Но клиентка моментально согласилась, и моя сессия закончилась за полминуты. Я, помнится, была обескуражена: нам велели делать сессии на интервизиях по 20 минут, и я еще опасалась, что не хватит времени! И чем заниматься остальные девятнадцать с половиной минут?
Вот для этого и организуются подобные встречи, чтобы обучающиеся методом проб и ошибок сами прошли весь путь от кухонной психологии до профессиональной.
Как Бог на душу положит
Тем не менее, у меня остались самые теплые чувства к моим одногруппникам, с которыми мы учились проводить сессии. Одну из них особенно хорошо помню, это было упражнение на курсе NLP Ричарда Коннера, в результате которого я дописала недописанную книгу. Мы работали, как обычно, в тройке, я была клиентом. Инструкция была дана такая: 1) вспомните, что вы умеете делать хорошо; 2) расскажите пошагово, как вы это делаете; 3) примените это умение к тому, с чем вы не справляетесь.
Мой запрос был дописать злосчастную книгу, черновики к которой были давно готовы. Я бойко рассказала «терапевту», как я отлично варю борщ, он, выслушав, велел мне, согласно инструкции, применить этот алгоритм к написанию книги. Я дошла до визуализации того, как черновики разложены по письменному столу, подобно нарезанным овощам, приготовленным для борща. Но если с борщом все понятно, я знаю последовательность погружения их в бульон, то с книгой по-другому: Бог знает, в какой последовательности собрать записи в структурированный текст… Я разразилась рыданиями от бессилия, и мои помощники растерялись в нестандартной ситуации:
– Может, позвать ведущего?
– Да ладно ты, сами справимся! Пусть поплачет!
Я поплакала, мой «терапевт» меня спросил:
– Знаешь, мне тут в голову пришло… А что бы ты сделала, если б захотела поэкспериментировать и не знала, в какой последовательности нужно класть в борщ какой-нибудь новый овощ? Фасоль, там, или болгарский перец?
– Положила бы, как Бог на душу положит. Если бы он не доварился или переварился, то в следующий раз учла бы это.
– Можешь применить это в написании книги?
И тут меня догнал инсайт: ведь это МОЯ книга! Как хочу, так и пишу! Как хочу, так и структурирую! Не получится – перепишу! В отличие от борща, книгу можно переиздать, напечатав «Издание 2-е, исправленное и дополненное». Уфф, отлегло!
Психотерапия второго сорта?
Хотя и кажется, что интервизия – это что-то вроде психотерапии второго сорта, но для меня результаты интервизионных сессий не менее ценны, чем работа мастеров. Их сильная сторона в том, что проводятся подобные встречи систематически, раз в неделю, а недостаток опыта компенсируется огромным количеством взаимоподдержки и энтузиазмом первооткрывателей.
Чего только мы не перепробовали в нашей малой группе, набираясь опыта! Любая прочитанная книга давала импульс к эксперименту, который с храбростью неофитов мы тут же проводили на самих себе. Огнехождение, дыхательные техники, тантра, гипноз, телесноориентированные упражнения, бодиарт, ночные марафоны… Нужно сделать поправку на время, в которое мы учились – в девяностые психология только-только прорвала заслон и хлынула в Россию сначала в виде книг, фильмов и программ зарубежных волонтеров, а позже появился интернет, открывший неограниченный доступ к сокровищнице психологических знаний. Однако никакая теория не заменит практического опыта, а интервизионная группа – лучший инструмент для его приобретения.
Помню свои первые открытия, поражавшие даже не новизной, а тем, как можно было жить и этого не знать. Например, после проведения первых групповых тренингов мы с моей подругой и ко-терапевтом в одном лице вели протокол группового процесса. Для этой цели я расчертила тетрадь в виде колонок, в которые мы по памяти вписывали реплики свои и участников, а в отдельную колонку – чувства ведущих. К моему изумлению, наши в коллегой чувства различались! Вот уж воистину обнаружить, что мы не клоны, а уникальные отдельные личности – все равно что открыть колесо! Но нельзя забывать, что открытие колеса знаменовало в развитии человечества новую эру. Моя новая эра – это обнаружение моей уникальности, которая изменила все аспекты жизни, как в профессиональном плане, так и в личном.
Но возвращусь к теме интервизии как необходимому звену в обучении психоконсультантов. Те мои ученики, что встречались малыми группами между учебными сессиями, рванули вперед, оставив далеко за спиной тех, кто посещал только положенные трехдневки. В их работе было больше смелости, креативности, спонтанности, они давали друг другу и клиентам больше поддержки. А во время сертификации те, кто, на мой взгляд, показывал более слабую работу и чья квалификация вызывала у меня опасения, проявились во всей своей индивидуальности и получили от супервизора честно заслуженный зачет и аплодисменты одногруппников. И наоборот: ученики, игнорировавшие интервизионную подготовку, развивались медленнее, потому что культивировали лишь сильные свои стороны. В компании себе подобных обучение идет быстрее, вспомните, к примеру, как дети мгновенно обучают друг друга всему: катанию на коньках, плаванию, игре в шахматы…
Когда-то Нифонт, приехав в Новосибирск, где до него не ступала нога гештальтиста, сказал: «Вы сможете гораздо быстрее развиваться, если в вашем окружении будет хотя бы семеро гештальтистов». Это правда: для профессионального развития нужна поддержка и фрустрация, которую дают друзья-конкуренты, то есть интервизионная группа.
Глава 5. Структура сессии
Когда б вы знали, из какого сора…
И все же лучшим для меня обучением было смотреть на работу Мастера. К счастью, таких людей в моей профессиональной жизни было немало, и я обязательно расскажу об их работе на страницах этой книги. Это не приедается, не теряет своего очарования. Однако настает момент, когда уже хочется самому пробовать консультировать. Я подступила к нашему ведущему чуть не с ножом к горлу:
– Хочу работать так же, как ты!
– Значит, будешь.
– Я не умею! Расскажи, как ты это делаешь!
– «Когда б вы знали, из какого сора…»
– В стихах я разбираюсь, я филолог! Вот что, давай, ты будешь вести сессию, а потом мы всей группой разберем по шагам видеозапись, а ты расскажешь, почему ты делаешь и говоришь так, а не иначе!
Нифонт согласился, несмотря на мою грозную манеру, и вот мы уже нажимаем на паузу, остановив кадр, и с пристрастием допытываемся, что он делает и почему. Ответив пару раз, Нифонт делает встречное предложение:
– Лучше давайте так: ВЫ скажите, почему я так делаю. Какие версии?
Побекав-помекав, мы все смелее делимся мыслями, и надо же! – структура терапевтической сессии начинает вырисовываться на глазах. Выясняется, что независимо от подхода (а мы обучались параллельно психодраме, гештальт и артгештальт подходам, и пару раз случалось так, что учебная сессия длилась три трехдневки подряд, то есть непрерывно девять дней) все психотерапевтические интервью строятся одинаково. Сейчас, разбуди меня ночью, я отбарабаню, как таблицу умножения, эту универсальную схему:
1. Установление контакта.
2. Заключение контракта.
3. Сбор информации.
4. Эксперимент.
5. Подведение итогов.
Это так прозрачно, так просто, так ясно, но столько времени ушло на то, чтобы я поняла, что именно кроется под этими емкими и краткими формулировками! Поэтому делюсь.
1-й этап: установление контакта
Это главное. Не будет контакта – не будет терапии. Если вы его установили, но в ходе сессии потеряли – все бросайте и нащупывайте заново эту тонкую нить, связующую сердца, ваше и клиента. Установление контакта – это «Привет!», «Я вижу и слышу тебя», «Я с тобой», «Я признаю твое существование», «Я уважаю твое мнение».
Уйдя с той самой первой моей обучающей группы после эмоционального шока, послужившего реакцией на впервые увиденную психотерапевтическую сессию, и вернувшись через несколько месяцев, я достаточно настороженно чувствовала себя среди участников-старожилов. Когда я утром вошла и села вместе со всеми в круг, Нифонт сказал: «Группа прошла вместе уже два модуля-трехдневки, это третий. На первом ты была, но потом ушла и теперь возвращаешься. Спроси у членов группы, согласны они принять тебя в свои ряды?»
Возмущению моему не было предела: как, я должна спрашивать, возьмут ли меня в эту группу? Да я половину этих людей обучила психологии, а вторая половина – мои коллеги, да меня каждая собака знает! А с другой стороны, холодок внутри говорил, что мне есть чего опасаться: а вдруг да не возьмут? Нужен ли моим бывшим студентам член группы, с которым еще недавно они были в подчиненном статусе? А коллегам человек, который узнает о слабых местах и, в случае чего, будет иметь возможность использовать это знание в целях конкуренции? Обычные социальные страхи… Но меня тепло приняли, и от сердца отлегло. А на ведущего я надулась.
В перерыве я почувствовала на своем плече руку Нифонта: «Хорошо, что ты в этой группе!» – «Почему?» – «Потому что сразу принесла с собой новую энергию. С тобой забавно!»
Новая энергия, про которую говорил Нифонт, это моя послеразводная тема, которая была актуальна на тот момент моей жизни. Я с места в карьер заявила, что женщина в нашем обществе бесправна, что власть, деньги, информация – у мужчин-фаллократов. И когда женщины поддержали меня, свалив в ту же кучу и деторождение, от которого освобождены мужчины, Нифонт просто закатывался от смеха, а потом согласился, что так оно и есть, и чтоб мы, женщины, что-нибудь с этим сделали для самих себя.
Сейчас, в перерыве, его слова для меня послужили той самой поддержкой, которая сразу же восстановила чуть было не прервавшийся контакт. Что бы ни происходило потом, как бы ни разнились наши мнения и чувства, контакт оставался и означал, что хотя мы и разные, но уважаем ценности друг друга. Я помню, как нуждалась в поддержке в тот момент. С нашими клиентами такая же история. Поддержите их.
Рефрейминг
Для меня ярким примером для подражания в установлении контакта был и продолжает оставаться трансперсональный психотерапевт, доктор психологических наук Владимир Васильевич Козлов. Едва зная меня по заочной переписке, в которой я отправила тезисы статьи для научного сборника, он отреагировал на мой голос в телефонной трубке, когда я позвонила ему в первый раз: «Привет, дорогая! Конечно, помню!» Я чуть не прослезилась от реакции этого на тот момент не знакомого мне человека.
Чтобы понять мои чувства, нужно рассказать предысторию. За полгода до звонка я оформила соискательство степени кандидата наук и начала ездить в другой город для встреч с научным руководителем моей диссертации. Каждую нашу встречу после моего долгого ожидания в приемной сопровождал один и тот же диалог:
– Я Ефимкина Римма Павловна, соискатель.
– Кто ваш научный руководитель?
– Вы.
– Да-а-а?
Надо ли говорить, что в результате моим научным руководителем стал Владимир Васильевич?
Потом я увидела Владимира Васильевича, что называется, живьем. Это был для меня первый выездной тренинг в заповедник на Урале на озере Зюраткуль. Участники, не знакомые друг с другом, прибывшие из разных населенных пунктов нашей страны, ежились на утреннем ветерке под накрапывающим дождиком, из застенчивости не вступая в разговор. В моей голове билась единственная мысль: «И на кой я сюда приперлась?» Одна девушка предложила доесть жареного сома. Я до этого никогда не пробовала эту рыбу, но тоже застеснялась.
И тут из подъехавшего автомобиля вывалился невысокий и крепкий, как гриб-боровик, мужичок в белой холщовой рубахе и брюках и осветил своей улыбкой всю нашу унылую компанию: «Сом, говоришь? Это озерная свинья! Давай, а то когда еще обедать будем!» От озерной свиньи вмиг остались только кости, компания мгновенно накрыла импровизированный стол остатками дорожной провизии, перезнакомилась, и я уже ликовала, что начинается потрясающее приключение под предводительством вот этого жизнерадостного человека.