В поисках утраченного

Эйда Вильямс – камеристка Ирены, жена Брюса Вильямса. В девичестве Браун.

Сара – камеристка Анжелины, мулатка, которая не прочь поразвлечься с дворянами.

Брюс Вильямс – конюх Малого двора, приставленный к лошадям Ирены, муж Эйды.

Джаг Белисон – разбойник по прозвищу Принц, мечтавший сместить Токкинса. Стал новым атаманом шайки.

Графиня Линкольн – супруга сошедшего с ума адмирала, друга Лоренса Блека, обвинённого вместе с ним в государственной измене. Любовница Джима Токкинса на одну ночь.

Из прошлого:

Леди Екатерина – принцесса из рода Тюдоров, дочь Генриха VII, жившая в XVI веке, прабабушка Джона Райта.

Сэмюэль Кеннеди – один из представителей клана Оствейских, по легенде возлюбленный леди Екатерины.

Родители Джона Райта – Вильям Райт, герцог Джинджеффер и леди Анна Мария Элизабет Олдерс, герцогиня Джинджеффер э Лот.

Родители Джона Кеннеди – Освальд Кеннеди, виконт Грендбер и леди Кеннеди.

День первый, 24 ноября

Молодой принц нёсся во весь опор. Макушки деревьев мелькали перед глазами, ветер свистел в ушах, но это лишь раззадоривало. Мороз крепчал. «Убьётся! Ведь убьётся же!» – охал камердинер, бессильно размахивая руками.

Фридрих поднял коня на дыбы и перемахнул через брёвна, сложенные препятствием. Камердинер бросился следом. Звонкий хохот юноши раздался из сугроба.

– Франц, он скинул меня! Клянусь Небом, я назову его Буцефал[1 - Буцефал – имя коня Александра Македонского.]! Но этот конь подчинится мне, не будь я Гогенцоллерн!

– Ваше Высочество! – подлетев к принцу и смахивая с него снег, заквохтал камердинер. – Ну сколько можно возиться с ними? Есть же конюхи у Вас, незачем лично объезжать строптивца!

– Ничего ты, старый дурень, в жизни не понимаешь! – добро засмеялся Фридрих, вынул фляжку и отхлебнул из неё немного коньяка. – Да ради права гарцевать на таком коне я готов сотню падений в сугроб пережить!

Фридрих был младшим сыном прусско-бранденбургского короля Карла I[2 - Альтернативная версия: Карл приходился родным дядей курфюрсту Бранденбурга Фридриху Вильгельму I, занял трон его отца, погибшего в 1623 году, и, воспользовавшись политической ситуацией, назвал Пруссию королевством.]. Изысканно красивый, крепко сложенный и в меру мускулистый, он буквально приковывал к себе взгляды людей, заражая всех безумной энергией, которая плескалась из юноши, как вино из переполненного бокала. Завораживающая своим витиеватым рисунком радужка его глаз отражала цвет неба, идеально ровная кожа говорила о том, что ребёнком он рос здоровым и многие болезни обходили его стороной. На щеках молодого человека играл яркий румянец, а когда он смеялся, обнажались красивые белые зубы. Довершали портрет слегка волнистые золотые волосы, красиво обрамлявшие его скуластое северное лицо и ниспадавшие на мощные плечи.

Принц Фридрих слыл очень привлекательным мужчиной и не стеснялся принимать восторженные вздохи хорошеньких немок. Он был очарователен в своей непосредственности. Ему едва минул 21 год.

Не слушая причитаний камердинера, молодой человек едва ли не вприпрыжку поскакал к дому. Одним рывком отперев дверь, он вошёл в холл, с удовольствием вдохнув запах тлеющих дров, и приблизился к камину, чтобы отогреть руки.

– Надо возвращаться, Ваше Высочество, – промямлил Франц. – Его Величество Вас ещё со вчерашнего дня дожидается…

– По какому такому делу я отцу вдруг понадобился? – бросил через плечо принц. – Уж не женить ли он меня собрался? Рано мне! – сказал как отрезал, от веселья не осталось и следа. – Я не нагулялся ещё. Пусть Августа женит.

Камердинер развёл руками.

Уже неделю принц Фридрих, удалившись от двора, жил в своё удовольствие в старом охотничьем доме среди дубрав. В конюшенном корпусе он проводил большую часть времени. Объезжать новых лошадей и стрелять по тетеревам – это ли не радость для молодого разгильдяя, каким был младший сын короля Пруссии и Бранденбурга?

Но перечить воле отца было нехорошо. Фридрих понимал, что возвращаться в резиденцию всё равно необходимо. Вечером того же дня камердинер снарядил сани, которые увезли юношу в Кёнигсберг.

– Моя дорогая, Вы не могли бы надеть сегодня не траурное платье?

Слова крёстного заставили Анжелину обернуться. Вопрос в её внимательных чёрных глазах пронзил Роквелла насквозь, отчего он даже поёжился.

На первой леди был атласный чёрный пеньюар, из-под полы которого виднелась юбка-секрет. Гостиная в комнатах, которые арендовали тайный советник с крестницей, была одна на двоих, поэтому по утрам девушка и мужчина встречались здесь для первого завтрака. Пока камеристка расчёсывала волосы своей госпожи, советник читал бумаги.

Внезапная просьба политика заставила красавицу отвлечься от витиеватых мыслей, поселившихся в её хорошенькой голове.

– Почему? – наконец озвучила свой вопрос девушка.

Роквелл чуть заметно заёрзал на кресле, но спустя мгновение поднял на любимицу свои кристально-серые холодные глаза и ответил:

– Мы приглашены к фон Лихтен, и я не хотел бы, чтобы немцы знали о Вашем трауре. Мне нужна спутница юная и прекрасная. Достаточно того, что Вы – моя крёстная дочь. Остальное им знать вовсе не обязательно. Да и титула Вашего открывать фон Лихтен я не хочу.

– Я догадываюсь, что эта встреча должна пройти тайно.

– Им не нужно видеть Вас в трауре, – герцог поднялся, подошёл к маркизе и пристально посмотрел в её глаза. – Просто поверьте мне на слово.

– Какова моя миссия в этом деле, крёстный? – откинувшись на спинку кресла, холодно спросила первая леди, и её тонкие пальцы непроизвольно заиграли в нервном танце.

– Очаровать госпожу фон Лихтен, чтобы она перестала трястись за своего сыночка и отпустила уже его к английскому двору.

– Это тот юноша, что учился в Итоне?

– Да, и он должен был остаться в Англии. Но маменька отозвала его, боясь, что в нашем королевстве начнётся смута, – заложив руки за спину и отойдя от девушки, ответил герцог. Подойдя к окошку, он по привычке стал рассматривать происходящее за стеклом. – Помните Штарля?

Анжелина кивнула.

– Вот тогда он и сбежал, а у меня были большие планы на мальчишку…

– Его отец – видный дипломат в Европе.

– Да, родственник Габсбургов… – Роквелл обернулся. – Он не живёт со своей семьёй. Госпожа фон Лихтен – яростная лютеранка.

– Я поняла, крёстный, – опустила шёлковые ресницы маркиза.

Переступив порог Конвентхауза[3 - Жилая часть Кёнигсбергского замка.], Фридрих стряхнул с себя снег. Он понимал, что отец за долгую отлучку по головке его не погладит. Но променять свежий ветер и запах конюшни на скучные вечера в старом замке было равносильно смерти.

Пройдя до своего флигеля, принц заметил светлую фигуру старшего брата, покидающего капеллу Святой Марии.

Август всё ещё носил белый[4 - В христианстве изначально траурные одежды были белыми.] траур. На нём был балахон под стать тем, в какие одеваются священники. Если бы не коронация отца год назад, то старший сын и наследник Карла непременно ушёл бы в монастырь – он серьёзно подумывал обратиться в католичество. Причиной такому решению в жизни молодого мужчины стала смерть любимой невесты Маргариты Испанской[5 - Имеется в виду младшая дочь Филиппа III и Маргариты Австрийской, рождённая 24 мая 1610 года, в альтернативной версии дожившая до 1624 года. Исторически, она умерла во младенчестве.], венчание с которой всё откладывалось и откладывалось после того, как вспыхнули священные войны. Невеста, будучи младшей дочерью Филиппа III, конечно же, была католичкой…

Фридрих остановился.

Август обратил на него взор. Взгляды мужчин встретились.

– Где тебя носит? – сухо спросил старший брат младшего.

– Что понадобилось отцу? – вопросом на вопрос ответил Фридрих.

– Сегодня приём у баронессы Райц, – небрежно отозвался Август, поправляя манжет своего белого одеяния. – Надо быть.