бостон, Конкорд.

Успех

Первый свой роман («Фэншо») Готорн счел абсолютно неудачным и в начале 1830-х обратился к краткой прозе; его первый сборник новелл «Дважды рассказанные истории» вызвал искренний восторг маститых Генри Уодсворта Лонгфелло и Эдгара Аллана По.

Годы начала Американского Ренессанса оказались для Готорна наиболее плодотворными. За несколько месяцев он пишет свой самый знаменитый роман «Алая буква» (1850), вослед публикует романы «Дом о семи фронтонах» (1851) и «Счастливый дол» (1852), а также две книги детских сказок, основанных на древнегреческой мифологии: «Книгу чудес для мальчиков и девочек» (1851) и «Тэнглвудские истории для мальчиков и девочек» (1852). Репутация писателя в Америке и Европе была настолько высокой, что его ставили в один ряд с сэром Вальтером Скоттом и Чарльзом Диккенсом; он впервые начал зарабатывать сочинительством достаточно, чтобы содержать семью и купить дом в Конкорде. Готорн обрел не только миллионы читателей, но и множество почитателей среди молодых литераторов. Один из них, Герман Мелвилл, даже поселился рядом и посвятил Готорну «в знак преклонения перед гением» свой знаменитый роман «Моби Дик».

Наследие Готорна обширно и разнообразно, включает различные прозаические жанры: роман, классическую новеллу, новеллу-сказку, эссе, скетч, очерк.

Роман «Алая буква» прославил имя Готорна в Америке и Европе. С исторической точностью воспроизводит писатель суровый мир пуританской теократии XVII века. Молодая женщина Гестер отдана в жены старику ученому, который исчез на два года. За это время она полюбила священника Димсдейла и родила от него дочку, но сохранила имя Димсдейла в тайне. Общественный суд выставляет ее на эшафоте и заставляет всю жизнь носить вышитую на платье букву «А», начало постыдного слова «adulteress» (прелюбодейка, распутница). Внезапно вернувшийся муж раскрывает тайну Димсдейла и искусно разжигает в нем муки раскаяния, приводя к гибели. В сильном, страстном и отважном образе Гестер Готорн впервые в истории воспел идеал американской женщины.

«Дом о семи фронтонах» развивает тему неправедно добытого богатства, которое не приносит счастья. Полковник Пинчен обвиняет бедняка Моула в колдовстве, чтобы присвоить его землю. Но предсмертное проклятие невинно казненного Моула губит род Пинченов в нескольких поколениях. Кара прекращается только после гибели последнего преступного стяжателя.

В «Счастливом доле» Готорн вспоминает о фурьеристской общине Брук Фарм. Несколько энтузиастов хотят перестроить мир на началах всеобщей любви, но, как говаривал Марк Твен, «Не сражайтесь с окружающим миром: он всегда побеждает». Увы, герои романа обречены, будучи плотью от плоти того самого аморального мира, который они жаждут перекроить.

Несчастливые времена

Но именно тогда, после написания Готорном своих главных произведений, его бывший сокурсник по Бодуйенскому колледжу Франклин Пирс, только что избранный президентом США, назначил Готорна американским консулом в Ливерпуле. Служебные обязанности отвлекали писателя от литературной деятельности; впрочем, он везде вел записные книжки и на их основании потом создавал сюжеты и характеры. Так, художественным итогом его пребывания на дипломатическом посту явилась книга очерков «Наша старая родина». По окончании консульского срока Готорн с семьей отправился на два года в Италию, где написал свой последний завершенный роман «Мраморный фавн». Готорны вернулись в свой дом в Конкорде меньше, чем за год до начала Гражданской войны.

Во время войны Готорн, всегда осуждавший рабство, занял неожиданную позицию, не приемля фанатизма ни с той, ни с другой стороны. О прославленном Джоне Брауне, одном из первых белых борцов против рабства, сказал: «Еще никого не вешали так справедливо». Джон Браун, потомок пуритан-янки, искавших вдохновение в Ветхом Завете, а не в Новом, руководствовался примером ветхозаветных пророков и воинов, не щадя ни своей, ни чужой жизни во исполнение воли Господней. Для Готорна же насилие, даже во имя правого дела, было неприемлемо, тем более, его глубоко печалило то, что нация «воюет сама с собой». Друг его, бывший президент США Франклин Пирс, отвергал освобождение рабов как противоречащее конституции и был заклеймён как предатель. Одинокий и ожесточённый, Пирс умер четыре года спустя после окончания войны. Готорн, абсолютно не разделявший взгляды Пирса, тем не менее посвятил другу свою новую книгу «Наш старый дом»; это посвящение погубило репутацию Готорна и разрушило его с великим трудом обретенную славу.

Готорн все больше падал духом и слабел физически, едва мог держать перо в руке. Он начинал, но не закончил работу над четырьмя новыми романами. Для восстановления сил его вывезли весной в Плимут, штат Нью-Гэмпшир, на побережье, где он внезапно и тихо умер во сне в возрасте шестидесяти лет.

Власть истории и история власти

Все творчество Готорна (даже те немногие произведения, антураж и действие которых удалены от американской действительности), неразрывно связано с Новой Англией, где писатель безвыездно провел пятьдесят из шестидесяти лет своей жизни. На этом фоне разворачивается действие романа «Алая буква», многих рассказов Готорна: «Кроткий мальчик», «Седой заступник», «Эндикотт и красный крест», «Майский шест на веселой горе», а также его сказок: «Молодой Браун» и «Хохолок».

Готорн вольно обращался с историческим материалом, храня верность не фактам, но духу эпохи. Это романтическая историография, знакомая читателям по романам англичанина Вальтера Скотта и американцев Вашингтона Ирвинга и Джеймса Фенимора Купера. Своеобразие Готорна заключается в использовании новоанглийского устного творчества – поверий, преданий, рассказов времен «охоты на ведьм», в которых ярко запечатлелись особенности пуританского сознания. Да и сам Готорн, с детства живший в атмосфере семейных легенд, был одним из носителей новоанглийской устной традиции. Для него прошлое оказалось тесно спаянным с настоящим. Готорн ясно видел пороки прошлого – фанатизм и жестокость, но считал, что вместе с тем «железные пуритане» обладали цельностью, простотой, мужеством и неподкупностью, утраченными их потомками.

Готорн говорил, что часть его произведений посвящена истории, часть – современности и часть – вечности. Однако интерес Готорна всегда сосредоточен на человеке; природа, история и бытовые реалии увидены глазами героев. В соответствии с идеями романтического гуманизма Готорн видел в душе человеческой и злые, и добрые помыслы вперемешку, и только в самой глубине обнаруживал побеги чистого добра – истинной природы человека. Готорн верил, что «братья во грехе» помогут друг другу… когда-нибудь.

Одна буква

Выбирая литературный псевдоним, Готорн добавил одну букву в родовое имя: Hathorne заменил на Hawthorne (боярышник, национальный цветок Америки). Обладая болезненно обостренной совестью и богатым воображением, он постоянно помнил о «проклятом наследии предков»; отсюда родились многие темы и образы его произведений. Как единственная буква полностью изменила значение имени Готорна, почти не изменив его написание, так изменили и его личность внутренние духовные переживания, происходившие на практически неизменном географическом фоне. Недаром истории, придуманные Готорном в детстве для сестер, всегда заканчивались фразой: «И я так никогда и не возвратился домой вновь». Возможно, вечные скитания вдали от дома казались Готорну самой страшной расплатой за любые грехи, а потому героиня его лучшего романа «Алая буква» не бежит от позора и наказания с родной земли: «Здесь свершился ее грех, здесь она провела много горестных дней, и здесь должно было прийти ее искупление».

ГОФМАН: «Свой среди чужих, чужой среди своих»

Гофман был чужим и среди собратьев-юристов, и среди людей искусства. Он ни в чем не был укоренен, ничему не принадлежал целиком, ни для кого не был безоговорочно своим. Он был способным композитором, даровитым художником, блистательным писателем; даже в ненавистной юриспруденции проявлял безусловный талант. В жизни его преследовали бедность, болезни и беды; да и в его сказках конец редко был счастливым. Ярчайший из немецких романтиков, он не был особо популярен на родине, зато в других странах Европы, в Америке и в далекой холодной России любим и поныне.

Амадеус

Эрнст Теодор Вильгельм Гофман родился в семье адвоката Королевского суда 24 января 1776 года в старинном прусском городе Кенигсберге (до 1255 года – Твангсте, после 1946 года Калининград). Большинство его предков (немецких, венгерских и польских) были юристами. Родители рано разошлись, и мальчика воспитывали бабушка и дядя-юрист. Юный Гофман избрал стезю юриспруденции, но всю жизнь рвался в мир искусства (хотя юридические экзамены сдавал блестяще и на государственной службе отличался).

В честь любимого композитора Вольфганга Амадея Моцарта Гофман изменил имя Вильгельм на Амадей – так звался, так жил.

Скитания

Окончив Кенигсбергский университет, он служил в разных чинах. Попытки зарабатывать на жизнь искусством не удавались (из письма к другу: «Вот уже пять дней я ничего не ел, кроме хлеба»), и Гофман вновь возвращался к службе. После вечера в винном погребке Люттера и Вегнера, где Гофман засиживался подолгу, он садился писать; воображаемые ужасы иногда пугали его самого. А с утра уже был на службе. Через его жизнь и творчество чередой прошли Германия и Польша (Кенигберг, Глогау, Берлин, Потсдам, Лейпциг, Дрезден, Познань, Плоцк, Варшава, Бамберг, снова Дрезден, Лейпциг и Берлин), короли прусские, немецкие и польские, император Франции Наполеон… Творчество Гофмана всегда связано с событиями времени; веяния эпохи не проходят мимо него: психология и психиатрия, медицина, педагогика, теория сна, животный магнетизм, механические автоматы, теория электричества… В эпоху наполеоновских войн после разгрома Пруссии Гофман остался без места, свободным художником, обреченным на скитания и бедность. Он пишет: «Как бы мне хотелось пробиться сквозь строй перевертышей, сквозь толпы людей-автоматов, которые осаждают меня банальными пошлостями, – пробиться, хотя бы силой».

Друзья и возлюбленные

Друзьями Гофмана были писатель и философ Теодор Гиппель, соборный органист Христиан Подбельский, художник Алоис Молинари, композитор Иоганн Хампе, актер Людвиг Девриент, гитарист фон Гольбейн… В ближайший же круг его друзей вошли писатели Фридрих де ла Мотт Фуке и Давид Кореф, драматург Кристиан Якоб Саличе-Контесса, а также покровитель искусств Эдуард Хитциг, детям которого, Мари и Фрицу, Гофман посвятил сказку «Щелкунчик и мышиный король». В день святого Серапиона (14 ноября 1818 года) они создали знаменитое содружество «Серапионовы братья», прославленное в одноименном цикле новелл Гофмана. Интересно, что в 1921 году в Петрограде также возникло содружество писателей «Серапионовы братья»: Зощенко, Слонимский, Никитин, Лунц, Полонская, Груздев, Каверин, затем Федин и Вс. Иванов. В 1946 году, когда содружество давно распалось, партийный бонза Жданов оболгал сначала бывшего «Серапиона» Михаила Зощенко, а затем и всех «братьев» заодно с их идейным вдохновителем Гофманом. Только в начале 60-х годов произведения Гофмана начали понемногу возвращаться к русским читателям. Между тем Белинский называл его «одним из величайших немецких поэтов, живописцем внутреннего мира», а Достоевский перечитал всего Гофмана и по-русски и на языке оригинала.

С возлюбленными Гофману везло меньше, чем с друзьями: в юности он пережил страстный роман с замужней фрау Дорой Хатт (старше его на 9 лет), помолвку с кузиной Минной Дерфер, неудачную влюбленность в свою ученицу по вокалу Юлию Марк; наконец, обрел семью с польской панной Мариной Теклой Михалиной Рорер-Тжчиньской (Гофман нежно звал ее Мишей), но дочь Цецилия – первый и единственный ребенок Гофмана – рано умерла…

Музыка

Гофман вначале добился известности как музыкант и музыкальный критик. Его лучшим творением, opus magnum, стала опера «Ундина», написанная по мотивам повести Фридриха де ла Мотта Фуке (переведенной на русский язык Василием Жуковским и вольно пересказанной Гансом Христианом Андерсеном в сказке «Русалочка»). Премьера оперы прошла с небывалым успехом, но позже в страшном пожаре сгорел театр, декорации и ноты «Ундины»: «Декорации к „Ундине“ я никогда не забуду: бурная лесная река образует остров, на котором ночью впервые встречаются Ундина и Гульдбрандт под жалобные стоны рыбака, а еще сверкающий красками прозрачный дворец на дне Средиземного моря»…

Наиболее близок Гофману оказался зингшпиль («игра с пением») – комическая опера с разговорными диалогами. Однако не для Гофмана легкость и юмор жанра; герой его первого же зингшпиля «Маска» яростно кричит: «Да, я – безумец, мятущийся против судьбы, против природы, в бессильной ярости грызущий оковы, которыми опутал меня злой рок!» В древнем польском городе Познани труппа Карла Деббелина поставила зингшпиль Гофмана «Шутка, хитрость и месть» на либретто Гете (!), а в Варшаве – «Веселые музыканты» и «Непрошеные гости, или Каноник из Милана». В Варшаве же Гофман завершил мессу и дирижировал своей симфонией, там звучали другие его сочинения, в том числе фортепианная соната. В Бамберге Гофман выступал в роли композитора, декоратора, драматурга, режиссера и помощника директора театра – и создал образ Иоганнеса Крейслера, своего alter ego («Музыкальные страдания капельмейстера Крейслера»).

Романтизм Гофмана

Немецкие романтики считали искусство единственной возможностью преобразовать мир. Атмосфере будней должна противостоять земля обетованная художников, музыкантов и поэтов, а также темные силы – для равновесия. Так, Гофман изображает Берлин – светло, уютно. Но в почтовую карету и католический храм, в дома и улицы врываются космические бунтующие силы, создавая темную изнанку «доброго и славного» города. Берлинская гостиница «Золотой орел» стала местом действия новеллы «Приключения в новогоднюю ночь», герой которой (господин Суворов) продал дьяволу собственное отражение, а потому завешивал зеркала. (Говорят, что генералиссимус Александр Суворов по причине малого роста не любил свое отражение в зеркале и зеркала повсюду занавешивал).

Романтики считали также, что искусство в идеале своем едино, синтетично. Гофман – музыкант и композитор, художник и писатель – был как никто другой близок к синтезу искусств, но обостренно и трагически осмысливал действительность. Его лучшие сказки напоминают пугающие видения Брейгеля: «Песочный человек», «Щелкунчик и мышиный король», «Золотой горшок» и, в особенности, «Крошка Цахес по прозванию Циннобер» (гениальное прозрение – невиданный герой, которому окружающие приписывают все хорошие черты и поступки других людей). Однако его философские, почти реалистические романы «Житейские воззрения кота Мурра» и «Повелитель блох» – страшнее. Он понимает бессилие романтического противостояния реальной жизни, но только в искусстве и мечтаниях видит жизнь, свободную от «корыстных побуждений и мелочных забот». В сущности, Гофман ставит искусство превыше самой жизни, – это ли не истинный романтизм?..

История Щелкунчиков

В Рудных горах, близ границы с Чехией, есть немецкий городок Зайфен, где летом жители моют оловянную руду, а зимой вырезают игрушки из дерева. Здесь мастер Фюхтнер создал Щелкунчика – деревянного зубастика, забавные щипцы для колки орехов, грубо раскрашенную карикатуру на короля и кнехта, разбойника и жандарма.

В 1699 году местный крестьянин нагрузил тачку местными игрушками и повез на ярмарку в Лейпциг, где выгодно их распродал, особенно Щелкунчиков. С тех пор каждый зайфенский мастер непременно вырезал Щелкунчика. К началу XX века Щелкунчики обрели лики старых солдат, лесников, полицейских и пожарных, а под резцом мастера Рихарда Лангера Щелкунчик стал мужичком с носом-пуговкой и в треуголке. К концу Второй мировой войны Щелкунчик попал и за океан: американские солдаты посылали его своим детям как символ силы и удачи.

Ныне в Зайфене, в Музее разных Щелкунчиков (солдат, лесников, полицейских, пожарных и лукавых мужичков) хранятся работы легендарных мастеров и самый большой в мире Щелкунчик, занесенный в книгу рекордов Гиннесса.

А величайший в мире Щелкунчик родился в 1816 году под пером Гофмана в сказке «Щелкунчик и Мышиный король», где девочка Мари и ее младший брат Фриц переживают удивительные приключения благодаря рождественскому подарку крестного Дроссельмейера.

Сказка поразила воображение русского мальчика Петра Чайковского, создавшего впоследствии бессмертный балет «Щелкунчик» – о том, как любовь и дружба побеждают злое колдовство и саму смерть; о вечной тоске по детству, оставшемуся под огнями рождественской елки. Говорят, Гофман перед смертью вспоминал о Пряничном городе – одном из владений Щелкунчика. В основу балетной постановки Мариус Петипа положил пересказ Александра Дюма, превративший ироническую сказку в мелодраму, которую гений русского композитора поднял до возвышенной феерии. Балетные чудеса можно счесть сном милой девочки – в отличие от оригинала Гофмана, где чудеса реальны: «Мари, как говорят, еще и поныне королева в стране, где, если только у тебя есть глаза, ты всюду увидишь сверкающие цукатные рощи, прозрачные марципановые замки – словом, всякие чудеса и диковинки».