Михаил. История любви

– Посидишь с ребёнком. Всего пять минут. Я добуду допинг и вернусь. И проблема будет снята.

– Нет, постой! – запротестовал я. – Мы так не договаривались. Никаких наркотиков!

Сан сжал зубы.

– Не будь чистоплюем. Миша! Смотреть на тебя противно.

У меня опять зачесались кулаки: самое время врезать. Я порядочный человек. Почему я должен смотреть, как кто-то нюхает героин, снимает штаны и онанирует на публике?

Тут заплакал ребёнок. Я заглянул в коляску: это был сморчок, совершенно непохожий на ребёнка. Но Санёк, видимо, любил этого сморчка.

Он метнулся к коляске и принялся сюсюкать и остервенело качать, пока ребёнок не успокоился.

– Пятнадцать минут, и ты будешь свободен.

Я засомневался.

– А если ребёнок заплачет?

– Покачаешь, – Санёк показал, как надо покачать. – Дашь соску. – Санёк показал, как дать соску. – Если выплюнет, засунешь обратно.

– Куда обратно?

– В рот!

– Нет, я так не могу.

Сан соорудил кулаки. Я отступился. Чёрт с ним! Пусть идёт!

Дудоров ушёл. Я остался.

Дежурство у коляски не составляло для меня труда: ребёнок вёл себя спокойно, стрелял глазками и чмокал соской. Симпатичный оказался парень. Такой же белобрысый, как Санёк. Не хотелось бы, чтобы он вырос придурком. Таким же придурком, каким являлся его отец.

Прождав минут десять, я услышал стук в дверь. Открыл. Вошли двое в белых халатах и саквояжами в руках. Закрыли дверь на ключ. А потом представились: щеголеватый лет сорока, был сексологом, а вахлаковатый лет пятидесяти – психиатром.

– Профилактический осмотр, – милейшим голосом произнёс сексолог и разложил на столе инструменты: тонометр, секундомер, аппарат ЛОД-терапии при сексуальной дисфункции.

«Ё-моё! Когда же вернётся Санёк?»

Я стал доказывать, что нахожусь здесь случайно, что Дудоров скоро вернётся и сам пройдёт этот осмотр.

Сексолог не слушал, делал своё дело и задавал вопросы:

– У вас есть сексуальные дисфункции?

Я не понял:

– Что?

– Дисфункций нет, – заключил сексолог, и я послушно кивнул: конечно, нет.

– Будем сдавать кровь на биохимию.

– Нет! Кровь не надо. По поводу крови обращайтесь к Дудорову.

Сексолог не слушал. Продолжал своё.

– Кровь будем брать из вены. Снимите пиджак. Закатайте рукав. Расположите руку на столе и поработайте кулаком.

Он вскинул надо мной сорокамиллилитровый шприц.

Когда-то сексолог был знаменит, имел свою клинику и преуспевал за счёт мужских проблем. Но потом, после ряда судебных разбирательств, он лишился лицензии, потерял клинику и все имеющиеся регалии. Теперь подрабатывал в ночном клубе.

Другой мужчина, психиатр, ни в чём не участвовал. Он склонился над коляской и посюсюкивал. Ребёнок ему улыбался. Оба были довольны: младенец с обликом Санька и грузный мужчина в образе мясника.

– Пацан? – спросил психиатр, покачивая коляску.

– Пацан, – согласился я.

– Умм, – уважительно отозвался психиатр.

Он тоже был знаменит. У него была психиатрическая клиника. Но психи никому не нужны. Всех психов направили в крематорий. Пытаясь их защитить, психиатр возмутился, апеллируя к принципам гуманизма. Но человеческий гуманизм не являлся гуманизмом для пришельцев из космоса. Психиатр поплатился всем, чем дорожил, что составляло его жизнь. Он остался без клиники и медицинской практики и теперь подрабатывал в ночном клубе.

Большой, харизматичный, с лукавым ленинским прищуром, он располагал к себе и вызывал доверие. Глянул мне в глаза, проник в глубину души, и сразу полегчало. Проблемы отодвинулись, и я перестал сопротивляться. Сел на стул и положил руку на стол.

– Поработайте кулаком.

Я поработал.

– Сожмите руку в кулак.

Я сжал.

Минуя сексолога, мой взгляд неотрывно следил за психиатром. Я увидел, как глаза выкатились из орбит и, уносимые сквозняком, поплыли по воздуху. Вся комната заполнилась полупрозрачной ватой. Краски и звуки угасали. Мир сделался невыразительным, размытым, почти неосязаемым. Последнее, что я услышал – это довольно твёрдый приказ:

– Раздевайся!

В отключке я пробыл недолго. Когда очнулся, сексолога в комнате не было. Мной занимался психиатр.

Обнаружив, что раздет до трусов и пристёгнут наручниками к креслу, я задёргался и забился, как попавшая в клетку птица.

– Пустите меня! Пустите!

– Не дури, – строго предупредил психиатр.

– Я не Дудоров! Вы это понимаете?

– Понимаю. Ты не Дудоров! Ты лучше Дудорова! Ты лучше всех конкурсантов. Будущий победитель!