Гибель Лодэтского Дьявола. Второй том

– Нет, мона Махнгафасс, ни о чем таком я не думаю, – равнодушно ответил Гиор; его лошадиное, грубое лицо оставалось бесстрастным. – Я крайне рад приобрести заказчицу, которой нужен полный гардероб: от верхних платьев до мелочей, – я думаю лишь об этом.

– Нет, вы думаете… Подруги мне признались, что считают все вокруг: что я выхожу за богатство и положение господина Совиннака.

Гиор Себесро замер на пару мгновений, что-то собираясь сказать, но затем взял за ручку сундук и приподнял его.

– Доброго дня, мона Махнгафасс, – попрощался он, выкатывая сундук из гостиной. – Увидимся вновь в день венеры, в это же время.

________________

Маргарита вернулась в свою спальню, села за письменный стол – узкий, с наклонной столешницей, накрытый таким же голубым сукном, как покрывало кровати. В ожидании жениха девушка решила не бездельничать – она взяла с полки учебник меридианского языка и, раскрыв его, начала читать:

«"Дабы общность шла к процветанию, раздели ее на четыре". Так, во благо всей общины, первые – священствуют, вторые – воюют, третьи – трудятся, четвертые – в устрашение прочим, изгнанья достойны. А путей благих в жизни всего три: духовный, воинский или мирской.

Высший духовный путь ведет человека в семью призванных служить Богу людей, в Экклесию. Не имеет значения при этом ни место рождения человека, ни его наружность. Духовный путь дает власть и достаток: без желания духовенство нужды не знает, и даже священник четвертого сана стоит выше, чем король любого из королевств. Но со служителя Бога спрос строже в четыре раза, чем с мирянина, и в восемь раз, чем с воина. Нельзя священнику не блюсти целомудрия и отступать даже на шаг от устава Экклесии. Пенитенции он имеет строжайшие за малейшие провинности. Прелаты, хоть иной семьи, кроме Экклесии, не имеют, имя себе возвращают и мирскую семью славят высокою своею должностью.

Первый сан, прелатский, – это восемь кардиналов или восемь сердец Экклесии. Совет кардиналов духовный суд вершит, и глава его – первый кардинал. Возраста он старческого, чтобы страсти все утихли, да воистину благочестив: его напитанная верой душа, что дуб вековой, не одряхлела и не ослабилась, разумение его крепкое и мудрое. Каждые четыре с половиной года первый кардинал отходит на покой и выбирает восьмого кардинала. Может кардинал происходить из епископа, а может и из любого другого достойного священника, даже из брата. Назначается священник на первый сан с началом возраста Возрождения и до окончания своего второго возраста Благодарения, с тридцати шести и до сорока с половиною лет. Ежели кардинала преждевременно смерть постигнет, то совет кардиналов решает, как ему быть.

Второй сан, прелатский, епископы или надзирающие, – это глаза, уши, руки и ноги Экклесии, а всего епископов шестнадцать. Они наместники Святой Земли Мери?диан по миру, наместники кардиналов. Назначают настоятелей храмов и монастырей, приходы обследуют, коронуют – власть земную передают. Духовным судом не судят, но подают на отлучение от веры в Святую Землю Мери?диан. Назначает же их совет кардиналов из тех отцов, что высокое доверие заслужили да приход в процветании оставили.

Третий сан – отцы, настоятели монастырей или храмов, – это головы и уста Экклесии. Они за свой приход отвечают и судить мирян за провинности могут, но не отлучать от веры – сперва доносят о злодеяниях епископу, а уж тот кардиналам. Заботятся отцы о довольстве братьев: и ежели те не получают хлеба, мяса или рыбы на вес осьминой меры, а также по четыре яйца в день, то такой приход может быть распущен или же сам отец пострадает.

Четвертый сан – это тело Экклесии, – это братья или никто, ведь все мы братья и сестры, все мы приобщаемся через веру к телу Экклесии. Братья делают всё, что велит им отец их храма, даже подаяния просят. Но над мирянами и воинами сила власти у брата такая, что он может назначить пенитенцию даже королю и повелеть тому встать на колени пред храмом.

Все священники имеют четыре повинности: проведение ритуалов, проповедничество, труд плоти и труд разума. Кто-то лечит при монастырях, кто-то обучает послушников, кто-то выращивает травы, священный мак или плоды. Свободное время они на науку тратят, мыслят над природою всех вещей и свою лепту в знание внести силятся. Духовенство не распределяет блага мирян и воинов, не берет на хранение золото и ценности, не вмешивается в мирскую власть и в войны не за веру, но заверяет мирные грамоты да строго спрашивает с нарушителей договора, – за что и положена Экклесии десятина.

Воины получают больше всех послаблений, пенитенции имеют самые слабые, могут, ежели ныне ратуют, не соблюдать предписаний времени и в храм не ходить. Плоть, поскольку силу держат, постной пищей умерщвлять не обязаны и в числе трапез не ограничены. Приобщение дарами стихий имеют без жертвенной платы, если есть на то добрая воля священника.

Первый воинский ранг – вожди. Короли занимают высшую ступень в ранге: господина над господами. Всегда король – это рыцарь, то есть воин Бога. В первый ранг вождей также входят принцы, герцоги и маркграфы, но только если они рыцари. Вожди могут свое войско иметь и возглавлять его под своим знаменем. Все остальные, если и имеют войско, то назначать людей воинами не могут – должны это делать с милости своего господина и подчиняться своему господину. Десятина от всего добытого в войнах жертвуется Святой Земле Мери?диан, половина прочего делится между всеми воинами, четверть отходит вождю войска, а еще четверть – королю, если сам вождь войска не король, не первый господин.

Второй воинский ранг – это герои. Им может стать любой рыцарь, даже не из благого рода, но с ходатайства своего господина. К герою в Меридее особый почет – везде он желанный гость и нужды знать не должен, иначе позор его господину. Рыцарское достоинство с героя может лишь Экклесия снять, да лишь по ее велению разрешается отбить шпоры такому рыцарю. Герой получает право возглавлять войско, но под знаменем своего господина. От добытого в войне, если сам не первого ранга, получает как вождь осьмину. Судить героя лишь сам король может, а смертный приговор заменяется герою на служение Святой Земле Мери?диан, на участие в Священной войне, покуда Экклесия не позволит ее покинуть.

Третий ранг – это рыцари, воины Бога, благородные или неблагородные. Рыцарь имеет право убить без греха любого, но не священника. За кощунство или вероломство может «Суд семи рыцарей» лишить недостойного мужа рыцарского звания, только не героя. Главный на воинском суде – это первый рыцарь. Он вправе даже принца наказать по всей строгости устава. Король же, восьмой судья, может миловать, забирая себе вину недостойного. После смерти короля, кронпринц назначает чтимого рыцаря первым воином – так, до коронации, первый рыцарь, а не кронпринц, на короткий срок становится главой всех воинов королевства и помогает Экклесии власть передать законному наследнику.

Четвертый ранг – все остальные, кого на службу воинскую взяли и чести такой удостоили. Служить они должны, пока их господин им уйти не позволит. На время службы их семьи подати не платят, а после службы опять же послабления да вольности имеют, но в каждом поколении должен служить хотя бы один муж, иначе столь щедрых милостей семьи лишаются.

Миряне – все те, кто в миру обретаются. Для закона они делятся на свободных людей и несвободных; свободные – на вольных, надельных, служивых и торговых людей.

Первое сословие – аристократы, и все они не только землевладельцы, но еще единственные землеробовладельцы; могут любые сборы на своих землях устанавливать, владеть соляными, рудными, каменными приисками, даже серебряными и золотыми, то бишь монету печатать. Наследуют они от предков благородство облика, отличаются правдивостью и ясностью разума, ведь с юных лет растятся в культуре, вере и строгой морали, – вот и служат другим мирянам примером нравственности, справедливости и, главное, щедрости. Должен господин судить своих землеробов и семьи из них делать, защитой им быть и опорой в бедствиях, не то – случалось и такое в Истории – разбегутся от жадного владетеля землеробы, а имущество пожгут его прочее.

Второе сословие – незнатные наместники короля, принца, герцога или маркграфа – это судьи, градоначальники, управители, ректоры и прочие в высокой должности. За живость разума и чистоплотность помыслов доверено наместникам представлять в миру воина первого ранга. Каждому власть так отмерена, что не перечит силе остальных наместников. Все из второго сословия равны, все они господа, и нет среди них того, кто выше или ниже другого, то бишь приказывать они друг другу не могут. Воины четвертого ранга в подчинении наместников возможны, но не более.

Третье сословие – все иные свободные люди. Всех их одно объединяет: и златокузнец, и сукновал, – все они равные права в мирском суде имеют, раз подати платят. А коль человек лишь ремесло вольное знает и скитается, то тоже, дабы не быть бродягою, должен выбрать место для уплаты податей. Через год полное право судиться получит, иначе только судимым быть может. Ученики воинов и послушники сюда же относятся – без ранга или сана судят их как мирян, да и сами они в мирской суд подать могут.

Четвертое сословие – несвободные землеробы, неимущие родового имени и прав владения. Они подати платят работою, снедью или же всем, чем пожелает их господин, на чьей земле они родились и чью землю они самовольно покинуть бесправны. В суд они обратиться не могут, только к господину своему или его наместнику, но те не по закону их судят, а как посчитают полезным и верным. Добрая участь – родиться землеробом щедрого господина, незавидный удел – обретаться под жестоким хозяином, да вот есть и хуже доля людская – уродиться презренным бродягой или же стать им. Бродяги не имеют вовсе прав, бродят вне сословий и закона, а кто-то и единения с Богом не имеет, и к вере должным образом не приобщен.

Вот и всё, что надо знать о трех благих путях. Выбор зависит как от рода человека, так и от его устремлений, но не стать ни землеробу, ни его сыну рыцарем, как бы ни служил человек усердно. Однако имеется путь особый: ежели жаждет воин звания рыцаря, то надлежит ему служить напрямую Экклесии – воином-монахом, воином веры, целомудренным и благочестивым быть. Но даже воином-монахом тому не бывать, кто пришел в семинарию и давал обеты, да затем, поправ клятву, изменил высшему из путей».

Маргарита закрыла учебник меридианского языка и взяла «Географию». Она открыла карту мира – гравюру на плотной бумаге. На севере за Линией Льда лежала снежная шапка, на юге еще большая – огромный континент выжженной земли, – Сольтель. Говорили, что за Линией Льда было невозможно дышать от стужи, а у тех, кто подходил в Сольтеле к Линии Огня, вспыхивали волосы и одежда. Меридейцы пока завоевали два маленьких выступа Сольтеля на побережье – Санде?л-Анге?лию и Нибсе?нию. Сандел-Ангелия тянулась острым клыком к Санделии – именно оттуда совершали когда-то безбожники нападения на Меридею, но потом всё изменилось: нынче меридейцы воевали в том жарком континенте.

Земли, что называли меридианским миром (куда распространилась вера и где жили меридианцы), напоминали Маргарите развалистый цветок с пятью лепестками. Огромный западный лепесток – это сверхдержава Санделия, занявшая половину континента Меридея, восточный лепесток – большой полуостров Леони?я, и маленький северный отросток – полуостров Тидия, вотчина Лодэтского Дьявола. Зато с севера Тидию будто продолжал великий остров Орзения – их разделял лишь узкий пролив Пера?. А середина «цветка» – это была Оренза. С севера к Меридее приближались еще два «лепестка»: остров Аттардия, похожий на свинорылого кита-убийцу, да второй великий остров Лодэнии, Морамна. На востоке мира находились два континента: Северная Варвария и Южная Варвария. Гигантская Большая Чаша и меньшая Малая Чаша, два океана, разъединяли Варварии и меридианский мир. На западе разлилась Бескрайняя Вода с несколькими островами, последним из которых был остров Лито?.

Маргарита обвела обратной стороной палочки для письма родную Орензу: получалась замечательная фигура с двумя зубцами: горный кантон Сиренгидия остро выступал на северо-востоке, поднимаясь к мысу Встречи Двух Морей, а Лиисем на юго-западе «стекал» вдоль Луве?анских гор к княжеству Баро?. Девушка вздохнула, думая о том, что Сиренгидию – «Край тысячи ручьев», родину ее матери и единственное место в Меридее, где не было аристократов или несвободных людей, после тридцати шести лет пребывания под защитой Орензы снова захватило Ладикэ. Заполучило благодаря святотатству Лодэтского Дьявола, который едва не устроил бойню в Великое Возрождение, поглумился над всеми верующими и дерзнул не убояться Конца Света в Главный Судный День или проклятия за это от самого Бога.

«Разве это справедливо, Боже?! – возмущалась Маргарита. – Почему же ты не сжег этого варвара молнией, а позволил ему подчинить нашим врагам Сиренгидию? Ладикэ столь ничтожное королевство! Вдвое меньшее, чем Лиисем: у ладикэйцев не хватило бы сил, даже чтобы завоевать Бренноданн. Всё это чудовище из Лодэнии и его адское оружие! Теперь Ладикэ вместе с Сиренгидией такое же, как Лиисем… Несправедливо! Жители кантона даже говорят на разных языках с Ладикэ! Сиренгцы говорят на орензском наречии, ладикэйцы – на смеси лодэтского и бронтаянского – на, должно быть, самом отвратительнейшим из говоров… Что останется от Орензы, если и Лиисем отпадет, как обещал в своей речи герцог Альдриан? Кругловатая, как раздутый живот, фигура с небольшими отростками и впадинами? Мы же один народ с одним языком…»

Ее Языкознание распространялось не дальше орензского и меридианского, но она слышала суждения о шести основных языках Меридеи. Самым красивым признавался меридианский. Орензский и санделианский оспаривали второе место. Самым логичным и простым был аттардийский язык; он напоминал рычание хищного зверя из-за любви аттардиев сдваивать не только букву «Т», но и букву «Р». Твердый язык лодэтчан из-за «цоканья» и «ёканьея» навевал мысли о звоне схлестнувшихся мечей, а долгая «м» у бронтаянцев казалась гулом падающих камней на металл. Благозвучными языками лодэтский, аттардийский и бронтаянский в Орензе не считались.

– Вот потому что у лодэтчан и ладикэйцев такие языки, они лишь воевать и убивать умеют, как варвары, грабить всё и разрушать, – уверенно произнесла Маргарита. – В Бронтае хоть много всего полезного из металлов делают, например, врезные замки. А аттардии рычат, как звери, ведь они наглые. Так все в Орензе говорят: «Наглее аттардиев одни черти!» Бальтин…

Девушка перевела взгляд на остров в Бескрайней Воде, вытянутый по вертикали у Линии Льда.

– От западных берегов Аттардии до Бальтина целых две Орензы поместятся, – говорила вслух девушка. – Наверно, восьмиду надо плыть, хотя я плохо в этом понимаю. А Бальтин, оказывается, большой – как шестая или даже пятая часть Орензы. Сколько же людей убил Лодэтский Дьявол за семь лет? Тысячи мужчин? Сотни тысяч? И им совсем некуда было бежать: в Меридею нельзя, а поплыви они на запад, так приплывут по Бескрайней Воде к другой стороне Варварий – и их убьют чудовища или люди со звериными головами, какие там живут. В Сольтеле убьют кровожадные безбожники… Экклесия не объявляла Священную войну на Бальтине – это аттардии просто-напросто решили прихватить себе еще один остров, а Лодэтский Дьявол и их ужаснул своей жестокостью, как рассказывал Оливи. Ортлиб так же считает… Лодэтчане те же варвары, правда, не все варвары кровожадные. Южные варвары, хоть и язычники, но с ними торгуют, привозят от них приправы, шелка, редкие масла и благовонные смолы. Они строят такие же пирамиды, как шатры храмов, но на земле и без шпилей, и верят, что умершая плоть может возродиться, поэтому хранят усопших в подземельях. Сколько же призраков бродит в тех землях, страшно представить! Будет справедливым, если Священную войну объявят и там тоже. Разве можно спокойно жить и знать, что возродись ты в тех краях, тебя обрекут на страшную участь вечного скитания по земле без плоти – станешь так голоден, что не описать, а утолить голод и жажду не сможешь, – будешь столь несчастным, что возненавидишь всех живых людей и захочешь им мстить. Наверно, южные варвары сами себя наказали – житья им нет от призраков. Или призраки у них лишь по подземельям бродят?.. Кроме этого ужасающего обращения с усопшими, южные варвары неплохие: они никогда на нас не нападали – ни один их корабль не пересекал вод Большой Чаши. Правда, у них вообще нет кораблей – только маленькие лодочки. Я вот бы уплыла оттуда, где водятся столь жуткие твари – крокодилы: сомы с зубастой пастью и людскими ногами – они и плавают, и по земле быстро бегают, а как настигнут человека и пожрут его, то плачут над его головой, – какие же бессовестные лицемеры! Еще южные варвары поклоняются навозному жуку, катающему шар, потому что откуда-то знают, что Гео круглая. Они представляют нашего Создателя большим жуком, а наш мир шариком из навоза. Ортлиб говорит, что они несильно ошибаются про навозный шарик… Зато древние меридейцы до рождения Божьего Сына думали, что наш мир плоский. Они не знали, что мы живем на шаре и, благодаря чудесам нашего Создателя, как-то не скатываемся с него. И раз мир – это шар, то Бескрайняя Вода вовсе не бескрайняя, но ведет к землям Варварий по другую сторону от Меридеи, а там живут не только страшные люди с песьими головами, циноцефалы, но и похожие на медведей великаны с человечьими лицами, вылупляющиеся из яиц, – все они людоеды. В тех землях водятся мантикоры, драконы, виверны, кентавры, онокентавры, химеры, ехидны, гарпии и грифоны, – и кого еще только там нет, даже улитки там огромные и плюются ядом, а цветы могут слопать лошадь. А может, поплыви бальтинцы в ту сторону, то они нашли бы чудесный остров Зайта?ю? Вот там нет никого страшного, там горы из сладкого белого хлеба и марципана, с деревьев свисают то леденцы, то цукаты, то конфеты. Кирпичи там – из сахара. И дороги, и дома, – всё из сахара, а мяса, любого, сколько хочешь: жареные гуси растут в земле из шафрана, а копченые окорока – в песке из черного перца. Зайтайцы – они как мы, люди, но с заячьей головой, – у них всё-всё как у нас, только у них шляпы с прорезями для ушей. Зайтайцы более всего на свете любят капусту – ее там растет мало, не то что колбас – там целые кусты из колбас! В Зайтае все дни длится Сатурналий: там все счастливы, все поют и танцуют днями напролет, не зная нужды, и там все равны в положении, как в Элизии, – нет ни бедных, ни богатых. Там все носят красивые одежды и рубиновые ожерелья, кушают с золотых подносов и спят на лебяжьем пуху… Правда, где же точно эта чудесная Зайтая, мы не знаем – вот и на карте ее нет. Ни один корабль, какой в наши времена отправился к другому побережью Варварий, не вернулся назад, поскольку и в Бескрайней Воде так много чудовищ, что не сосчитать… И ни одно из них почему-то не напало на корабль Лодэтского Дьявола, когда он плыл до Бальтина и обратно, – нахмурившись, пробурчала девушка.

Маргарита немного помолчала над картой, вернулась глазами к Орензе и стала повторять то, что выучила:

– Королевство Оренза с запада граничит со сверхдержавой Санделия по линии Лувеанских гор. И правда – сверхдержава! Такие огромные земли занимает всего одно королевство! А второе огромное королевство – это Бронтая. С востока Орензу отделяют от Бронтаи самые высокие из гор Меридеи – Веммельские горы. Они начинаются в кантоне Сиренгидия, огибают на востоке Орензу, затем продолжаются вдоль южного побережья полуострова Леони?я – там когда-то водились львы, как в Варвариях, но они все помёрзли в Скорбном веке… Горы разграничивают Бронтаю и маленькие страны южного побережья этого полуострова. Из них ближе всего к Орензе королевство Лодва?р, затем королевство Антола?, следом идут Ни?борда?жд, спорные земли – Верхняя и Нижняя По?дении, Лаа?рснорсда?жд, а высоко в горах – королевство Дерта?я. Последнее из держав Южной Леонии – королевство Ламно?ра.

«Интересно, чего не поделили люди в Южной Леонии? – задумалась девушка. – Все они говорят на орензском наречии, все когда-то были одним королевством Антола, а теперь там бесконечные войны…»

Подумав немного, она продолжила вспоминать то, что учила об Орензе:

– Самое крупное герцогство Орензы – Лиисем. На севере Лиисем граничит с герцогством Мартинза, а на юге с княжеством Баро? и королевством Толидо?. В центре княжества Баро – Святая Земля Мери?диан, центр нашего мира. Принцы Баро? – ровня королям, их единственных из всех принцев в Меридее, Экклесия коронует… Интересно, почему так?.. Самая крупная река Орензы – Лани, исток какой в Веммельских горах. Впадает Лани в Фойиское море, что на севере Орензы. Самый крупный город Орензы и его столица – это Бренноданн. Еще Бренноданн второй по числу жителей город Меридеи: он уступает лишь столице Санделии, Моа?отессу. Второй крупный город Орензы – наш Элладанн. Он находится вдали от опасного из-за сольтельских безбожников южного побережья Хинейского моря, лежит на севере герцогства Лиисем, но на юге всей Орензы. Третий крупный город Орензы – у Лувеанских гор, недалеко от северного побережья и Фойиского моря, – город Идерданн, знаменитый монастырем с чудотворной статуей мученицы Майрты. В предместье Идерданна я как раз родилась… А окончание «данн» в названии города – это «дан на волю того-то», то есть все крупные города Орензы, названые в честь мучеников веры, отданы под их покровительство. Четвертый крупный город-порт в устье Лани – Реонданн, пятый – город на дороге от Лани до Элладанна, – Нонанданн. Столица Мартинзы – Мартинданн…

Маргарита невесело смотрела на карту: всё, что она выучила, возможно, стало Историей, а не Географией.

«И это из-за Лодэтского Дьявола, кого никто сюда не звал и у кого нет ни единой достойной причины помогать ладикэйцам!»

Она перевела взгляд на северо-восток карты, на Лодэнию, и подумала, что два его огромных острова, Орзения и Морамна, и полуостров Тидия с тонким перешейком напоминают спины больших рыбин.

«Аттардия – похожий на кита-убийцу остров, столь нагло открыла пасть своей свиной головы на Сиренгидию… зато это королевство хотя бы не притворяется безобидным. А Лодэния… Три рыбины едва показывают спины, спрятали под водой зубастые головы, будто вот-вот поднимут их – да перекусят Меридею на две части. А они уже это сделали! Лодэтский Дьявол пришел в Орензу, в самое узкое место континента. Боже, спаси нас всех и Нонанданн!»

Маргарита перекрестилась, убрала учебник в стол и прилегла на кровать. Подобрав колени к груди и свернувшись, словно дитя, она думала над тем, что вчера рассказал дядя, – вести из Нонанданна, по его словам, опять обнадеживали: войско Лиисема успешно отбивало атаки, уничтожало врагов и защищало дорогу на Элладанн. Продавцы на рынке уверили Жоля Ботно, что самое позднее через восьмиду, к зиме, барон Тернтивонт погонит прочь и ладикэйцев, и Лодэтского Дьявола, а Альдриан Лиисемский заставят всех своих врагов расплатиться их же землями. Маргарита не знала, что думать: не верить в добрые известия причин не было, но нехорошее предчувствие не давало ей покоя. Ортлиб Совиннак не рассказывал невесте о положении дел в Нонанданне, только убеждал ее ни о чем не волноваться.

Тревожные мысли Маргариты прервал вбежавший без стука русоволосый, румяный Филипп.

– Жена-их прикатил! – смеясь, сказал он. – Ты – после жена, а он – щас жена! Их жена – жена-их!

– Тоже однажды жена-ихом будешь! Чего смешного, дурачок? – спросила Маргарита, садясь на кровати. – Над ним смеешься или надо мной?

Она взяла с прикроватного стула зеркальце и осмотрела себя, решая: снять ли платок, как всегда делала для возлюбленного, или нет.

– Над вами обоями, – ответил Филипп. – Я-то разумею меридианский, – хитро прищурился подросток. – Знаю, за чё вы в беседке шепшаетесь!

– Так ты подслушиваешь?! – замахнулась на него рукой Маргарита, но Филипп увернулся и убежал, прыская смехом.

– Не за чё, а о чем! – прокричала Маргарита ему вслед. – Твой орензский – ужасен, а меридианский – тем более!

________________