Миры и судьбы. Том 2

У Арника все это было.

Уже на последних курсах института он с головой ушел в валютные махинации.

Не остановили его ни слёзы Двойры, ни уговоры Гриши, ни пресловутая «бабочка», статья за незаконные валютные операции… расстрельная статья.

Гриша не собирался никуда ехать. Его бизнес процветал, все было схвачено, окучено и проплачено. Ехать в чужую страну и начинать все по-новой? зачем? Но Арник, как и Нора, бредил Америкой, видел в эмиграции распахнутые горизонты для своей деятельной натуры.

В Городе оставались родители и две младших сестренки, продавать ни квартиру, ни свой цех Гриша не собирался, а потому Арнику капитал нужно было сколотить здесь и сейчас. А потом умело вывести его за границу по отработанной схеме.

* * *

Всегда и везде есть кто-то главный. Над главным есть тот, кто главнее. Над тем, кто главнее, есть Самый Главный.

Самым Главным в среде валютчиков Города был пятидесятилетний Мотя-Золотко.

Прозвище свое он поучил не только из-за своего немерянного состояния, не только потому, что был он, в пику всей нации, огненно-рыжим, не потому, что все зубы, потерянные в одну из отсидок, были вставными, золотыми, но и из-за своего имени.

Звали Самого Главного – Матвей Давидович Гольдельман.

Мотя-Золотко давно устал от вечной жизни «под бабочкой», денег у него было столько, что вполне хватило бы на сто безбедных жизней, а потому уже какое-то время назад, Мотя стал оформлять документы на выезд.

Да и было ему ради кого и жить и покинуть страну.

* * *

Несколько лет тому, когда Мотя всерьез начал приобщать Арника к своему опасному бизнесу, доверять юноше не только мелкие операции, но и поездки в Москву, где было нужно «разруливать вопросы» с вышестоящими бонзами, возвращавшиеся машиной из поездки в столицу, его «мальчики» привезли Моте «подарок».

Весело гогоча, подтрунивая друг над другом (а вдруг Моте «подарок» не понравится? что тогда будет?), во двор дачи, где отдыхал после трудов тяжких, распаренный в бане, Мотя, завели девчонку.

Таких фиалковых глаз Мотя не видел ни разу в жизни. Такая густая пшеничная коса ниже пояса бывает только на картине. Такая пышная грудь может возбудить даже импотента.

– Ну и зачем она мне? – лениво окинув взглядом девушку, спросил Мотя.

– Как зачем, Матвей Давидович? Вы посмотрите, какая краса! А сиськи какие! И все свое, натурпродукт! Да и потом она девственница!

– Откуда знаешь? – полюбопытствовал Мотя:– Сам проверял?

– Как можно?! Что Вы говорите такое! Мы ее прям из села, прям из огорода умыкнули.

– Вот дУрни, – Мотя подошел к девушке, двумя пальцами поднял подбородок… и утонул в фиалковых глазах.

– Зовут тебя как, девушка?

– Леночка, – голос был едва слышен, в глазах блестели слёзы.

– Ладно, по домам идите, завтра утром расскажете, что там и почём.

Юноши, так и не зная, одобрил Мотя «подарок» или нет, разъехались по домам.

Девушка все так же продолжала стоять, не зная, куда деть руки, как вести себя с этим непонятным человеком.

– Ты не бойся. Насиловать я тебя не собираюсь. Захочешь домой, мальчики тебя завтра отвезут, а захочешь остаться – моя спальня напротив твоей комнаты, – Мотя позвал прислугу и велел отвести девушку в комнату, которую он указал.

Леночка проревела всю ночь. А уже под утро в постель к Моте скользнуло вымытое до скрипа, нежное девичье тело.

Поздно утром, завтракая на террасе дачи, Мотя, взвешивая каждое слово, предупредил:

– Захочешь домой – отвезут. Захочешь к другому уйти – отпущу. Вздумаешь гулять – убью.

И Леночка сразу поверила – этот убьет, ни на секунду не задумается.

Но ни домой, ни к другому Леночка так и не захотела. Она без памяти влюбилась в рыжего еврея, который носился с ней, как с королевой.

А когда, очень скоро, Леночка поняла, что она беременна, Мотя развелся со своей женой, которая так и не смогла подарить ему наследника.

Жена Моти не очень-то и огорчилась. Ей уже насточертело жить в вечном ожидании, когда ее мужа посадят, а огромная квартира с видом на Оперный и чемодан денег, окончательно подсластили пилюлю.

Мотя получил Леночку, а его жена свободу, которой тот час же воспользовалась, заведя молодого любовника… а потом еще одного.

Родившиеся мальчишки-близнецы, такие же огненно-рыжие, как и их отец, окончательно укрепили положение Леночки.

Отныне и навсегда для всех она была Еленой Васильевной, и не иначе.

Спустя какое-то время после рождения близняшек, Арник, с виноватым видом, подошел к Леночке:

– Елена Васильевна, Вы простите меня, что я Вас тогда так, прям за косу с огорода вытащил и в машину запихал, как мешок картошки.

Леночка улыбнулась:

– Ну что ты, Арник, если бы не ты, я и сидела бы в своем огороде, не встретила любовь всей своей жизни. Так что не переживай, я на тебя не сержусь.

Вот так жизнь расставила приоритеты: Леночка, которую привезли игрушкой, в подарок, стала Еленой Васильевной и обращаться к ней теперь нужно только на «Вы», а он остался Арник и «ты»…

Арнольда покоробило от такой ухмылки судьбы, и он старался как можно реже пересекаться с молодой женой Моти.

Вскоре Мотя с семьей навсегда покинул Город. Где он осел, какой из городов старушки-Европы или штатов Америки выбрал своим пристанищем, никто из оставшихся так и не узнал.

* * *

Из всех своих учеников и подельников Самого Главного Мотя не выбрал, а потому на вершине пирамиды оказались сразу три человека, одним из которых был Арнольд, сын Двойры и Гриши, жених Норы.

Арнольд часто ездил в Москву, и с удовольствием брал в поездки Нору.

Девушка не была ему помехой, проводя время, когда жених был занят, в прогулках по городу, в многочисленных галереях и музеях, заходя иногда в знаменитые московские магазины… ну так… посмотреть… не стоять же ей в очередях, в самом деле.

Арнольд знакомил ее со своими московскими, и не только, друзьями.

Свободно владея четырьмя иностранными языками, Нора всегда была душой общества, развлекая непринужденной болтовней «зарубежных партнеров» своего жениха. Обеспеченная жизнь била ключом, обещая всегда быть такой же яркой и безбедной.