Михаил. История любви

– Не надо ничего объяснять! И так всё понятно!

Артур вскипел, но ещё сдерживался. Не проливался через край.

– Послушай, Михаил. Это не то, что ты думаешь. Просто конкурс. Лотерея. Если угадаешь победителя, выиграешь биткоин.

– Нет! Это не для меня! – выкрикнул это так браво, словно выпрыгнул из стерильной пробирки.

Глаза кавказца сузились и налились свинцом, и стали походить на две пули, которые он намерен выпустить и навсегда со мной покончить. Он стоял и молчал, и ворочал тяжёлыми мыслями.

Мне стало понятно, что он не простит. Что ж, пусть не прощает. Меня тоже учили не прощать, когда прощать недопустимо. Я развернулся и быстрым шагом направился к выходу. В дверях столкнулся с Дудоровым, старым школьным товарищем, и очень удивился, увидев его здесь, на производстве похоти и разврата.

– Ты что здесь делаешь?

Санёк вздрогнул. Он тоже не ожидал меня встретить. Повертел головой и похлопал белёсыми ресницами, как это делал в детстве, и нахально оскалился.

– Иду к тубитазу. Пойдём со мной. Вместе отольём!

Глянув свысока, я нехотя согласился.

– Пойдём. У меня есть для тебя минута.

– Минуты хватит. Если нет простатита.

Я хмыкнул и пошёл вслед за ним.

В мраморном туалете, среди чёрных унитазов и нарочитой позолоты, Санёк поведал мне самый омерзительный план, какой только можно было придумать: он собирался участвовать в конкурсе, снимать штаны перед публикой и стрелять своей спермой в глазастый зрительный зал!

– Ты что? Охренел?

– Ну да… охренел.

Санёк скис, виновато глянул и рассказал, как целый месяц готовился, соблюдал диету и воздерживался от спиртного, а тут – бац! – сорвался, злоупотребил и заимел проблему с эрекцией.

Я слушал вполуха, соблюдая неприязнь и отрешённое сожаление. Санёк не отставал, положил ладонь на свою взволнованную грудь и стал просить, умолять и клянчить: помоги, да помоги!

– Будь другом!

Я пожал плечами.

– Да чем же я тебе помогу!

– Выступи вместо меня, – заговорщицки произнёс Санёк.

Отшатнувшись от него, как от бубонной чумы, я растерял слова для ответа. А Санёк всё говорил и говорил:

– Очень надо. Миша! Выручи. Выступи вместо меня. Ты не беспокойся, никто тебя не узнает. Ты будешь в маске. Лица никто не увидит. Будет виден хрен.

Я взорвался.

– Ты соображаешь, что говоришь?

– Соображаю. Мне нужен твой хрен. Твой хрен – моё имя. Ну что? Договорились? Сделаем это вместе! Биткоин поделим пополам.

– Отстань! – выкрикнул я с такой силой, что звякнули чёрные унитазы. Расправил плечи в стареньком пиджаке от Armani, напряг бицепсы и поиграл желваками.

Санёк содрогнулся, приложил обе ладони к губам и постучал ими по прикрытому рту.

– Тише!

Тише я не мог. Я был переполнен взрывчаткой, которая вот-вот детонирует.

– Ты соображаешь, что говоришь? Чтобы хрен обнажился на сцене? Да не бывать такому никогда!

Санёк опять захлопал ресницами: хлоп, хлоп! Точь-в-точь, как в детстве, когда не хотел сознаваться, в чём он набедокурил.

Я оттолкнул его и пошёл прочь. Сан плёлся за мной и говорил, говорил…

– С работы попёрли. Жена бросила. Оставила трёхмесячного ребёнка.

Я не слушал. Пробирался к выходу. Скорее на свежий воздух! Скорей домой, на диван, к компьютеру и чашке кофе.

Сан схватил меня за руку и резко дёрнул.

– Стой!

Я остановился, хотел ему врезать, но почему-то передумал. Что-то меня подкупило в его изменившемся и потвердевшем облике.

– Послушай, – сурово произнёс Дудоров, – Давай по-другому. Ты побудешь с моим ребёнком, а я сбегаю, поищу помощи.

Досадливо скривившись, я открыл рот, чтобы отрыгнуть возмущение: с каким ещё ребёнком! Но тут до меня дошло, что здесь, в этом логове разврата, находился маленький ребёнок. Его серая неприглядная коляска, не раз побывавшая в «Second Hand», кричаще диссонировала с окружающей роскошью.

– Ты притащил сюда ребёнка! – возмутился я, и мой голос, как раскат молодого грома, гулко прокатился по вестибюлю.

К нам повернулись любопытствующие. Сан поёжился и прошипел:

– Тише, тише.

Я ударил его в грудь, но несильно, так, чтобы обозначить отрицательную энергию. Сан ответил мне тем же. Публика поспешила и окружила нас кольцом. На сытых лицах проступил азарт: давай, врежь ему! Я бы врезал, да подскочил швейцар, подоспел администратор и появился хозяин клуба.

– Что здесь происходит?

– Пошли отсюда, – засуетился Сан и покатил коляску.

Я пошёл за ним. Даже не знаю почему: пошёл и всё.

Вскоре мы очутились в гримёрке. Это была просторная комната, оборудованная гримировальным столом, специальным креслом и настенным зеркалом. За ширмой стояла кушетка.

Сан поставил коляску за ширму.