История одного неверующего

История одного неверующего
Рина Басаргина

Верите ли Вы в мавок? А в лешего? Не побоитесь остаться ночью в лесу?

Наум Неверов, юноша просвещенный, не верил, пока сам не повстречал и мавок, и "заложных покойников", и даже Пущевика. Хорошо, что на помощь ему пришли духи-колтки, старый волхв и его внучка Марьюшка. Только чем закончится эта история, только лес знает…

Рина Басаргина

История одного неверующего

Закат, догорая, оставил в небе красные всполохи. Тихо. Спешат лесные жители в норы. Вон зайка пробежал. Торопится домой до темноты успеть, не хочет с ночными хищниками встречаться. И белка, в дупле дерева, перестала шуршать, накрыла бельчат хвостом. Поздно. Всем спать пора.

Только мы с дедом, хвороста собрали, да костер развели. Не успели посветлу с рынка домой вернуться, вот и будем в лесу сегодня вечеровать, вместе с купеческим обозом. Правда, расположились мы с краешку, ближе к лесу, от других людей подальше.

В лесу не страшно. Я всё тут люблю, каждый кустик знаю. Да и деда моего недаром Велесом зовут. Он, как мишка, большой и сильный, людей лечить умеет и лес его любит. В безопасности мы здесь.

– Деда, а сказку ты расскажешь? – смотрю на него и улыбаюсь, от костра тепло.

– Расскажу, Марьюшка – он протягивает мне крынку – Ты пойди – ка, под пенек молочка поставь.

– Зачем, деда?

– Как же иначе? – удивляется он – В гости мы с тобой незваными пришли. Духам леса поклонится следует, уважить. Вот хлеба ещё оставь. Бабушка булочку маленькую на такой случай припасла.

Держу в руках хлеб и крынку, да смотрю в темноту леса. Вроде и не боюсь, да неуютно.

– Страшно там. Темно.

– Ничего не бойся, милая. Боги с тобой, да и я рядышком.

Он гладит меня по спине, и становится не спокойно. Иду, и всему удивляюсь.

– Смотри, деда, а пенек похож на кабана. И не страшно совсем – оборачиваюсь к нему – Я сюда хлеб поставлю? А боги всегда меня охраняют?

– А как же, иначе? Ты их дочка, они всегда с тобой, пока сердце твоё для них открыто – дедушка достает из котомки ужин.

– А нам бабушка хлебушка дала?

– Положила целый каравай. Ты садись к огню поближе. Пока кушаешь, расскажу тебе про серебряную волчицу.

Как же я люблю эти его сказки. Говорят, что сказки придуманные, но я не верю. Все дедушкины истории настоящие, и герои тоже. У меня всегда столько вопросов, мне все интересно.

– Сказку? Страшную? А волчица из чистого серебра?

– Затараторила, егоза – деда улыбнулся – А вот послушай, потом сама решишь.

Он протягивает мне хлеб да молоко, и начинает говорить.

«Жил несколько тысяч лун назад князь. И была у того князя дочь. Старики говорят, красоты несказанной. Приветлива была юная княгиня, в делах искусна, грамоте обучена, во всем хороша. Только косами серебряными, от других отличалась, да глазами желтыми.

Простые люди княжну только на большие праздники видели, да издали восхищались. Так время шло, выросла княжна. Князь в дочери души не чаял. В день ее явления праздник большой устроил. Да как праздник отшумел, беда случилась. Пропала княжна. Вечером, после гуляний, в свою светелку вернулась, а утром нянюшки ее не нашли. Искали долго. Безутешный князь свою дружину не щадил, отдыху не давал, да толку не было. Все, что нашли, следы волчьи у ворот града, да на дороге в лес ведущей.

И вот, печалится князь, дружина ищет. Люди из деревни, и те на поиски собрались. Жалко молодую княжну, но все уж думают, что волки ее задрали, живой не вернется. Три луны прошло, и с восходом солнца, оказалась молодая княжна у себя в тереме, цела и невредима. Да только не помнит, где была, что делала. Но князь рад, что дочь живой вернулась. Порадовались.

Да и жить бы всем по – старому, только стали дети пропадать. После праздника Глашку, дочку старосты, не нашли, а потом еще и еще. Что не полная луна на небе, так ребятенок пропадет. Князь сам на поиски ездил, сколько не искал, только следы волчьи вокруг, ничего более. Дружину в лес снаряжал, да не нашли они волчьей стаи. Вот семь полных лун прошло, почти в каждой избе матери по деткам плачут, а найти душегуба не могут.

Так бы и шло, но увидела жена князя у дочери ларец, а из него пояс обережный торчал, да только простой слишком и короткий, будто детский, не было такого у княжны молодой. Открыла княгиня ларец, а в нем гребешок, птичка деревянная, свистулька, платочек и бусинки, все, что у пропавших деток было. Побежала княгиня к мужу, да все рассказала. А сама плачет, жалко дочку свою. Князь к дочери кинулся, а светелке снова никого, только за околицей волчий вой.

Выбежал князь, видит, стоит дочь его на опушке леса, волосы распустила, серебром они в свете полной луны сияют, а вокруг нее стая волчья, ластятся, руки лижут. Только она на них не смотрит, а с князя глаз не сводит.

«Что делать будешь, батюшка? Ведь убить меня должен» – а сама усмехается, и клыки волчьи в свете луны блестят, меняют нежное девичье лицо.

«Уходи, и больше не возвращайся, сам я недоглядел, сам и платить буду, перед народом своим ответ держать. Как же ты зверем лютым стала, деток малых не пожалела? Ничего кроме проклятья моего не скажу тебе. Оставайся навсегда волчицей, никогда больше образ дочери моей прекрасной не принимай».

Засмеялась девушка и в волчицу превратилась, бока серебром отливают, глаза льдом холодным сверкают. Слышит князь в мыслях своих ее голос: «Прощай, тятенька, только не властен ты надо мной, свободна я теперь, захочу – уйду, захочу – вернусь и свое возьму. А с тобой враги мы отныне». Упал князь на колени и заплакал, да только беду не отвести, горю не помочь…»

– Что же ты, старик, ребенку голову морочишь? Истории страшные рассказываешь. Где это видано, чтобы люди волками оборачивались? Мы в семинарии разные науки изучаем, да такого не слышали. Быть этого не может! Есть такая наука биология, все звери в ней изучены и человек тоже. Нет там такого, все это сказки глупые.

Смотрю я, а это юнец-семинарист заговорил. Он тоже с обозом шел, к костру подсел, и разговор наш слушал, да деду моего словом обидеть захотел. Вон важный какой сидит. Сапоги щегольские, кафтан да фуражка из ткани дорогой, а еще книги у него есть, сама видела, в саквояж их прячет. Видно богатый барчук. Только я деду в обиду не дам, даром, что маленькая.

– Вы, дяденька, как видно, в городе живете, про сказки наши, былички, про жителей лесных не знаете поэтому. В лесу кого только не встретишь, а уж двоедушника-оборотня легче легкого повстречать.

– Смотри-ка, заговорила, пичуга – семинарист засмеялся, да по голове меня погладил – Что же ты про жителей лесных такого знаешь, чего я не знаю? Зайцы, белки, медведи, волки тут живут. Никаких оборотней не бывает. Детям сказки страшные рассказывают, чтобы они в лес не бегали.

– А вот и не прав ты, дяденька. Забыл про хранителей лесных. Про лесавок, пущевика, ауку-путанника, дедушку-лешего и мавок несчастных. Много кто в лесу живет, они тут и хозяйничают, а мы в гости к ним приходим – я сердится начала. Почему же он мне не верит? Сидит передо мной, да ухмыляется.

– Вижу, что просвещение ваших краев не коснулось – вздыхает семинарист, и смешно закатывает глаза – Да, у нас в городе такого нет. Люди книги читают, в театры ходят, и в нечисть не верят.

Смотрю, а деда не сердится, только в усы усмехается.

– В городе все по-другому, ваше благородие. А у нас тут по старинке – говорит спокойно, протягивая руки к костру – В лесу мы с вами. Ночь на дворе, не стоит хозяина гневить, чтобы со слугами его не встречаться.

Правильно деда говорит. Вот возьмет леший, да запутает этого неверующего, будет водить по лесу, да не отпустит. Так всегда бывает, пока не догадается человек, одежду вывернуть, да так шиворот навыворот ее одеть, и лапти местами поменять, с левой ноги на правую, с правой на левую. Но барчук ничего понимать не желает, вон щеки как надувает, да глазами моргает, видно злится.

– Эх, что с вами говорить, темень беспросветная. Внучку жалко, никакого просвещения. Доеду до дома, попрошу матушку, к себе ее взять. В доме нашем все слуги читать и писать умеют. А ты и этому девчушку не научишь, так и пропадет, веря в то, чего нет.

Тут уж я не смолчала. Мы хоть и не богатые, в барских домах не служим, да только с бабушкой и дедом, честно трудимся, людей лечим, да дружно живем, нас никак разлучать нельзя.

– Что ты, дяденька? Никуда я не пойду! Хоть род у нас не знатный, но и мы на земле нужны. Мы людям помогаем. И ты зря нам не веришь, мы ведь видели жителей лесных. И я, и деда. Ты если не боишься, позови, они и тебе покажутся.

– Что за люди? Как нести знания и свет в массы, если массы ничего понимать не желают? – барчук вскочил, да заходил туда-сюда вокруг костра – я не боюсь того, чего не существует! Все эти рассказы называются «фольклор». Ну вы-то точно не знаете этого слова. Его недавно ввел в употребление английский ученый Уильям Томпсон. Фольклор – это часть культуры народа. Мы культуру эту в семинарии изучаем. Да только нет в этих сказках не слова правды, все выдумано людьми.

– Не боишься, так позови – рассердилась я на него, глупый парень не понимает, как страшен может быть лес – Из всех жителей лесных, мавки быстрее всех придут, они мужчин молодых любят. Позови, да имя свое скажи, чтобы уж наверняка.

– Тише, Марья, не стоит беду кликать – деда встал на ноги, смотрит строго на меня, потом на юнца – Прости нас, твое благородие, мы наукам не обучены, может ты и прав. Ночь уже. Спать пора, завтра дорога длинная.

– Не буду спорить, старик. Что с вами говорить, не всех можно просвещать. Я вам делом докажу – барчук повернулся к лесу, да как закричит – мавки, и прочие лесные бесы, если вы есть, явитесь. Зовет вас Наум Неверов, человек образованный, со светом знания.

Вот тут уж я сама испугалась. Люди с обоза замолчали, да на нас смотрят, видно тоже боятся. Ждут, что сейчас из леса мавки набегут. Только мавки не пришли, а к костру вышел купец, дядя Илья. Крупный мужик, сильный, все его знают, все со словом его считаются. Самый сильный и самый богатый у нас в волости. Осмотрелся. На семинариста, волком зыркнул, от такого взгляда и взрослые мужики, разбегались. Все знают, нрав у купца крутой. Помолчал, а потом говорит грубо.