Миры и судьбы. Том 2

Свадьбу Арнольда и Норы планировали сыграть, когда девушка окончит институт, но, уже сдав сессию на третьем курсе, Нора поняла, что беременна.

Дальше откладывать было некуда. Свадьбе быть! И быть в это лето.

Закрутилась-завертелась подготовительная суматоха.

Дикий токсикоз измучил девушку и совсем не улучшил ее норовливый характер.

Обе семьи ходили по струночке, лишь бы угодить, лишь бы не вызвать очередную истерику с криком и слезами.

Но, слава Богу, все имеет начало и конец.

Отгремела свадьба, отплясали гости, молодожены уехали в любимую Норой Москву. Сидеть в гостиничном номере, наслаждаясь медовым месяцем, было некогда.

Семья Норы дано получила выездную визу. Теперь нужно вписать в нее Арнольда, пройти собеседование в посольстве и… можно паковать чемоданы.

Основная часть денег уже выведена из страны, плацдарм для начала безбедной жизни в Америке подготовлен…

* * *

Дружба Гриши с Лейбом давно сошла «на нет», а в последние годы и Двойра с Раисой перестали общаться.

Да что там общаться. Раиса, случайно встретившись с соседкой, плевала ей вслед и проклинала неизвестно за что. Но это всем было неизвестно, а Раиске очень даже известно!

Это чертов Гришка не захотел помочь Лейбу встать на ноги, только и умел, что говорить: иди работай; а сам? сам-то снимает денежку со своего обувного цеха, в котором работают другие! Другие, а не он! Вы слышите, люди?!

Это зазнайка Арник не захотел «как надо» позаниматься с Ноликом и несчастный мальчик завалил экзамены и попал в этот, Богом проклятый, Вьетнам, где и сложил голову!

И некуда несчастной матери даже пойти поплакать, потому что никто не знает, где могилка сына. Люди! Ну разве это справедливо!? Бог, куда ты смотришь?! Почему их не накажешь?!

Люди обходили стороной продолжавшую кликушить во все горло Раиску, но что может быть страшнее проклятий убитой горем полубезумной матери? Кто их услышал? Бог или Дьявол?…

* * *

Уже в декабре, за две недели до Нового года, Арнольда вызвали во всем известное учреждение на Бебеля. Думая, что нужно утрясти какие-то вопросы с выездной визой, Арнольд, чмокнув еще спящую жену, даже не попрощавшись с родителями, надеясь вернуться через час-полтора, вышел из дома… чтобы никогда в него больше не вернуться.

Из кабинета КГБ его прямиком отправили в СИЗО, прилепив ту самую пресловутую «бабочку», восемьдесят восьмую статью.

По Обвинению в Незаконных Валютных Операциях.

Нора ждала мужа до вечера, не особо волнуясь, мало ли какие дела могут у него быть. Но когда Арнольд не пришел ночевать, семья забеспокоилась всерьез.

С утра были задействованы друзья и партнеры, и уже к вечеру стала известна судьба мужчины.

Нору, с диагнозом: преждевременные роды, увезли в больницу, Гриша просил помощи у всех, к кому мог обратиться, пытаясь как-то помочь сыну, но все только разводили руками: если бы любая другая статья, да хоть убийство, можно бы было о чём-то говорить и договариваться, но «бабочка» – здесь бессильны даже самые сильные.

Неожиданно начавшиеся у Норы схватки, так же внезапно прекратились, но она оставалась в больнице под наблюдением врачей, готовых в любую минуту прийти на помощь.

Нора родила только после Нового Года, который она встретила дома у мужа, не желая оставлять Гришу и Двойру одних в такой тяжелый момент.

Роды были тяжелыми, ребенок родился только через сутки после начала схваток, обвитый пуповиной, посиневший, без признаков жизни. Только благодаря врачам мальчика удалось реанимировать. Нора решила назвать его Гришей, в честь свекра.

О том, что у него родился сын, Арнольд так и не узнал. Накануне родов жены его отправили по этапу в Москву.

Что спровоцировало арест? Кто написал кляузу? Кому был «оттоптан мозоль»? Чей кусок хотел (да и хотел ли?) отнять мужчина, уже одной ногой, стоявший за пределами родины, об этом никто сообщать не собирался.

Выкормыши Феликса умеют хранить свои тайны

***.

Уезжать с родителями без мужа Нора наотрез отказалась. Она продолжала надеяться, что каким-то образом Арнольда удастся откупить и освободить.

Марк, с которым Нора всегда была так близка, заглядывал в рот своей жене и не хотел ничего и никого слушать, настаивая на скорейшем отъезде.