Мотивы убивать

Я осторожно приоткрыла дверь и заглянула в комнату. Меня тут же схватили и закружили в вальсе.

– Радость моя, – напевал Скин. – Я создал, я сделал, у меня получилось!

Мне наконец удалось вырваться из его объятий. Потирая замотанное раздраконенное плечо, я отступила в дальний угол. На всякий случай.

– Теперь, по крайней мере, голодная смерть нам не грозит. Прекрасное вышло мясо, и не скажешь, что искусственно синтезированное: какой цвет, какая идеальная волокнистость, а запах – мммм! Вот, посмотри, понюхай! – он подлетел ко мне и стал совать в лицо металлическую кювету, наполненную фаршем.

– Фу, Скин, убери это, меня вырвет сейчас!

Прекрасно понимаю, что лежащее в кювете, формально, не мое, но фактически оно – от меня. И сей факт не добавляет аппетита.

– Ну и зря, – он как будто бы даже обиделся. – Я рассчитывал на гораздо менее позитивный результат. Самое главное – это скорость синтеза! За час, девочка моя, за час я изготовил несколько десятков килограммов. Настало время готовки!

Он отставил кювету, ухватился обеими руками за надежно закрытый здоровенный жбан и, страдальчески согнувшись под его тяжестью, направился к выходу.

– Я займусь кулинарией, – донеслось до меня уже из коридора. – Это не требует отлагательств, ибо народ жаждет и алкает. А ты, будь добра, приберись тут.

Ничего нового. Раньше подобная эксплуатация вызвала бы очередной виток ненависти, но сегодня я очень рада внезапному шансу порыться в Скиновских закромах.

Руки привычно возвращали на полки сброшенные инструменты, протирали рассыпавшиеся порошки и пролитые суспензии, подметали осколки колб. Мне не впервой ликвидировать последствия очередного всплеска ученого восторга или печали, это дало мне некое понимание того, как тут, где и зачем лежит – у Скина была своя логика размещения. Вот, например, этот шкаф мне без надобности, там только кислоты, щелочи и волосы с трупов. На полках тоже нет ничего интересного – инструменты, горки ногтей, какая-то шевелящаяся желеобразная масса, колбы.

Я в отчаянии закусила губу. Осталось каким-то образом осмотреть около двадцати под завязку забитых стеллажей, примерно столько же ящиков и коробок, и это если опустить рабочий стол и всякие потайные закрома под потолком.

Где же? Где же ты? На месте Скина я хранила бы тебя в «матрешке» из сундуков, каждый из которых был бы заперт на три амбарных замка. Во избежание нашествия всяких любопытных Рим.

«Если хочешь что-то спрятать – положи на самое видное место» – внезапно всплыло в голове. Любимое, и никогда не нарушаемое правило Скина.

– На самом видном, на видном месте, где же, – бубнила себе под нос, осматривая его письменный стол. – Подождите, ну конечно!

Прямо над столом в качестве декора пару лет назад Скин прибил олений череп. Декор оказался весьма функциональным: на рогах теперь все время что-нибудь висело, из глазниц торчали писчие принадлежности, а в ноздри мужчина обожал засовывать свернутые в свитки рецепты.

Прости меня, олений череп, мне пришлось выломать тебе пару зубов, чтобы вытащить зажатый между ними крохотный пузырек. «Anti-zombie serum»

– Скииин! Я все убрала, помочь тебе на кухне?

*

Было вкусно. Внезапно. Похоже на кроличье мясо.

Люди вокруг тоже были довольны. Еще недавно вопившие о неэтичности поедания пищи на основе человеческой «матрицы», сейчас они с радостью за обе щеки уписывают ее. Правда, Скин на вопрос о доноре ответил что-то о последней, случайно выжившей лабораторной мыши, но исключительно здоровой, жирной и наваристой.

– А знаете, кто обнаружил эту мышь, принес мне и тем самым обеспечил нас всех едой? Кого надо благодарить? Риму! – торжественно провозгласил Скин, отсалютовав мне тарелкой. По его коже пробежала еле заметная рябь. Не заметил?

Мне вяло поулюлюкали, махнули кулаками, дескать, вперед, боец, и воцарилось сосредоточенное жевание.

– Ну что ж, после вкусного обеда, по закону Архимеда, полагается поспать, – зевнул суровый рыжебородый лесоруб. Раздалось согласное сонное гудение.

– Подождите, всем спать нельзя! – всполошился Скин. – Башня защищена, но все может внезапно пойти не так, нужны бодрствующие и бдящие, эй, просыпайтесь! Вы что, издеваетесь?

Он перебегал от одного жителя к другому, тормошил их, поливал водой, насильно пытался открыть глаза – бесполезно. Живые остатки города все, как один, крепко спали.

– Да что же это, – в растерянности повернулся ко мне ученый. И только тут заметил уже очевидное волнение кожи. рябь превратилась в бурлящий и пузырящийся шторм.

Он медленно осел на пол. Взглянул мне в глаза.

– Реакция отравления… Ты нашла… Сыворотку?

Я кивнула.

– Меня… моим же изобретением, – он из последних сил изобразил некое подобие улыбки. – Не разочаровала… Ученик… превзошел… учителя…

Кожа Скина подернулась мутной белой пленкой. Я дотронулась до нее – вязкое вещество отвердело. Навсегда.

Знаете, кто вас обеспечил отличным мертвым сном? Кого надо благодарить? Риму!

***

Чувство вины и жажда мести – одни из самых главных двигателей человеческой деградации.

Когда я сжигала глоссиную кладку, мною двигали эгоизм и обида. Я осознанно лишила пострадавших от укуса зомби людей надежды на излечение. Это была очистка мира от паразитов.

Но потом, после далеко не символического акта сожжения надежды, ноги сами понесли меня домой. Многие выжили, может быть, и их часы смогли сохраниться. Мне хотелось еще раз дотронуться до них, это успокаивало.

И, да, несколько экземпляров все-таки спаслись и продолжали спокойно делать свою работу, отмеряя секунды. Мне стало любопытно, как изменились ритмы людей после всего произошедшего, но еще больше почему-то волновали их дальнейшие колебания.

Я наугад взяла один из сохранившихся атрибутов времени, отодвинула заднюю крышку, повернула маленькую, незаметную несведущим, шестеренку, переводя прибор в «режим будущего», и тут же с криком выронила его. Меня буквально обожгло неистовым пламенем отчаяния и страха, которое внезапно обрывалось на тонкой, жутко звенящей ноте. То же самое с другим ритмом, и с третьим, и с шестым. Всех их обладателей ждала мучительная гибель в ближайшее время. Страшная настолько, что даже я при всей своей непереносимости людей никому бы такого не пожелала.

И я решила спасти их всех. По-своему.

И вот передо мной – комната, полная навеки уснувших. Не самый плохой конец, по-моему. Тем более, что одна – моя – доза Скинового зелья зажата в кулаке. Вина отчасти искуплена, месть свершилась. Пора останавливать и собственный ритм.

Сзади раздался стук и деликатное покашливание. Алистер.

Вы когда-нибудь видели плачущего зомби?

– Не знаю, проклинать тебя или благодарить, – сказал он, безумно улыбаясь сквозь слезы. – Одним и тем же поступком ты погубила город и спасла мою дочь. – Девочка-зомби осторожно выглянула из-за его спины. У нее на руках копошился какой-то крупный сверток.

– В силу своего возраста Мика чрезвычайно любопытна и непослушна. Ей стало интересно погулять возле озера, и она побежала к нему, мы с Норан не успели ее остановить. Когда я прибежал туда, то ожидал увидеть рой глоссов, сладострастно впивающихся в кожу Мики, но обнаружил только спаленную кладку их яиц.

Мне известно, кого Скин послал за ними. Я не рассказал ему, не бойся, так что по крайней мере об одном предательстве с твоей стороны он не знал, считай это моей благодарностью. Но видеть тебя я не могу.

Он помолчал, задумчиво рассматривал мною устроенное кладбище внутри башни. Мика ковыряла носком рваного кеда землю, из ее свертка раздалось кряхтение, и Алистер будто очнулся.

– Знаешь, ты ведь сейчас на ближайшие пару километров – единственное живое существо из плоти и крови. А маленьким зомби, как ты знаешь, нужно свежее мясо.

Резким движением он повалил меня на землю.

– Твой поступок противен мне, – пропыхтел Алистер, всем весом наваливаясь на меня и не давая пошевелиться. – Временная ткань почти поглотила тебя, Рима, ты стала слишком опасной даже для самой себя.